Заметка в «Терских ведомостях» за 1914 год, которую искал Жунид, попалась ему на глаза далеко не сразу. Он переворошил кучу пожелтевшей бумаги, от которой исходил легкий запах прели и пыли, начитался всяких курьезных рекламных объявлений.

Доктор Исбах фон Краузе иисал, что в течение трех месяцев с помощью безвредных пилюль гарантирует роскош­ный бюст плоским женщинам, вдова Агриппина Атаманчико-ва предлагала «по недорогой цене» уроки вязания, а девица «иностранного происхождения» Альбина Тутти искала место гувернантки в «добропорядочном семействе».

Редакционная заметка в разделе полицейской хроники гласила, что у известного и уважаемого в городе ювелира С. И. Чернобыльского при невыясненных обстоятельствах по­хищен бриллиант голубой воды в двадцать шесть с полови­ной каратов, якобы один из двух знаменитых бриллиантов персидского шаха, подаренный носледним в начале XVIII века богатой французской путешественнице, посетившей Иран. Затем бриллиант попал к русскому купцу Лаврентьеву и был куплен Ротшильдами.

Сейф, в котором бриллиант хранился у последнего его владельца Чернобыльского, оказался нетронутьш. То есть, как тотчас решил Жунид, либо у похитителя были и ключ, и шифр к сейфу, либо бриллиант вовсе не был похищен.

Заканчивалась заметка просьбой ко всем читателям га­зеты, которые могли пролить свет на историю похищения, сделать это за вознаграждение в пять тысяч рублей, положен­ное ювелиром С. И. Чернобыльским.

Жунид отложил подшивку, расправил затекшие плечи, встал и подошел к окну, выходившему на улицу, примыкав­шую к городскому парку.

По брусчатке шли колонны красноармейцев. Где-то вда­ли, за поворотом улицы запевал удалявшийся высокий муж­ской голос: «Броня крепка, и танки наши быстры...»

Жунид достал папиросу и с досадой стал разминать ее пальцами, табак крошился на подоконник. Люди идут на фронт, а он копается в древних газетах и за три недели по­исков ничего еще не добился  Собственно, зачем он связался со всеми этими делами сразу? Поручено ему и Дараеву было расследовать убийство инкассатора в Дербенте и ограб­ление кассира шахарской фабрики, а он, почувствовав явную связь между несколькими преступлениями, происшедшими в марте — мае, схватился одновременно за все. Может, не стоило этого делать?

Шукаев не успел мысленно ответить себе на не давав­ший ему покоя вопрос, потому что вошел Дараев.

Лицо у Вадима Акимовича было усталое и злое. .Он сел на диван, отодвинув подшивки и даже не глянув на газеты.

—  Проклятье!..

—  Чего ты ругаешься?

—  Я уже побывал в семи школах, просмотрел сотню учебников с вырванными страничками — эти лоботрясы из четвертых классов пачками выдирают страницы. Суета сует и томление духа!..

—  Среди них есть семьдесят восьмая?

—  В том-то и дело, что есть. В трех. Все три семьи я уже проверил. Это в разных концах города. Люди вполне порядочные, у всех твердое, надежное алиби. Никто из чле­нов этих семей не мог совершить убийства.

—  Надо продолжать,— спокойно сказал Шукаев.

—  Легко сказать.

—  Не скули, Вадим. Надо. Я дам тебе в помощь Маремкулова, его Гоголев куда-то посылал, а с сегодняшнего дня он снова в моем распоряжении.

— Много от него проку. Давай Семена лучше. Жунид вздохнул.

—  Не могу. Семен мне понадобится самому. Вот приедет Арсен...

—  Ладно. После обеда отправлюсь опять по школам. Абдул — так Абдул. А что это? — он ткнул пальцем в под­шивку.

—  «Терские ведомости». Владикавказская газета.

—  Я вижу, что газета. Но за каким чертом она тебе по­надобилась?

—  Еще сам не знаю. Во всяком случае, кроме неясных подозрений, у меня ничего конкретного нет. Да и тебе сей­час совершенно лишнее — забивать голову. Ищи мне «Родную речь». И поскорее.

—  Ладно, идем обедать.

—  Нет. Ты иди, я потом. Мне еще нужно кое-что про­смотреть.

Когда Дараев ушел, Жунид достал из шкафа папку с материалами по краже в ювелирном ларьке и стал искать протокол допроса продавщицы Фатимат Паритовой. Он пере­листал все бумажки, скрепленные скоросшивателем, с нача­ла и до конца, потом повторил всю процедуру наоборот, уже медленнее и внимательнее, перелистал с конца,— протокола не было.

— Что за чертовщина? — Шукаев сел на диван, медлен­но вглядываясь в каждый листок, просмотрел еще раз — ре­зультат тот же: протокол допроса Паритовой бесследно ис­чез. На металлическом креплении скоросшивателя не оста­лось даже следов вырванных страниц. Он бросил папку на диван и поспешил к шкафу. Открыл дверцу и стал рассмат­ривать папки, в беспорядке лежавшие на полке. Разве так они лежали вчера?.. Вот эта сдвинута, а первая и вторая поме­нялись местами... Может быть, брал Вадим? Да нет, он ушел чуть свет. Не вставал же он ночью, тайком?

Потратив еще полчаса на проверку остальных четырех папок, Шукаев обратил внимание, что протокол допроса Итляшева был измят и надорван, как будто его тоже пытались вынуть из скоросшивателя, но почему-то не сделали этого. Что-нибудь помешало? Или кто-нибудь помешал?

Жунид положил папки на место и стал лихорадочно со­ображать. Кто мог войти сюда беспрепятственно? Прежде всего — сам Гоголев, Дараев и Арсен. Отпадает. Секретарь Виктора Ивановича? Едва ли. Старик работал в управлении более двадцати лет. Безупречен. Кто еще? Практически лю­бой работник аппарата — с разной долей риска, конечно.

— Новая заковыка,— вслух сказал Шукаев.— Помимо нас еще кому-то небезразличны документы по этим делам...

Он снова вернулся к шкафу, осторожно изъял из папки протокол допроса Итляшева и отнес в техэкспертизу, попро­сив провести срочный дактилоскопический анализ. Еще че­рез сорок минут выяснилось, что на бумаге были отпечатки пальцев нескольких человек: Итляшева, читавшего протокол, прежде чем подписать его, Дараева и его самого. Значит, либо никто из посторонних не касался листка, либо касался в пер­чатках.

Вчера они отсутствовали целый день, Вадим Акимович был в городе — ездил по школам, проверял семьи тех детей, у кого в хрестоматии оказалась вырванной в числе других семьдесят восьмая страница. Виктор Иванович тоже был в ко­мандировке.

Жунид вышел в приемную к секретарю Гоголева, пожи­лому человеку в очках, печатавшему что-то на машинке.

—  Иван Петрович, кто-нибудь заходил вчера?

—  Леонтьев был,— с готовностью отвечал старик, отры­ваясь от машинки.— Оставил сводку и ушел. А больше нико­го. Все ведь знали, что Виктор Иванович уехал в Ставрополь.

—  Из младшего персонала?

—  Васюкова заходила.

—  Только в приемную?

—  Да, а что случилось, Жунид Халидович?

—  Нет, ничего. Она долго пробыла тут?

—  Да нет. Посидела, поболтала. Работы у нее сейчас нет. Нового начальника угро все еще не дали. И неизвестно, ког­да дадут. Вот ей и скучно. Минут десять-пятнадцать пробы­ла. Я выходил, правда, Петру Яковлевичу сводку перепеча­тал и отнес. Галю попросил посидеть. Может, думаю, кто по телефону позвонит...

—  Спасибо. Извините, что я вас оторвал от дела и, по­жалуйста, о нашем разговоре пока никому.

—  Ну, что вы! Я понимаю.

Галина Васюкова... Васюкова. Некрасивая угловатая особа лет двадцати шести-двадцати восьми... Худая, инфантильная до странностей. Незамужем. Именно ее они с Дараевым за­подозрили в излишнем любопытстве, когда работали вечером в кабинете уехавшего в Гомель Бондаренко. Оправдания ее были в общем приемлемы, хотя и наивны: принесла почту в кабинет своего начальника. Правда, вернулась для этого из дому уже после окончания рабочего дня... Явно смутилась. Но тогда все это можно было объяснить. Жунид даже греш­ным делом подумал, уж не влюблена ли была засидевшаяся в девах секретарша в видного, моложавого Бондаренко.

А теперь что?

Совпадение?

Он возвратился к себе, аккуратно вставил протокол до­проса зверолова на место и в раздумье остановился возле раскрытого книжного шкафа. Если в бумагах копалась Васю­кова и при этом работала в перчатках, то она далеко не так проста, как кажется, а, значит, голыми руками ее не возь­мешь, прямых доказательств не было. Надо сделать вид, что ничего не произошло и не спускать с нее глаз. Гоголева пока не беспокоить. Может, Галя совсем и ни при чем.