Она поднялась на лифте на пятнадцатый этаж, на ходу разыскала в сумке магнитную карточку и на повороте столкнулась с Антонио.

Он машинально поймал её за плечи, рассмеялся.

- Привет, пропадающая. Заглядываешь на работу только по вечерам?

- Да, и только потому, что забыла в кабинете диск с игрушкой, - Маша уже на ходу помахала ему рукой с карточкой.

Он не ушёл. Когда Маша разыскала на столе среди вороха бумаг желанный диск со звездолётами на обложке, Антонио стоял, привалившись плечом к дверному косяку. Скрестил на груди руки, сунув пальцы в подмышки. Она уже пожалела, что зашла в Центр, а не рванула по проспекту Рождественского сразу же, как только высадила Провизора.

- У тебя есть несколько минут? - спросил Антонио.

Маша опускаясь на стул, сама не зная, зачем, отодвинула в сторону пачку распечаток вперемешку с газетами и жёлтыми стикерами, на которых были записаны телефонные номера. Антонио взял из угла комнаты ещё один стул и сел на него верхом, сложив руки на спинке.

- Я всё про тот же мир мёртвых.

- Я же подписывалась в протоколе, - упрямо глядя ему под ноги, сказала Маша.

- Да, протоколы, я знаю. Я думаю, ты молчишь, потому что у тебя есть веские причины молчать, Ромашка, - он побарабанил пальцами по лакированной спинке стула. - Но просто по-человечески ты можешь рассказать, что происходит? Я давно тебя знаю, ты никогда такой не была.

Это прозвище, изобретённое им, вспороло воздух, чайкой хлопнуло крыльями. Маша оторвала взгляд от выцветшего паркета и посмотрела на старшего следователя. Антонио хотел улыбнуться - как обычно он улыбался ей на совещаниях, а она отвечала спокойным взглядом. Они знали друг друга долго, достаточно, чтобы стать - не друзьями - хорошими знакомыми.

На третьем курсе она пришла к нему помощницей. Антонио отбивался от такой помощи как мог, Маша была настойчивой, а документы, пришедшие из института, неприклонными. Он, конечно, предложил просто подписаться под её отчётом о прохождении практики и отпустить студентку на все четыре стороны, но Маша приходила каждый день, ждала, пока её заметят, и усердно перепечатывала какие-то протоколы, на которые у особо опасного следователя постоянно не хватало времени. Антонио отнёсся к ней хорошо - ровно настолько хорошо, что часто не замечал, но не злился, когда она напоминала о себе.

Может, думала тогда Маша, ему льстил её восторженный взгляд - следователь, настоящий! Но, скорее всего, ему было безразлично.

- Ну зачем тебе это всё? - вздохнула она, вспоминая дождливое лето её третьего курса.

- Значит, всё-таки что-то было. Скажи, ты ведь знаешь, кто собирался тебя убить?

Маша упрямо смотрела на светлые прямоугольники паркета и молчала.

- Давай так, - предложил Антонио, - всё останется между нами. Подумаем, как можно всё урегулировать без начальства, а дело потянем и закроем за истечением срока давности.

Маша покачала головой. Если бы она знала, что Антонио нужно только раскрытое дело и чистая совесть, она бы попробовала придумать более или менее правдоподобную версию.

- Это какой-то очень близкий для тебя человек? Ты не хочешь его выдавать?

- Не знаю, - честно ответила Маша. - Знаешь, ведь он не смог меня убить. Собирался, но почему-то не смог. Правда же, странно? Я раньше думала, почему он мной заинтересовался. Теперь у меня есть одна мысль. Не обижайся, я не могу пока тебе сказать.

Антонио кивнул. Тёмные волосы прилипли ко лбу. Он поднялся со стула, задвинул его обратно в угол. Перед тем, как совсем уйти, обернулся к Маше, которая бездумно рассматривала обложку компьютерной игры.

- Ты его не боишься?

Она отрицательно качнула головой.

Маша забралась в кровать, как будто вошла в неприступную крепость. Из открытого на ночь окошка дул свежий ветер, в саду пели цикады. Можно было не откладывать разговор, всё равно к ужину она безнадёжно опоздала, но Маша как-то очень ловко обманула себя сегодня фактом - я устала.

Завтра она устанет точно так же. Когда Маша вернулась домой, Яна уже спала. Где-то она прочитала статью о здоровом сне, который с десяти до двенадцати, и мужественно принялась выполнять указания. Сабрина ждала Машу на веранде, там мирно и тепло горела лампа. Пока она поднималась на крыльцо, Сабрина перерезала ножницами чёрную шёлковую нитку и встала ей навстречу.

Он постучалась в дверь комнаты, когда Маша готова была загрызть себя за нерешительность.

- Спишь?

- Нет. Думаю. - Маша села на кровати и увидела в расширяющейся щели силуэт Сабрины, озарённый светом коридорного бра.

- Подумай ещё об одной вещи. Мы с Яной купили три билета в кино. Фильм называется "Шерлок Холмс и исчадье бездны". Начинается в восемь вечера. Помнишь, ты же хотела сходить.

- Точно, - через силу улыбнулась Маша. - Обязательно сходим. Классный фильм будет, я видела трейлер.

Сабрина пожелала ей спокойной ночи и ушла. Маша завернулась в простыню, хоть и стояла невыносимая жара. Они сделали это ради неё, сомнений не было. Яна вообще не любила людных мест и с удовольствием осталась бы дома с книжкой, а Сабрина засыпала на подобных фильмах, сколько Маша помнила их совместные попытки сходить в кино.

Значит, разговор со Шредером откладывается по уважительной причине. Опять. Скоро она совсем забудет, что хотела ему сказать.

   Шредер отпил воды из бутылки. Вообще он не привык пить что попало, да и вода в этом мире оказалась на вкус отвратительной, но сейчас ему было всё равно. Над городом давно повисла ночь, дорогу перед окнами его дома освещал желтоватым светом фонарь. Ни машины, ни прохожего. Надписи мелом тоже не осталось: он смывал её водой из шланга. Вода была ледяной, и рука, которой он держал шланг, немела.

С чего-то он вообразил себе, что капитан придёт сегодня сама и нарвётся на откровенный разговор. После завуалированного допроса в кабинете старшего следователя Шредера не оставляло ощущение, что она всё запомнила и всё рассказала им, и на него не надевают наручники только из интереса и ощущения собственной силы. Интересно же, как он будет вести себя дальше.

Но капитан не пришла, хотя он и прождал её весь вечер, сам себе не признаваясь, что ждёт. Подходил к окну и наблюдал за тающим в свете вечернего солнца мокрым пятном на асфальте. Тогда он уже готов был поверить, что она ничего не вспомнила, ничего не рассказала, а Антонио барахтался в пучине собственного следовательского бессилия.

Теперь он думал по-другому. Она же не сумасшедшая, чтобы бежать за откровенным разговором к человеку, который едва её не убил. Рациональнее с её стороны и правда было рассказать всё про загробный мир Антонио. Шредер бы на её месте так и поступил. Разумно? А как же.

Вдалеке послышались развесёлые выкрики и свист, пророкотал мотоцикл. Ночь шла своим привычным чередом. Ближе к двум по шоссе погонят фуры. К пяти приедут тяжёлые, грохочущие мусоровозы, потом на полчаса станет тихо, а тишину порвёт машина-дворник - раздув пыль и окатив дорогу потоками воды, она уедет дальше.

В этом мире плохо спалось.

Быть честным и благородным и все споры решать в открытом поединке - это прекрасно. И возможно, только если ты всесильный бог. В любом другом случае окажешься с перерезанным горлом, потому что далеко не все обременены моральными принципами.

Нестройный хор пьяных фальцетов подхватил простую мелодию, раздался злобный женский выкрик, и песня стихла.

Значит, она не придёт, не придёт, не придёт, а придёт Антонио с группой захвата. Шредер оглянулся на меч, повисший на стене, и подумал, что с группой захвата он справиться. Только потом до императрицы ему ни за что не добраться.

Много лет назад, когда после смерти матери Шредер попал в императорский замок, первым делом он уяснил две вещи. Первая - быть честным и благородным хорошо, но только вскоре ты окажешься с перерезанным горлом. И вторая...

   А вот вторую он как-нибудь попробует исправить.