– Это, брат, дом моей тетки. Побольше уважения к ней. Ты разве пе знаешь моей тетки?.. Но, ладно, я встаю.

– Великолепно, и я лягу на твое место – мне необходимо отдохнуть… Какая дорога, друг Пене, какой город!

– Скажи – вы собираетесь поджечь Орбахосу?

– Поджечь?

– Если да, то я вам, пожалуй, помогу.

– Что за городишко! Ну что за городишко! – воскликнул подполковник, снимая с себя кивер, саблю, дорожную сумку и плащ.- Нас присылают сюда второй раз. Честное слово, в третий раз я попрошусь в отставку.

– Не говори дурно об этих добрых людях. Но как ты вовремя явился! Знаешь, мне кажется, что сам бог послал тебя мне на помощь. У меня в голове созрел потрясающий проект, авантюра, если хочешь,- целый план, дорогой мой… И как бы я мог справиться без тебя? Всего несколько минут назад я просто с ума сходил от горьких мыслей и тоски. Вот, думаю, если бы у меня был здесь друг, верный друг…

– Проект, план, приключение… Одно из двух, дорогой математик – или ты хочешь создать управляемый аэростат, или у тебя какие-то любовные дела…

– Это дело серьезное, весьма серьезное. Ляг, поспи немного, потом поговорим.

– Я лягу, только спать не буду. Рассказывай мне, о чем хочешь. Но попрошу тебя – говори поменьше про Орбахосу.

– А я как раз про Орбахосу и хотел с тобой говорить. А что, у тебя тоже антипатия к этой колыбели великих мужей?

– Чесночники… мы их зовем чесночниками; пусть, если тебе угодно, они – великие мужи, но от них мне хочется бежать, как от запаха чеснока. Этот город – во власти людей, проповедующих недоверие, неприязнь и ненависть ко всему человечеству. Как-нибудь на досуге я тебе расскажу один случай… Так, одно происшествие, наполовину забавное, наполовину страшное, которое со мною тут приключилось в прошлом году. Ты посмеешься, а я при одном воспоминании буду исходить злостью… Впрочем, что прошло, то прошло.

– То, что тут происходит со мной, вовсе не забавно…

– Но я ненавижу этот город по особым причинам. Здесь в сорок восьмом году злодеи мятежники убили моего отца. Отец – он был бригадным генералом – тогда уже не служил. Он проезжал через Вильяорренду в Мадрид по вызову правительства, и на него напали с полдюжины негодяев… Здесь несколько династий мятежников. Асеро, Кабальюко, Пелосмалос – в общем, можно было бы заселить целую тюрьму, как сказал кто-то, очень хорошо разбиравшийся в здешней обстановке.

– Я думаю, что два полка, да еще с кавалерией, явились сюда не потому, что им приятно прогуливаться по здешним милым рощицам?

– Само собой разумеется. Мы пришли сюда, чтобы прочесать всю эту местность. Здесь припрятано много оружия. Правительство не решается сместить муниципалитет – для этого оно предварительно должно послать на места, где происходят беспорядки, по нескольку рот. Во всем районе мятежники никому не дают покоя; поскольку в двух соседних провинциях они уже бесчинствуют и, кроме того, Орбахосский муниципальный округ успел отличиться во всех междоусобных войнах,- приходится опасаться, что здешние молодцы выйдут на дорогу и станут грабить, кого придется.

– Что же, предосторожность никогда не помешает. Но я думаю, что, пока эти люди не погибнут и не возродятся обновленными, пока самые камни не станут другими, в Орбахосе мира не будет.

– Я тоже так думаю,- сказал офицер, зажигая сигарету.- Ты ведь видишь, что мятежников здесь на руках носят. Где те, что опустошали эту местность в тысяча восемьсот сорок восьмом году и в другие времена? Для всех нашлись местечки в городской таможне, в налоговом управлении, взимающем плату за въезд в город, в муниципалитете, на почте; из них вербуются альгвасилы, причетники, судебные исполнители. Некоторые стали грозными каспками, они хозяйничают на выборах, пользуются влиянием в Мадриде, распределяют выгодные должности. Жутко.

– Скажи, а нельзя ожидать, что мятежники на этих днях совершат какое-либо преступление? Если это случится, вы бы сравняли город с землей, а я бы вам с удовольствием помог.

– Если бы дело зависело от меня!.. Но они тут обязательно возьмутся за свое,- сказал Пинсон,- потому что мятежи в двух соседних провинциях растут, как сорная трава… И, между нами, дорогой Рей, я думаю, что здесь будет нелегко. Многие смеются, говорят, будто не может быть новой гражданской войны, подобной той, что была недавно. Они не знают этих мест, не знают Орбахо-сы и ее жителей. А я утверждаю, что дело, которое сейчас начинается, вовсе не шуточное, что нам снова придется вести жестокие, кровавые бои и они будут продолжаться, сколько богу будет угодно… А ты как думаешь?

– Друг, я в Мадриде смеялся над всеми, кто говорил, будто возможна новая продолжительная и жестокая гражданская война, вроде Семилетней; но сейчас, когда я пожил здесь…

– Да, нужно самому прогуляться по этим очаровательным местам, взглянуть поближе на местных жителей и услышать от них хоть одно словечко, чтобы узнать, на какую ногу они хромают.

– Вот именно… Я не могу объяснить, на чем основано мое убеждение, но, находясь здесь, я вижу все иначе, и теперь мне кажется, что, может быть, действительно придется вести долгие и жестокие войны…

– Совершенно верно.

– Но сейчас меня занимает не столько война в широком смысле, сколько частная, которую мне приходится здесь вести,- я объявил ее не так давно.

– Ты, кажется, говорил, что живешь в доме тетки? Как ее величают?

– Донья Перфекта Рей де Полентинос.

– А, я слышал это имя. Это превосходная особа, единственная, о которой «чесночники», насколько я знаю, не отзываются плохо. Когда я был здесь прошлый раз, все восхваляли ее доброту, ее милосердие, всяческие ее достоинства.

– Да, моя тетя очень добра и любезна,- пробормотал Рей.

Он на мгновение задумался.

– Ну, теперь Я вспомнил!..- внезапно вскрикнул Пинсон.- Теперь у меня начинают концы с концами сходиться!.. Мне в Мадриде говорили, что ты женишься на своей двоюродной сестре. Все ясно. Это и есть прелестная, обаятельная Росарио?

– Пинсон, давай поговорим по душам.

– Я вижу, ты встретил здесь какую-то преграду.

– Дело значительно серьезнее. Тут идет ужасная борьба. Нужны могущественные, предприимчивые, энергичные друзья, с большим опытом в трудных предприятиях, мужественные п хитроумные.

– Слушай, это кажется даже серьезнее, чем дуэль.

– Намного серьезнее. Подраться с мужчиной на дуэли не трудно. Но как драться с женщинами, с невидимыми врагами, действующими в тени?

– Я весь обратился в слух.

Подполковник Пинсон, вытянувшись, лежал на кровати. Пепе Рей пододвинул стул и, опершись локтем о край постели и подперев голову рукой, начал свой доклад, объяснение, изложение плана или что-то в этом роде. Говорил он очень долго. Пинсон слушал с глубоким вниманием, не прерывая рассказчика, и только изредка задавал отдельные мелкие вопросы, просил сообщить еще какие-нибудь подробности или разъяснить что-либо непонятное. Когда Рей закончил, лицо Пинсона было серьезно и мрачно. Он устало потянулся, как человек, не спавший три ночи подряд, и, наконец, сказал:

– План рискованный и трудный.

– Но его нельзя назвать невыполнимым.

– Пожалуй, да! В этом мире нет ничего невыполнимого. Обдумай его как следует.

– Я уже обдумал.

– И решил проводить его в жизнь? Смотри, такие вещи теперь уже не в моде. Обычно они кончаются плохо н приносят людям одни неприятности.

– Я решил твердо.

– Ну что же, хотя дело это рискованное и сложное, даже очень сложное, я всецело к твоим услугам.

– Итак, я могу рассчитывать па тебя?

– До самой смерти.

Долго ждать первых выстрелов не пришлось. В обеденный час, сговорившись с Пинсоном о дальнейших действиях согласно выработанному плану, первым условием которого было то, что друзья будут притворяться, будто не знают друг друга, Пепе Рей направился в столовую. Там он нашел свою тетку, только что прибывшую из собора, где она, по своему обычаю, провела все утро. Донья Перфекта была одна и казалась чем-то глубоко озабоченной. Инженеру показалось, словно какое-то таинственное облачко оставило свой след на этом бледно-мраморном лице, не лишенном своеобразной красоты. Когда она поднимала глаза, лицо ее вновь становилось зловеще спокойным; но почтенная матрона поднимала глаза лишь на короткое мгновенье и, быстро окинув взглядом племянника, снова мрачнела.