- Пришёл, увидел, что замок сломан и решил войти, - нудным монотонным тоном начал Вирам. - Дверь в дом тоже была открыта. Я вошёл. Там никого не было. Я взял нож, который принёс с собой, порезал шторы, диван. Потом написал это...

- Краску вы тоже принесли с собой?

- Да, баллончик, - он принялся хрустеть суставами пальцев. Герман поморщился.

- Вы поднимались на второй этаж?

- Нет, сделал надпись и ушёл.

- Странно, что тогда ваш волос делает в коридоре второго этажа, - самым скучным голосом спросил Герман. Как будто это его совершенно не волновало. Он деловито изучал страницу своего блокнота, но всё-таки успел заметить, как напрягся Вирам, и как будто бы стал даже выше ростом, пытаясь рассмотреть, что ещё написано в заветном блокноте. - Ну? Как вы это объясните?

- Не может такого быть, - быстро проговорил Вирам. Так быстро, что Герман успел понять - он ткнул пальцем в небо и попал. Никакого волоса обнаружено не было, и он решил сыграть на свой страх и риск. Вирам вообще действовал как заправский преступник: ни отпечатка не оставил, ни следа от обуви...

- Ветром занесло, - обречённо покивал Герман, продолжая рисовать в блокноте закорючки. Шея Вирама вытянулась буквально на глазах.

- Ну хорошо, хорошо, я расскажу, - нервно дёрнулся он. - Я поднялся на второй этаж, хотел ещё что-нибудь эдакое написать, но увидел там труп. Кровищи было немерено. Ну я струхнул и убежал из дома. Демоны побери...

Замело снегом детские качели во дворе и скамейку под ивой, под её длинными ветвями летом так любили ютиться влюблённые. Зажёгся фонарь. В доме начали вспыхивать окна, одно за другим, бросая квадраты света на истоптанный снег.

Луксор стоял возле облетевшей ивы, сунув руки в карманы пальто, и вглядывался в одно окно, то, что на восьмом этаже. В окно его собственной квартиры. Там, за синей шторой горел свет. Он знал, что пройдёт время, и ему придётся подниматься на восьмой этаж и нажимать на чёрную кнопку звонка. Не сможет он стоять возле ивы вечно. Но он никак не мог заставить себя, решиться на этот шаг.

Мимо него прошла девушка: в квадрате света стала видна куртка из красной кожи, мелькнули стянутые в хвост чёрные волосы. Луксор проследил за незнакомкой, пока дверь подъезда не захлопнулась за её спиной. Он снова поднял глаза на свои окна. Никуда от этого не уйти, и ветер бросал в лицо колючий снег.

Снова хлопнула дверь подъезда, заставив его обернуться, и под свет фонаря вышла та девушка в красной куртке. Она остановилась, натягивая перчатки, но Луксору вдруг показалось, что она просто не знает, куда идти теперь. Девушка подняла голову и скользнула по нему взглядом. Луксор поймал её взгляд и отвернулся. Он слышал, как скрипит снег всё ближе и ближе. Вот она остановилась. Должна что-то спросить. Как доехать до проспекта Рождественского?

- Послушайте, вы Луксор?

Он вздрогнул и обернулся к ней. Девушка стояла в шаге от него и не прятала глаз. На чёрных волосах искрились в свете фонаря снежинки.

- Мы с вами знакомы? - у него не было желания выяснять, что ей нужно. Он просто цеплялся за единственную возможность не подниматься в свою квартиру.

- Меня зовут Сабрина.

- Заочно знакомы, - понимающе кивнул Луксор.

- Давайте без красивостей, - тряхнула головой Сабрина. - Ты последний, кто видел Машу.

- Машу ищут профессионалы, разве я чем-то могу помочь? - опускать глаза пришлось Луксору. Он не смог вынести взгляд собеседницы, который говорил куда больше, чем её слова.

- Никогда не поверю в то, что ты ничего не знаешь. Ты молчишь по другой причине, вынуждаешь всех думать, что ты причастен к её исчезновению.

- Я причастен, - глухо произнёс Луксор. - Я виноват. Во всём. Да.

Лучше бы ему сразу объявили смертную казнь, прямо здесь, под окнами собственной квартиры. Квадрат света, в котором они стояли, исчез: погасло окно на первом этаже. Теперь лицо его собеседницы скрывала темнота.

- Тогда ты должен знать, где её найти, - негромко и угрожающе сказала Сабрина.

- Я не знаю.

- Она доверяла тебе, - произнесла она, и Луксор понял: на смертную казнь можно даже не рассчитывать. Быстрая смерть - слишком роскошно для такого подонка как он.

- Я люблю её.

- Ты её не любишь. Если бы ты её любил, ты не бросил бы её одну в какой-то дыре. Ты не отсиживался бы здесь. Ты бы не строил из себя слепо-глухо-немую статую, - она отступила на шаг. - А ты говоришь, что ничем не можешь помочь. Бросил, сбежал. Счастлив?

- Нет, - беззвучно прошептал он.

- Она могла уехать обратно в посёлок? - голосом, лишенным всяких эмоций, произнесла Сабрина.

Было в её тоне нечто, заставившее Луксора внутренне вздрогнуть.

- Я не знаю. Что случилось?

- Дом сгорел. Полностью. Невозможно определить, была ли она там.

В полумраке ему показалось, что она закрыла лицо руками. Луксор стоял напротив, не в силах сбросить оцепенение. Сабрина отвела руки.

- Можешь гордиться. Ты живой и здоровый.

- Вселенский разум... - только и смог произнесли Луксор.

- Ваш Вселенский разум тут не поможет, - прошипела она сквозь зубы, резко развернулась и пошла к выходу из двора.

Луксор смотрел ей вслед, пока красная куртка не скрылась за домами. В ушах шумело, и мир перед глазами корчился в предсмертных судорогах. Он помнил, как добрался до подъезда, дёрнул на себя дверь. Отвечать на приветствие вахтёрши оказалось выше его сил. Луксору уже было всё равно, какой аттракцион приготовила ему судьба на этот вечер. Может, ритуальное сжигание Машиных вещей? Или очередной разговор о том, что он никому не нужен.

Из всех самых задержавшихся работников Центра они, пожалуй, были наиболее задержавшимися. Рауль бормотал себе под нос и ничего не видел вокруг. Большие наушники как всегда устроились на его шее, а в руках топорщилась пачка исписанных листов. Как ни странно, Германа он заметил.

- Как, нашли домового?

- Домового? - Герман остановился и приготовился объяснять, что здесь ошибка - розыском домовых он не занимается.

- Да. Маша говорила, он исчез, - он с удвоенным рвением зашуршал бумагами. - Где же это было! А, потерялось. Говорят, ты теперь на её месте? И кабинет занял? Ну-ну.

Герман почувствовал себя сначала стервятником, потом серым кардиналом, а потом ещё хуже.

- Не понял про домового, - проговорил он, как ему считалось, очень отстранённо. Мол, не желаю иметь дела с вашими детскими забавами, но так уж и быть, выслушаю.

- Когда мы вошли в её дом тем вечером, она сказала, что не чувствует домового. Он исчез.

Рауль произнёс это таким тоном, что Герман тут же должен был ощутить себя ничтожеством. Маша поняла, что домового нет, а он не понял. Он - болван окончательный и лечиться не желает. А ещё на звание следователя дерзнул посягать.

- Замечательно, - кивнул Герман и чуть не прикусил язык. Надо же, как привязалось.

Рауль бросил на него странный взгляд и погрозил пальцем.

- Не шали...

...Ну и что с того, что по образованию он следователь, а штат Центра был полностью укомплектован, поэтому его взяли только на пустующее место оперативника, да к тому же ещё и в помощники двадцатипятилетней барышне.

Герман вышел на стоянку и направился к своей машине. В отличие от остальных она не была завалена снегом по самую крышу. От злости он пнул переднее колесо.

Барышня не знала, как от него избавиться, и сама была явно не тем наставником, под руководством которого мечталось работать Герману. Её послужной список, бесспорно, впечатлял, особенно история с Тёмным Патриком, но это не причина, чтобы держать траур по ней.

Разуметься, Патрика поймала она, а не язвительный Кайл, при первой же встрече попытавшийся склонить Германа на свою сторону, и даже не знойный красавец Антонио, от которого млела та часть женского населения Центра, которая не млела от Шредера. Пусть так, но история с Патриком закончилась бездарно. Взять его капитан взяла, да так и упустила драгоценную возможность допросить. Он повесился в камере. Поэтому трепета к "гениальной" следовательнице Герман не ощущал, хотя чисто по-человечески было жаль пропавшую девушку.