Яна замерла рядом с Машей, сильно сжав её руку, но Ольга первая шагнула к ней, и барьер был разрушен. Через секунду они уже обнимались и вполголоса переговаривались.

- Пойдёмте домой? - предложила сияющая Ольга. Светлые волосы растрепались и серебрились от снега. - Чаю попьём. Маша, пошли.

- Нет, - от неожиданности она даже отступила на шаг назад. - Я лучше в другой раз, мне на работу нужно.

- Никуда работа не денется, - Ольга проворно схватила её за руку. - Ну посидим полчасика, скажешь начальству, что проспала.

Проспать обеденный перерыв было свежей идеей, да и Маша сама не успела понять, как так получилось, что они уже поднимаются по лестнице типовой девятиэтажки, в которую она уже и не думала прийти ещё раз.

- Вообще-то мы с мужем живём отдельно, - весело рассказывала Ольга, пока отчим искал во внутреннем кармане куртки ключи. - Но сейчас он в командировке по каким-то там архиважным делам, так что я временно обитаю у родителей. Скучно же одной в квартире.

Тут почти ничего не изменилось. Разве только купили новый шкаф, старый наверняка совсем рассыпался на опилки. Такая же витражная дверь в бывшую их с Ольгой комнату, длинная искусственная лоза винограда на стене в коридоре. На пушистый бежевый ковёр из дверного проёма кухни падал квадрат света.

Маша разделась и отправилась в путешествие по своему прошлому: в зале тоже всё оставалось на своих местах, лишь старый телевизор сменили на новый - плоский огромный экран на стене, да убрали салфетку со стола. Салфетки сейчас не в моде.

Голос Ольги стих на кухне, а Машу оставили наедине с её воспоминаниями. Она подошла к окну, упёрлась руками в подоконник и посмотрела на город глазами своего детства. С восьмого этажа был виден разросшийся парк и дорога, которая извивалась у самого горизонта.

Маша ощутила, что её одиночество нарушено и обернулась. В дверях стояла её мама, как всегда безупречная: однотонный тонкий свитер, прямая юбка до пола - чёрная, потому что все другие цвета - безвкусица, волосы собраны на затылке. Она только что вернулась от очередного гениального ученика или из консерватории?

- Привет, - улыбнулась Маша. Впервые в жизни ей не было стыдно за свои джинсы и распущенные по плечам волосы. И даже не было стыдно за то, что они рыжие, а ведь все цвета, кроме чёрного и белого - это вульгарно. - Драки не было, честно.

Мама подошла к ней и коснулась ладонью щеки, чего никогда не делала. Маша опустила глаза на её ладонь: идеальный французский маникюр. Так, наверное, и должна выглядеть императрица, а не так, как Маша.

- Так, наверное, и должна выглядеть императрица? - повторила она вслух, почти шёпотом.

- Так и должна, - откликнулась мама, скользя пальцами по пряди её волос. - Ты очень похожа на эту Руану, как и говорил Орден.

- Совсем нет, - Маша улыбнулась. - У неё же чёрные волосы, и взгляд такой, что даже мурашки по коже.

- Чёрные? - удивилась она. - Ты, наверное, видела только эту гравюру из подвала. Там она вся изображена в чёрном цвете. Рыжие у неё волосы, рыжие.

Послышались приближающиеся шаги, и в дверях показалась Ольга.

- О, сплетничаете, - она призывно помахала прихваткой в виде кошки. - Пойдёмте чай пить.

- Пейте пока без нас, - обернулась к ней мама, - мы позже присоединимся.

...Они вышли на улицу, в тот самый заросший парк, где кроны деревьев переплетались высоко над головой, и безлюдные аллеи казались коридорами из сказки о зиме. Деревья качали ветвями им вслед, и птицы беззвучно срывались в небо.

- Когда Орден говорил, что Руана вернётся, он имел в виду тебя, - мама натянула на руки перчатки из белой кожи, и Маше показалось, она прячет взгляд, а не разглядывает золотистую блестяшку на пальто. - Конечно, не сама Руана восстанет из мёртвых. Нашлись те, кто поверил ему. Тогда ещё сходство не так бросалось в глаза, но те порезы, которые ты сама себе нанесла.

- Какие ещё порезы? - дёрнулась Маша. Слова матери стали отзвуком её собственного, самого странного сновидения.

- Говорят, что Руана наносила себе порезы, чтобы стать сильнее через боль. Какой-то ритуал, я не знаю точно. Кажется, на щёку и на одну руку - от плеча до локтя. На некоторых изображений у неё на щеке виден шрам.

- Да нет, вроде бы, - пожала плечами Маша, пытаясь поточнее вспомнить фотографию в учебнике истории.

- Не правой щеке, а на гравюре она изображена в профиль слева, - она коснулась пальцами перилл ведущей вниз лестницы, стряхнула с них снег.

- Но у меня-то нет шрамов, - Маша протянула ей руку и увела от лестницы в самый центр парка, где грустно выглядывал из-под снега всеми покинутый фонтан. Статуя божьей коровки в его центре превратилась в высокий холм с торчащими из него усиками. На краю этого фонтана Маша часто сидела в детстве, когда летними вечерами не хотелось возвращаться домой.

- Целители очень постарались, но и при этом такая волна поднялась... поползли слухи. Как же они боятся, что Руана вернётся мстить, словно каждый из них лично убивал её. Этот страх засел у них даже не в душе, в животных инстинктах.

- Ну и напрасно, - хмыкнула Маша, уходя на шаг вперёд и разворачиваясь. Так ей нравилось - пятиться по длинной аллее, путаясь в снегу, которого намело по щиколотку. - У меня очень мало сил. Не приходит, не накатывает. По легенде я должна размазывать обидчиков по стене одной силой мысли? Какая тут Руана!

Маша развернулась, пнула снежное покрывало на дорожке. Пушистые хлопья подлетели в воздух.

- Я всё равно уйду в мир магов, - негромко, как будто извиняясь, призналась она.

- Тебе станет легче там, - услышала она у себя над ухом спокойный голос, и лёгкие руки опустились ей на плечи. - А мне - нет. Людям не место в мире магов.

С голых веток клёна спорхнул неизвестно как задержавшийся там сухой лист и прошуршал по аллее, гонимый ветром.

- Тебе никогда не хотелось вернуться? - вздохнула Маша, глядя в одну точку, в ту, где секунду назад был лист.

- Это давно стало не надеждой, не мечтой, а просто сказкой. Сказки не сбываются, Маша. Ты... заглянешь ко мне, когда соберёшься уходить навсегда?

Маша кивнула. Когда она решилась обернуться, мама уже шла прочь по аллее, и на её непокрытых волосах фатой лежали снежинки.

Деревянное тельце треснуло в его руках, и красный бархат вспучился между пальцами, как будто из разорванных сосудов хлынула кровь. Шарик кукольной головы покатился по полу и остановился, ударившись о ножку стола.

- Проклятый амулет, - прошипел Орден, швыряя на обеденный стол искалеченное кукольное туловище. - Делать из меня идиота вздумали. Подсунули ей артефакт, скрывающий магию. Говори, человеческая женщина, где твоя дочь!

Вера стояла, прислонившись к подоконнику, и руки её были сложены на груди, и оказывалось, что он очень хорошо помнил эти руки, помнил даже родинку на левом плече, хотя сейчас она была скрыта непрозрачной белой блузкой.

- Я не знаю, где она, - спокойно откликнулась Вера и дёрнула плечом. Тем самым, на котором была родинка - он помнил.

- Не лги мне. Лучше скажи добровольно, потому что если я сам залезу в твою память, будет хуже. Тебе хуже.

- Лезь. Я не знаю, где она, - она тяжело вздохнула, и это значило: вот как ты мне надоел. Смотри и давись бессильной злостью.

- Это мы сейчас посмотрим.

Она подняла на него глаза, ничуть не потускневшие со дня их последней встречи, и улыбнулась.

- Я не боюсь тебя, Орден. Я тебя слишком хорошо знаю, чтобы бояться.

Он не двинулся с места, не положил ладонь ей на лоб, не запрокинул ей голову. Как и много лет назад, его остановил один только взгляд Веры. Самого сильного мага обоих миров связал по рукам и ногам один взгляд человеческой женщины, как и тогда, заставляя биться между отчаяньем потери и ненавистью к судьбе. Он думал, всё это давно пережито и умерло внутри. Оказалось, нет.