Утро началось с приятного известия.

- В костре нет её останков, - кричал в трубку телефона Провизор так, как будто хотел докричаться до Маши без телефона, из подвала сразу на пятнадцатый этаж. - Там вообще ничего нет кроме травы и дерева. А кость, которая там валялась, она вообще не человеческая, собачья, и её в самом конце подбросили.

А по потолку ползала наглая, охамевшая до крайности муха. Она садилась то на Машину голую коленку, то на локоть, умывалась и всячески показывала, что это она хозяйка кабинета, а никак не Маша.

- О, - дёргая ногой, чтобы прогнать муху, Маша радовалась за Кристину, - а ты узнал, что обозначают те руны, которые мы нашли возле костра?

- Вот тут и начинается самое интересное, - провозгласил судмедэксперт и зашуршал бумагой по ту сторону трубки. - Судя по всему, это был самый всамделишный ритуальный костёр. Эта руна означает разъединение души из тела. Я тут по справочникам посмотрел, ритуал сам по себе очень древний, сейчас никто таким не балуется, но, по-моему, это не тупое подражание. Все условия учтены.

Маша хлопнула себе по коленке с тщетным желанием раздавить мерзкое насекомое и сжечь на том самом костре.

- Выходит, нас водят за нос? Думают, мы поглазеем на костёр и успокоимся? - она потёрла коленку.

Провизор засопел в трубку, то ли раздумывая над её вопросом, то ли углубившись в очередной эксперимент.

- Хорошо, - дёргая в этот раз локтем, сказала Маша, - ты пока подумай, а я пойду к Галактусу. Чего-то он хочет от меня.

В задумчивой отрешённости она прошла по коридору, запоздало поздоровалась с Бергом, который ковылял от лифта, неся груду книг. В приёмной Богдана Сергеевича лупила по клавиатуре Рената, и в каждом её движении была страсть, достойная раненой волчицы.

- Привет, офис-менеджер. Начальство у себя? - Машу окатило холодным воздухом от кондиционера, как только она оказалась на пороге комнаты.

Рената ничего не ответила, а демонстративно отвернулась, словно была не секретаршей, а тем самым начальством, которое вдруг передумало принимать посетителей.

В его окно, жалюзи на котором были подняты, светило яркое солнце. Богдан Сергеевич, не прерывая телефонного разговора, указал Маше на стул, и от нечего делать, уже в который раз, она принялась рассматривать настенный календарь. Это был подарок от ректора Института Обороны, и фотографии, приведённые над каждым месяцем, расхваливали систему образования.

К июлю прилагалась фотография с полевой практики: в два ряда улыбающиеся студенты в чистой, отглаженной форме, такой Маша не помнила себя. За их спинами вырастала новенькая, кирпичная база. Значит, за пять лет успели снести старый деревянный дом, с виду ещё крепкий, но даже в самую адскую жару хранящий в себе сырость.

Первым делом, приехав в начале июня на практику, они выносили матрасы и подушки на улицу, чтобы хоть немного подсушить, и мыли деревянные полы и лестницы. Маша улыбнулась: ей вспомнилось всё: и марш-броски по сосновому лесу, и проливные дожди, и дрожащий в темноте огонёк свечки, едва-едва освещающий разворот тетради в клетку, весь заполненный мелким осторожным почерком Сабрины - она писала отчёт за двоих.

- Ну что такое, Маша, - Галактус положил трубку телефона на стол. - Никогда не замечал за тобой безалаберности.

Вместо объяснений, он подвинул к ней лист бумаги, в самом верху которого значилось недвусмысленное "жалоба". Маша подтянула лист ближе, прочитала, потёрла пальцем уголок глаза, как будто там застряла соринка, прочитала ещё раз.

- Но всё, что здесь понаписали, полная ерунда, такого не было, - она в мгновенном приступе раздражения оттолкнула мелованную бумажку от себя.

Богдан Сергеевич покачал головой.

- Это же дети, у них подруга пропала, их таскают по допросам. Они нервничают. Нужно с ними аккуратнее. Мы замнём жалобу сейчас, сошлёмся на твои положительные характеристики.

- Но ведь я не угрожала им физической расправой, я прекрасно помню. - Маше вдруг стало так неуютно, что показалось, даже студенты с календаря смотрят на неё с плохо скрытым презрением. - Я же не сошла с ума.

Все аргументы разлетелись испуганными воробьями.

- Хорошо, я буду вести себя аккуратнее, - сказала Маша. - Разрешите идти?

Поднялась. Галактус кивнул и снова протянул руку к телефону. Когда Маша прикрывала дверь в приёмной, он уже здоровался с невидимым собеседником. Рената по-прежнему игнорировала её, преувеличенно весело болтая с Гердой.

Нащупывая в кармане шорт ключи, Маша спускалась к автостоянке. Брелок больно впился в ладонь. Запах железа и разогретого асфальта, пробка на проспекте Рождественского. Как теперь выбираться из города?

- Мне сказали, тебе нужна помощь?

Перед ней остановился джип. Шредер на месте водителя потянулся, чтобы распахнуть дверцу перед ней.

- Тебя Галактус прислал? - Маша неосторожно взялась за разгорячённую на солнце чёрную крышу джипа, отдёрнула руку.

- Да. Девочку искать, правильно?

Она вспомнила случай с Демоновой дырой, но память приятно сгладила острые углы, собственный страх теперь казался блажью. Маша забралась вовнутрь, здесь работал кондиционер, но всё равно было жарко. Она слишком сильно хлопнула дверцей.

- Не в настроении, капитан?

На удивление, пробку они преодолели быстро, зато на соседней полосе стояли два развороченных ударом седана, возле одного, привалившись к искорёженному красному боку, философски смотрел в безоблачное небо молодой человек, должно быть, хозяин. Рядом с ним хлопотали двое мужчин в форме постовых.

- Да нет, всё в порядке, - обернувшись на сцену аварии, откликнулась Маша. - Жара эта... достала.

Периферия Нью-Питера пустовала. Попрятались люди, занесённые пылью машины ютились вдоль дорог. По крыше джипа простучала ветка склонившегося над дорогой клёна.

- Слушай, - оживилась вдруг Маша, - если ты пришёл из мира магов, где же ты водительские права получил?

- Всё очень просто, - Шредер развёл руками - от руля в стороны, - я же не был там прикован наручниками к батарее.

Наручниками к батарее - её фраза. Маша усмехнулась. На лобовом стекле болтался изумрудный скорпион. Вдалеке взвыла сирена, то ли милиция, то ли "Скорая помощь", не разобрать.

- Как успехи в поисках девочки? - по его тону было заметно, что как раз в этом ракурсе девочки его волнуют меньше всего.

- Да есть пара идей. - Маша откинулась на спинку сиденья. Она прикрыла глаза, чтобы показать, что не особо хочет продолжать разговор на такие темы. Сказано же - расследование - это очень интимное занятие. Пусть понимает, как хочет.

- Не женское всё-таки это дело - следователь! Мотаться по такой жаре, общаться с отбросами общества, - рассудительно выдал Шредер.

Маша заинтересованно посмотрела на него.

- Как твоя мама вообще тебя отпустила?

- Моя мама и я - это разные люди. У неё своя жизнь, а у меня своя, - резко, слишком резко ответила И.М..

Шредер, наверное, обиделся, включил радио. А перед её глазами встал торговый центр, только что вымытые мраморные ступеньки. Не нужно было окликать её, и так было видно, что она старается избежать встречи.

В детстве я принимала это как должное, а потом начала понимать: характер у моей мамы далеко не покладистый. Она знала всё: что мне нужно от жизни, и как мне этого достичь тоже была в курсе. Она сначала даже удивилась, когда я заявила, что не собираюсь поступать на экономический факультет государственного университета.

Тогда я застала её врасплох. Малодушно позвонила по дороге с курсов на секцию. Надо отдать маме должное, она почти сразу же взяла себя в руки.

- Хорошо, - сказала она ледяным тоном. - Делай, как считаешь нужным. Но я всё же советую тебе...

"Делай, как считаешь нужным" было просто дежурной фазой, речевой связкой, которая ни в коем случае не означала, что я вольна решать сама. Ни разу она не срывалась на оскорбления, обещания карьеры дворника, столь любимой всеми родительницами, и обещания не кормить нищего следователя. Только фраза: "Я всё же надеюсь, что ты одумаешься" - снится мне до сих пор в кошмарах.