Если уже ранний трубадур Гильем IX мог опираться на провансальскую поэтическую традицию, то Бернарт де Вентадорн застал поэзию трубадуров в полном расцвете. Его творчество принято относить к 1150–1180 гг., иначе говоря – к классической поре поэзии трубадуров. Время его рождения неизвестно, вероятно, он уже не застал в живых Гильема IX, однако жонглеры, исполнявшие его песни, вряд ли успели их позабыть. К современникам же Бернарта принадлежали многочисленные трубадуры, так как литературная жизнь старого Прованса была чрезвычайно оживленной, песни так и звенели в этой стране, переживавшей в XII в. пору экономического, политического и культурного подъема. Среди современников Бернарта можно, например, назвать таких одаренных и своеобразных поэтов, как Серкамон, Маркабрю, Джауфре Рюдель, Пейре д'Альвернья, Рамбаут д'Ауренга, Гираут де Борнейль, может быть – Бертран де Борн, а также, конечно, и еще много других, не столь известных.

Поэтика трубадуров во времена Бернарта де Вентадорна получила тщательную разработку. Разнообразны были поэтические жанры старого Прованса. Среди европейских стран впервые в Провансе зазвучала рифма на народном языке, достигая у многих трубадуров необычайной виртуозности. Столь же виртуозной была и строфика. [287]

Трубадуры были в высшей степени изобретательны в области художественной формы. В XII в. у них еще не было систематически изложенной теории провансальской поэтики, но в своих песнях они часто размышляли, а то и спорили между собою о природе поэзии, назначении поэта, поэтическом стиле, мастерстве. Самое же главное – их поэтическая изобретательность проявлялась в творческой практике. Недаром же их название – трубадуры – происходит от слова «trobar», что в буквальном своем смысле означает по-провансальски «находить», «обретать», «изобретать».

Теория провансальской поэзии появилась значительно позже, когда уже миновала классическая пора трубадуров. В конце XIII в. францисканский монах Матфре Эрменгау сочинил гигантскую поэму-компендиум «Часослов любви», своеобразную «грамматику» провансальской поэзии. [288]К концу первой четверти XIV в. в Тулузе, где энтузиасты провансальской поэзии стремились поддержать ее безнадежно угасающую жизнь, неким Гильемом Молиньером была составлена обширная рукопись под заглавием «Цветы радостной науки» – «Las Hors del gay saber». Это заглавие относится к труду, содержащему грамматику литературного провансальского языка и поэтику трубадуров. В 1841–1843 гг. в той же Тулузе рукопись была издана профессором М. Гатьеном-Арну в трех томах. [289]Провансальский текст рукописи занял в этом издании около пятисот страниц. Так много страниц понадобилось для довольно лаконичного изложения всего того, что достигнуто трубадурами в области литературного языка и поэтики за столь краткое время их творчества – за неполных два века.

Хотя, как было сказано, Бернарт де Вентадорн высоко ценил совершенство поэтической формы и сам обладал им в высшей степени, он тем не менее не признавал за ним самодовлеющей ценности, не стремился блеснуть им во что бы то ни стало. В стихотворном споре своего современника Гираута де Борнейля с трубадуром, скрывающимся под именем Линьяуре, он стал бы на сторону Гираута, выступающего против лозунга, который можно было бы, пользуясь нынешним языком, сформулировать как «искусство для искусства». Спор Гираута и Линьяуре – не случайно возникшее противопоставление двух взглядов на поэтическое искусство, двух индивидуальных подходов к нему, спор этот отражает два направления, порою довольно резко обозначающихся в песенном творчестве трубадуров. У них существовала так называемая «ясная», светлая поэзия (trobar leu) и поэзия «замкнутая» (trobar clus). Гираут, сторонник «ясного» направления, стремится быть понятным многим, пускай и не столь искушенным слушателям, Линьяуре, убежденный сторонник «замкнутой» поэзии, адресует ее лишь немногим, но зато знатокам.

восклицает он, гордясь своим изощренным стихотворческим мастерством. Гираут тоже отнюдь не склонен пренебрегать мастерством, но именно потому, что работа над песнями ему немалого стоит, он и хочет, чтобы они были понятны людям, он и стремится к простоте своих певучих строк. Конечно, в жизни старопровансальской лирики эти две противоположные позиции не всегда обозначались так резко. Даже такой причудник, как Арнаут Даниель, можно сказать, эталон «темного» поэта, – и тот вдруг впадает в неслыханную простоту, подводя итог своей безответной любви (ст. «На легкий, приятный напев»). А с другой стороны, Пейре Карденаль, заинтересованный, как всякий сатирик, в доходчивости своих гневных песен, одну из них, где содержится ядовитая пародия на искусственность образов и выражений о любовной поэзии его современников, сам оказывается подверженным греху формализма и заканчивает песню тринадцатью строками, настолько перенасыщенными звукописью, что впору и самому «замкнутому» поэту.

Бернарт де Вентадорн – наиболее, пожалуй, «ясный» из всех трубадуров XII в. Прекрасно владея поэтической речью, и в частности стихом (ритмом, рифмою, строфикой, звукописью), он никогда не щеголяет своим поэтическим мастерством ради одного только мастерства. Это прежде всего заметно в отношении поэта к жанровым возможностям, предоставляемым ему провансальской лирикой того времени.

Выбор лирических жанров был у трубадуров довольно велик. [290]Большое распространение получила кансона, т. е., буквально, песня, – однако в старом Провансе так называлась не всякая, а лишь любовная песня, притом отличающаяся рядом тематических и формальных признаков. Вся поэзия трубадуров, если не считать очень редких случаев, состояла из песен, и если уж один из лирических жанров назывался попросту песней, то он, надо полагать, занимал некое преимущественное, центральное положение среди других песенных жанров. О главенстве жанра кансоны, особенно в XII в., свидетельствует и состав рукописей. Близко к кансоне стоял вере, но он не ограничивался лишь темой любви, а касался и вопросов морали, мог выражать не только восторг, но и порицание, и т. п.

Совсем иной характер носил сирвентес (буквальный смысл этого слова неясен). Здесь обычно нет и речи о любви к женщине. Сирвентес порой даже превосходит кансону своей эмоциональной силой, но эмоции его лежат совершенно в другой области: он может быть посвящен социальной тематике, войне, нападкам на личных врагов и т. п. Может служить сатирическим целям или целям прямой агитации, призыва к действию (особенно это относится к военным сирвентесам). Существовал у провансальцев и близкий порою к сирвентесу жанр плача, выражающего скорбь по умершему другу или соратнику или же по поводу другой какой-либо утраты.

Наряду с песнями, звучащими от первого лица, трубадуры создавали и произведения лиро-эпического характера. К ним относятся, например, многие альбы (уже упомянутые раньше): они, правда, часто очень лиричны, трогательно звучат жалобы на наступление рассвета, но жалобы эти могут звучать не из уст самого слагателя альбы, – сетуют на необходимость расстаться и изображаемые в альбе влюбленные, а то напоминает о рассвете рожок замкового стража или голос друга, охраняющего влюбленных. Пасторела, воспроизводящая встречу рыцаря с пастушкой (отсюда и название жанра), тоже принадлежит к лиро-эпическим жанрам, – в ней наличествуют и фабула, и, по крайней мере, два персонажа, и диалог.

В довольно распространенном жанре старого Прованса – тенсоне (буквально – спор) фабула минимальна, а то и сводится почти на нет, зато на первый план выдвигается диалог. То же наблюдается и в близком к тенсоне по своим жанровым особенностям партимене (буквально – раздел, разделение, быть может, в связи с наличием двух собеседников или расчленением обсуждаемого ими вопроса). Граница между этими двумя жанрами не отличается четкостью, – это заметили еще составители «Радостной науки», ссылаясь на художественную практику старых поэтов и сами отказываясь от разграничений. Дело затрудняется еще и тем, что трубадуры чрезвычайно редко дают название избираемой ими жанровой формы.