Люди, которым поручено было по распоряжению управления следить за перемещениями этих подозрительных личностей, детально все фиксировали, но сами ничего не предпринимали, как было условлено с Виктором Ивановичем Гоголевым.
Казалось, ничто не говорило о том, что ювелир и его окружение так поспешно исчезнут из города как это произошло сегодня на рассвете.
В 4.30 к дому Садыка подошла легковая машина. За рулем сидел старик в папахе. Было еще темно, и лица его наблюдавший не видел Затем старый «форд» заезжал в слободку за Феофаном и его сожительницей цыганкой Маргаритой Сундуновой, и вчетвером они отправились на Дербентскую, 21. Из машины, которую завели во двор, вышли все. И... больше не появлялись. И во времянке на Дербентской, по-видимому, тоже никого нет Машина стоит во дворе до сих пор, а приехавшие на ней люди и одинокий обитатель времянки бесследно исчезли
Шукаев хмуро выслушал отчет Шахтанова
— В дом на Дербентской после их исчезновения из ваших людей никто не входил?
— Нет Мы строго придерживались инструкции — ничего не предпринимать
— Спасибо. Это лучшее что вы могли сделать. — сказал Жунид.
— Мы где-нибудь допустили ошибку? — забеспокоился старший лейтенант
— Нет — успокоил его Шукаев — Просто досадно Мы постоянно опаздываем Вы не могли знать что подвальные помещения этой хатенки и соседнего большого здания сообщаются Они и ушли через подвал. Единственное что видимо ваши люди не досмотрели так это
— Что?
— Или кто-нибудь из них себя обнаружил, и потому преступники приняли такие предосторожности, или., или этот ювелир очень уж хитер Хотел бы я знать, где они теперь.
— Мне кажется, мы должны ехать прямо туда,— заметил Дараев.
— Ты прав, Вадим,— кивнул Жунид и повернулся к Шахтанову.— Анвар, гостиница подождет. Давайте на Дербентскую
* * *
Окраинная мощеная улица. Темно, пусто. Трехэтажное здание, о котором говорил -на допросе Парамон Будула-ев, было единственным и выделялось на темнеющем фоне неба черным прямоугольником. В верхних этажах — квартиры, внизу — продмаг и какие-то конторские помещения — на дверях висело несколько разнокалиберных вывесок.
«Эмка» остановилась за квартал, и они подошли сюда пешком. От стены высокого дома отделилась фигура.
— Ты, Хайдар? — спросил шепотом Анвар Шахтанов.
— Я.
— Ну, что?
— Ничего. Тихо
— Ладно. Мы идем туда
— Мне с вами?
— Да. Это, Хайдар, товарищи из Черкесска
— Здравия желаю! Сержант Латипов.
— Здравствуйте,— протянул ему руку Жунид.— Давайте попросту Я — майор Шукаев. Это — капитан Дараев, лейтенанты Сугуров и Маремкулов Идемте Ближе познакомимся завтра Абдул, Арсен, осмотрите-ка здесь подвалы,— он показал рукой на трехэтажное здание — Они должны иметь сообщение с подвалом вон той хибарки. Той, да?
— Да,— подтвердил Шахтанов.
Будулаев не солгал Одно из многочисленных ответвлений заброшенного полуподвального помещения в жилом доме рядом с подозрительным обиталищем грузного человека, явившегося из Черкесска (Жунид был уверен, что это Буеверов) соединялось узким проходом с погребом времянки Проход был просто завешен мешковиной
Они проникли в домик с двух сторон Жунид, стараясь не производить шума, открыл наружную дверь своей знаменитой отмычкой из набора, полученного некогда от Семена Дуденко, а Арсен и Абдул — через подвал
Времянка была пуста.
Короткий обыск (света они не зажигали, посвечивая себе фонариками) сразу обнаружил немаловажную улику Под раскладушкой, стоявшей незастеленной в одной из двух маленьких комнатушек домика, валялся скомканный брезентовый плащ с капюшоном. Он весь задубел и засох от грязи и был измазан не то известью, не то цементным раствором. В погребе — молодая картошка, полмешка муки, бочонок с вином, так, во всяком случае, заявил Маремкулов, понюхав пробку.
В комнатах — никакой обстановки. Два колченогих стула, матрац на полу, накрытый грубошерстным одеялом, матрац на раскладушке и груда пивных и водочных бутылок на кухонном столике-шкафчике возле плиты.
— Больше нам здесь делать, по-моему, нечего,— сказал Вадим Акимович, гася фонарик.
— Поедем к ювелиру,— решил Жунид.— Но сначала — вот что. Анвар, я думаю, мы оставим здесь, внутри, Хайдара и лейтенанта Маремкулова. Устроим им мышеловку. Чем черт
не шутит — не исключено, что они возвратятся... Помните, в «Трех мушкетерах» у Дюма гвардейцы Ришелье организовали такую мышеловку в особняке Бонасье? Вот и мы позаимствуем из классики...
— Кто-то должен сделать это же в слободке, у Феофана,— напомнил Дараев.
— Арсен. Мы завезем его,— обращаясь к старшему лейтенанту, сказал Шукаев,— даже если придется дать крюк. У Феофана надо тоже оставить засаду. А у Омара Садыка нам
с Вадимом хотелось бы побыть подольше.
— Есть! — воспринял это как приказ старший лейтенант.— Едем!
— Сейчас. Еще осмотрим двор.
Старый довоенный «форд» стоял во дворе. В машине они ничего не нашли, во дворе — тоже. Ключа от зажигания не было.
— Все-таки мне кажется, что они вернутся,— сказал Жунид.— Преступники обычно группой идут на дело, но разбегаются по одному. Когда запахнет жареным, у них — каждый за себя... Ладно. Поехали!
В слободке они задержались не более пяти минут. Наблюдавший за домом цыганского барона оперативный сотрудник местного угрозыска, торопясь и робея перед краевым начальством, доложил, что с утра никаких перемен нет... Никто не являлся. В доме, скорее всего, пусто.
Обыск у барона они тоже сделали очень поверхностный — не было времени. В сундуке нашли довольно много отрезов, поношенных вещей, вероятно, краденых, две обоймы патронов от пистолета. Оружия не было.
Оставив Арсена, уехали.
За усадьбой Омара Садыка никто в тот вечер не следил. Дербентскому управлению тоже не хватало людей. Пост был снят днем, часов в пять.
Попали они к шейху не сразу. Пока Жунид возился с калиткой, пытаясь отворить запор снаружи, во дворе подняла оглушительный лай собака, метавшаяся на цепи, судя по лязгающим металлическим звукам, разносившимся по всему переулку.
— Кто? — спросил изнутри женский голос.
— Милиция! Открываете,— приказал Жунид.— Анвар, вы останетесь здесь. Если кто появится — берите сразу, без разговоров.
— Есть.
После долгих расспросов и препирательств, женщина впустила их. Это была еще довольно красивая смуглая горянка лет сорока. Закрываясь рукой от света фонаря, она неохотно повела их в дом. По дороге цыкнула на бесновавшегося пса. Тот умолк, но продолжал рычать, пока за ними не закрылась дверь прихожей.
— Где мастерская? Быстро!
Она молча показала вниз. С веранды, по-видимому, опоясывающей дом с трех сторон, исключая фасад, в подвал вели крутые каменные ступени.
Спустившись, они очутились перед дверью, окованной медными листами.
— Как вас зовут? — спросил Шукаев у женщины.— Вы жена Омара Садыка?
— Бахор. Не жена. За домом смотрю.
Она говорила отрывисто. В ее чуть раскосых, очень крупных черных глазах Жунид не заметил ни боязни, ни озабоченности. А голос ее, глуховатый, низкий, казался злым.
Бахор подняла с полу почему-то валявшуюся здесь гирю от ходиков и с силой стукнула три раза в медную обшивку двери.
Ей пришлось повторить эту манипуляцию три раза, пока, наконец, за дверью не послышалось шарканье ночных туфель. Кто-то подошел к двери с той стороны, постоял молча.
— Открывайте! — крикнул Вадим Акимович. Никакого ответа.
И вдруг человек за медной дверью издал странный звук, заставивший обоих вздрогнуть. Это было нечленораздельное мычание. Но Бахор нисколько не удивилась.
— Манаф,— сказала она.— Он глух и нем от роду.
Мастер. Патент у хозяина есть. Не знаю, чего хотите...
Говорила она по-русски довольно чисто, с небольшим акцентом.
Манаф потоптался перед дверью.