В доме было темно и тихо, только на кухне теплился свет и едва слышно бормотал телевизор. Сабрина склонилась над пяльцами, можно было подумать, что она не заметила появления Маши в дверном проёме.

Но, возможно и выдумка всё то, что она умеет слышать шаги муравья у себя за спиной, а шаги проснувшейся Маши в коридоре она услышала наверняка.

- Слушай, - помялась на пороге она. - Прости, что так вышло. Я правда очень хотела пойти в кино. На работе целый день только на часы и смотрела.

Сабрина подняла на неё взгляд.

- Я тебе набрала ванну, - сообщила она таким тоном, как будто и не было позорно пропущенного кино.

- Спасибо, - вздохнула Маша

Примерно вот так мы и узнали друг друга: на общей кухне, среди чьей-то невымытой посуды, чих-то подгоревших макарон, в обществе старого чайника с поблекшим цветком на боку и списка дежурств, прикрепленного к стене кусочком липкой ленты синего цвета. Я помнила - синего цвета - как будто это было важнейшим знанием в обоих мирах. Впрочем, кусочка липкой ленты не рассмотреть, не рассмотреть и цветов на гостеприимно-тёплом боку чужого чайника: Сабрина не включала свет. И мы вместе стояли возле окна, борясь каждая с одним и тем же страхом: вдруг захочется тёплой воды проснувшейся посреди ночи пятикурснице из соседней комнаты. Вдруг решит проветриться, окунуться в Нью-Питерскую ночь парень из комнаты напротив.

Вот так мы и узнали друг друга: Сабрина молчала, оперевшись локтями на подоконник, ветер раздувал лёгкую штору, а Нью-Питер подмигивал нам ночными огнями. Ветер раздувал штору, трогал её волосы, и висела над городом тонкая улыбка полумесяца.

Я тогда уже знала, что Сабрина не любит прикосновений, не любит шума больших аудиторий, не любит бьющего в лицо солнца. А я щурилась на солнце, постоянно хватала её за руку и умела ловко растворяться в потоке студентов. Зато у нас была одна на двоих ночь, и город улыбался только нам двоим, грела руки жемчужно-серая от огней темнота.

- Понимаешь, - я запрыгнула на подоконник и устроилась на нём, обхватив колени руками. Я имела привычку начинать разговор ни с того ни с сего с таким видом, как будто обсуждает эту тему уже часа полтора и вот наконец нашла самый точный аргумент. - Я всегда говорила себе - я сильная. Я сильная. Я думала, так мне станет легче.

- Стало? - после минутной тишины Сабрина обернулась ко мне.

Взвизгнули тормоза лихача, гоняющего по ночным улицам на битом мотоцикле. Я пожала плечами.

- Но мне никогда не стать такой сильной, как ты. Расскажи, как это?

Сабрина улыбнулась мне в ответ - озарили её лицо огни города.

И провела пальцем по расписанию дежурств.

- Нам ещё не скоро.

Так мы и узнали друг друга.

Одиночество поселилось внутри неё, вместе с пеплом на обожженных ладонях, вместе с запахом дёгтя от блестящих на солнце рельс, вместе с шорохом сухих стручков акаций по платформам. Одиночество.

Днём было много дел, в своё временное пристанище Лора возвращалась измотанная жарой и дорогой, ей было даже не до того, чтобы жалеть себя. Вечером, когда над посёлком разворачивалось покрытое звёздами бархатное небо, на маленькой кухне она готовила его любимое блюдо. Просто так, по привычке. Еда не приносила ей удовольствия.

Одиночество. Они были вместе с самого детства. Даже коленки разбивали одинаково. Взрослые умилялись, глядя на такое сходство. Хотя не близнецы - двойняшки. Они поссорились только один раз.

И тогда он ушёл из мира магов.

Лора не выдержала долго, три месяца родительский уговоры ещё могли удерживать её, три месяца её можно было напугать страшилками про мир людей, а потом она ушла следом.

Она не знала, где его искать, просто бродила по улицам, оглядываясь на прохожих. На неё озирались, её грубо окликали, на неё не обращали внимания. Потом Лора вспомнила, почему произошла та ссора, почему он ушёл, и поняла, что в этом мире его тоже так просто не примут. Тогда высокая трава окраин целовала её колени, холодный полумрак подземелий щекотал горло, дышали смрадом узкие улочки далёких от центра кварталов.

Одиночество ело её изнутри. Но пока она была занята поисками, одиночество отступало. Сейчас оно вернулось вместе с томительным ожиданием развязки.

Иногда Лора верила, что её не найдут.

- Уважаемые пассажиры, помните - двери нашего электропоезда...

Электричка дёрнулась.

На сиденье рядом с Машей опустился улыбающийся мужчина в гавайской рубахе. Закинув на ногу, он тут же начал непринуждённый разговор с ней. О чём - Маша не поняла, снимать наушники не хотелось, как и отвечать ему, впрочем. Она решила побыть грубой - поднялась, одёргивая прилипшие к ногам брюки, пересела. Благо, вагон был почти пустой.

- Если вы заметили случаи нарушения общественного порядка, помните, наш электропоезд сопровождается милицией...

Электронный женский голос имел привычку перекрикивать любимую песню про то, что император отправился в мир Ничто.

- Если правонарушение было совершено с использованием магии, немедленно сообщите в Центр по телефонам...

Маша прибавила звук в плеере и снова попыталась сосредоточиться на своих мыслях. Одну из них удалось схватить за хвост ещё ночью, когда в половине третьего от нечего делать, Маша питалась печеньем на кухне, стараясь не шуршать упаковкой, чтобы не разбудить чуткую Сабрину.

Инника причастна, - сказала логика.

Мысль валялась на поверхности, посверкивая в свете лампы боками, сделанными из золота дураков.

И что же она сделала? - встал в позу здравый смысл. - Двинула подружку лопатой по голове, а потом прикопала в соседском саду? Утопила в болоте? Оттащила в ближайший овраг?

Только интуиция молчала. Интуиция не интересовалась печеньем, жёлтыми жемчужинами фонарей за окном и пиликаньем сигнализации на соседской машине. Интуиция проснулась утром и сказала: ты всё дальше и дальше от разгадки, а ведь в самом начале она лежала буквально у тебя под носом.

Инника виновата, - упрямо забубнила логика, выученная пятью просиженными в институте годами. - Она завралась, она срывала объявления, она устраивала показательные истерики.

А у Маши не было доказательств, даже самой завалящей лопаты с налипшими комьями земли, которую могли бы спрятать в хозяйственной пристройке к дому.

Родители Кристины вечером сообщили в Центр, что уже отчаялись ждать. Случайно выбранная ясновидящая сказала им, что Кристина в тёмной комнате, тщетно ищет выход, ей холодно и страшно. Что времени осталось совсем мало, что она на грани жизни и смерти, а помощь очень далеко. Как объяснить магам, что гадалки врут?

Единственный луч света показался впереди, когда сегодня утром, вызвав на допрос Яна, Маша спросила у него:

- У тебя были отношения с Кристиной?

- Ну, - буркнул он. - Иногда все вместе тусовались.

- Я имею в виду, Кристина была твоей девушкой?

В комнате для допросов было душно и пахло солёным потом - он оставлял на футболке Яна тёмные пятна.

- Не была, она же мелкая, - насупился он.

Да, - кивнула интуиция.

Хорошо, пусть дело было так - ребята и Кристина отправились в магазин, оставив Иннику дома. На обратном пути они решили - нет, не срезать - удлинить себе дорогу, свернув на другую улицу. Там и грунтовка хуже, и всё дальше от главной улицы посёлка. Там стоит сгоревший дом, заросший крапивой и вишней.

- Ты чем-нибудь обидел Кристину?

- Я к ней не прикасался. - Ян зло сверкнул на неё глазами. - Если хотите знать, она вообще сама напросилась к нам. Лер, это его дача, не хотел её звать. А она напросилась. Не трогал я её.

- Ты приставал к ней?

- Не трогал я её, - он отвернулся,

Трогал, - тёпло улыбнулась интуиция.

- Знаешь, - чуть наклонилась к поверхности стола Маша. - Твой товарищ уже сознался. Я знаю, ты не хотел, чтобы вышло так. Но сейчас лучше всё рассказать.

Десять минут дала ему Маша, чтобы на листе, мнущемся от прикосновения влажных рук, изобразить чистосердечное признание. Чёрная авторучка в его пальцах дрожала. Сама она стояла возле приоткрытой двери, так можно было дышать.