Чувствуя, что сейчас не выдержит, Маша вскочила на ноги и, не оборачиваясь к нему, выдохнула:

- Мне нужно домой. У меня там ребёнок один... - оправдания оказались неуместными, и она тряхнула головой.

- Я отвезу тебя. И можешь даже не сопротивляться...

...Она попросила остановить машину за квартал до своего дома. И, кажется, он всё понял.

- Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе? - грустно вздохнул Луксор.

- Не в этом дело, - покачала головой Маша, понимая, что дело-то как раз в этом.

- Не оправдывайся.

Маша выскользнула из автомобиля, захлопнула дверцу и, отойдя на тротуар, махнула ему оттуда рукой. Она подождала, когда машина скроется вдали, и только потом пошла домой. Притихшие улицы города больше не играли со звуком её шагов. Она шла по квадратам света из чужих окон, а оказавшись у кованой ограды, поняла: в её доме горит одно единственное окно. Маша представила, что о произошедшем придётся рассказывать Сабрине, и у неё немедленно разболелась голова.

Осторожно прикрыв дверь за спиной, она шагнула в комнату. Было тихо, только часы на стене мерно отсчитывали тягучие отрезки времени. В светящемся проёме двери, прислонившись к косяку, стояла Сабрина.

- Маша, разве можно так, - она шагнула к подруге и взяла из её рук сумку. - Я уже собиралась искать тебя. Что-то случилось?

Маша подняла на неё глаза, и, кажется, только по одному этому взгляду Сабрина всё поняла. Она помогла ей снять куртку и мягко произнесла:

- Пойдём на кухню, я сделаю тебе чай.

Каким образом Сабрина постоянно умудрялась угадывать, что нужно Маше именно в этот момент, она не представляла. Она поплелась вслед за подругой и, едва дойдя до стула, рухнула на него. Голова по-прежнему гудела, да ко всему прочему напомнили о себе царапина от ножа Виолы. Маша потёрла кончиками пальцев ноющий бок, и ранки словно обожгло огнём. Она поморщилась - только этого ещё и не хватало для полного и абсолютного счастья.

Сабрина опустилась на стул рядом с Машей и поставила перед ней чашку с горячим чаем, пахнущем ромашкой и ещё чем-то, совсем летним и нежным. Маша немедля обхватила горячие бока чашки замёрзшими руками. Она почувствовала на себе пристальный взгляд Сабрины и обернулась к ней.

- Слушай, не пугай меня. С тобой всё в порядке? Почему ты дрожишь? - Сабрина тронула её за руку и заглянула в лицо. - Не молчи.

- На меня напали, - выдала Маша, прерывисто вздохнула и нервно отбросила с лица надоевшую чёлку. - Я даже не смогла защититься. Я уже отвыкла...

Она коротко рассмеялась, потом закрыла руками лицо и повторила:

- Я отвыкла быть жертвой.

- Кто на тебя напал? Что произошло? - в голосе Сабрины отчётливо зазвенел испуг.

- Как я поняла, бойцы "Белого ветра", решили проверить меня на способность постоять за себя. Проверили. Надеюсь, они остались недовольны, потому что я не защищалась.

- Маша, объясни, почему...

- Как ты не понимаешь! - вскрикнула она, но тут же сбавила тон. - Если бы я раскрылась, они бы всё узнали. Узнали, что мы охраняем Руфь...

Сабрина тяжёло вздохнула и, сложив руки на груди, чуть наклонилась к столу.

- А теперь мне не понятно, кого из вас нужно охранять, - хмуро произнесла она.

- Сабрина, только не надо...

- Надо! А если бы они что-нибудь сделали с тобой?

- Они бы со мной ничего не сделали, потому что...

"Потому что что? Потому что тебя спас маг, совершенно случайно проходящий мимо?!..."

Маша отвела руки от лица и посмотрела на Сабрину.

- Почему не напали ни на кого другого? Руфь охраняешь не ты одна, - медленно произнесла Сабрина. Её черные глаза блестели в свете лампы.

- Я не знаю, - растерялась Маша, - видно, я засветилась сильнее... Все остальные не вступают в контакт с самой Руфью.

- Патрик мог проверить все базы данных университета, - покачала головой её собеседница, - но здесь проблем не возникнет, ты есть во всех списках. И я уверена, эпизод с дверью - тоже проверка. Но ты её прошла, раз уж они устроили вторую. В любом случае, это дело нельзя оставлять так. Нужно рассказать обо всём Галактусу.

Идея Маше не нравилась и она даже не могла объяснить, почему. Галактус не сможет отстранить её от задания - это вызовет очередную серию подозрений со стороны Тёмного Патрика. К тому же, кем её можно заменить? Сабриной или Шредером? Но они слишком приметные фигуры и, скорее всего, уже давно известны "Белому ветру".

- Что он сможет сделать? - пожала плечами Маша.

- Всё, что угодно. Например, сделать так, чтобы тебя встречали.

- Сабрина, это уже перебор...

- Даже не думай мне возражать. Я не хочу, чтобы эти подонки что-нибудь сделали с тобой...

...Залаяла соседская собака, её разбудил шум полуночной машины. Строчка света от фонаря пробивалась сквозь шторы и ложилась на ковре, рядом с кроватью. Ветер за окном качал ветви клёна, и они отбрасывали причудливые тени на белый потолок. Маша закрывала глаза, но тени продолжали плясать в её сознании, переходя из яви в сон, от которого она просыпалась, словно от толчка. Она садилась на кровати и, обнимая колени руками, старалась выгнать их из мыслей - уродливые скачущие тени...

Не знаю, почему они тогда привязались ко мне. Девочек они вообще-то не трогали, предпочитая растрачивать усилие только на тех, кто послабее, но мужского пола. Может, потому, что я и девочкой-то им никогда не казалась. Не помню, когда бы в детстве я запросто общалась со сверстниками. Между мной и ними словно стояла стена - или железная решётка с подведённым током. Они сторонились меня, а я думала, что так и должно быть.

Скорее всег, именно это раздражало ту компанию малолетних преступников. Помню, первый раз я столкнулась с ними в школе, в одном из не слишком шумных коридоров. Кажется, у того парня было прозвище Малый. Он толкнул меня к стенке, выдав нечто вроде:

- Подвинься, места мало.

Следующий раз мы встретились с ним вечером, во дворе. Я возвращалась домой, а эта компания страдала от безделья на лавочке. Ради смеха Малый отобрал у меня сумку и зашвырнул на крышу над дверью подъезда. Злость и беспомощность, одновременно наполнившие меня до краёв, заставили забыть о здравом смысле. Перед глазами на секунду встала дрожащая пелена, и я ударила его - сильно, насколько вообще смогла бы тогда ударить человека, который был выше меня на голову и раза в два шире. Не знаю, от боли или просто от нанесённого оскорбления, однако смеяться он перестал. Выругался грязными словами, но связываться с малолеткой посчитал ниже своего достоинства. И только понукания его товарищей - "Врежь ей", "Пусть знает своё место", "На тебя всякая шушера руку поднимает!" - заставили его ударить. Помню жестокую боль в голове, помню солёный вкус крови. Это было далеко не самое страшное ранение в моей жизни, но самое обидное.

Спасибо Малому. Наверное, если бы не он, я бы никогда не стала такой, какой стала.

Я помню, как воевала с этой бандой - в одиночку, никогда не призывая на свою сторону родителей и учителей. Я воевала - не так звучит. Они воевали со мной. Старались уничтожить, если не морально, то хотя бы физически. Не стеснённые моральными нормами, эти парни с одинаковой лёгкостью могли ударить и старика, и девушку.

Вот только беззащитной я перестала быть гораздо скорее, чем им удалось растоптать мою волю. И я прекрасно осознавала, что меня не спасёт никто, кроме меня самой. И уж если им удавалось поймать меня на тёмной улице, я пеняла только на себя. И боролась со своим бессилием. Сейчас это может казаться придуманным, странным и страшным, но я выиграла войну. Да, у меня были хорошие учителя.

Но ни один даже самый лучший сенсей никогда бы не сделал из меня воина. Никогда, если бы не та сумка, заброшенная на козырёк подъезда.

...Утро ворвалось так больно, разбив полузабытье, в которое Маша впала, прижавшись щекой к холодному окну автобуса. К окну, за котором пробегали серые от покрывающего их тумана пейзажи. Она с трудом подняла голову и открыла сумку, чтобы достать гудящий телефон.