Схоластике Бальмеса и апокалипсическим заклинаниям Доносо Кортеса испанская либеральная интеллигенция противопоставила философию «гармонического рационализма», разработанную испанским социологом Хулианом Санс дель Рио на основе идей второстепенного немецкого кантианца Краузе. Идеалистическая и пантеистическая концепция краузизма приобрела широкую популярность в среде испанской интеллигенции благодаря вытекавшей из нее этической и социологической программе. Это была программа «европеизации» Испании, приобщения ее к благам буржуазного прогресса с помощью образования и воспитания.

Одним из конкретных выражений программы «европеизации» было интенсивное усвоение испанскими литераторами той поры опыта крупнейших художников-реалистов Франции и Англии. Имена Бальзака и Диккенса называют в качестве своих учителей едва ли не все испанские романисты конца века. Позднее к этим именам присоединилось и имя Эмиля Золя, хотя в оценке его творчества и эстетической концепции среди испанских литераторов не было единодушия.

В последней четверти XIX века впервые существеннейшим фактором интеллектуальной жизни Испании стал интерес к русской культуре. Высокий нравственный пафос, резкое неприятие социальной несправедливости, внимание к судьбам «маленького человека», глубокая народность русской культуры привлекли к ней сердца и умы многих испанских литераторов, сделали для многих из них русских писателей учителями жизни и наставниками в искусстве.

Знакомство с европейской и русской литературой несомненно способствовало формированию критического реализма в Испании. Испанские писатели-реалисты успешно осваивают не только новые художественно-эстетические принципы, но и вторгаются в новые сферы социального бытия: так появляется в романе 80-90-х годов антибуржуазная тема, возникает тема судьбы народных масс, их роли и места в жизни страны. Принципиально новое освещение в литературе получает также конфликт между старым и новым обществом, лежавший в основе и многих произведений ранних регионалистов. Для областников капиталистические порядки в Испании представлялись чем-то наносным, случайным и потому, при всей своей «зловредности», более или менее легко устранимым. В последней четверти века большинство писателей уже не может не понимать, что победа буржуазного общества – реальный факт. Исследование социальных истоков этого процесса умирания старого и утверждения нового общества, равно как и его социальных последствий, и составляет, в сущности говоря, общественное содержание всей реалистической прозы Испании конца XIX века.

Одним из родоначальников реалистической прозы XIX века в Испании стал Педро Антонио де Аларкон (1833-1891). И в жизни и в творчестве Аларкона было столько крутых поворотов, что некоторые исследователи вообще отказывались принимать писателя всерьез. Маститый исследователь Сесар Барха писал, например: «Аларкон – человек без убеждений, гражданин без принципов, художник без эстетической концепции… Ни как человек, ни как писатель Аларкон не обладал сколько-нибудь устойчивыми взглядами. Напротив, он испытал на себе воздействие всех модных течений своего времени: сегодня революционер, назавтра консерватор; сегодня романтик, а завтра реалист; вчера и либерал и реакционер одновременно; сегодня католик, а завтра… кем он будет завтра? Все его творчество поэтому характеризуется какой-то неопределенностью…»

Барха оценивает Аларкона слишком сурово. Конечно, и в мировоззрении и в творчестве писателя можно обнаружить немало противоречий п непоследовательности, но в самих его метаниях есть нечто закономерное, характерное для той социальной среды, в которой он вырос и сформировался как человек и художник.

Отпрыск оскудевшего дворянского рода, Аларкон по желанию родителей сперва изучает право, потом теологию, но, уверовав в свои литературные таланты, покидает родной андалузский городок Гуадис. Несколько лет он ведет богемное существование в Гранаде и Мадриде, участвует в восстании против режима Изабеллы II, издает газету «Эль Латиго» («Кнут»), в которой бичует придворную камарилью и клерикалов. Позднее в качестве добровольца вступает в испанские войска в Марокко, а с середины 60-х годов дважды представляет в парламенте весьма умеренную партию «Либеральный союз». Приняв участие в низложении Изабеллы II, Аларкон в ходе революции быстро правеет и с середины 70-х годов окончательно утверждается в рядах консерваторов; в 1875 году он становится членом Государственного совета, а два года спустя избирается в Академию, при вступлении в которую произносит речь «О морали в искусстве», объявив открытую войну прогрессивным идеям в жизни и литературе.

К литературной деятельности Аларкон обращается очень рано. Семнадцати лет от роду он написал роман «Финал Нормы» (опубликован в 1855 г.). Эта история неземной любви испанца-скрипача Серафина и «девы Севера» Брунильды, преследуемой жестоким злодеем, оснащена всеми атрибутами типично романтического повествования, но, как всякое эпигонское произведение, роман лишен подлинно романтической страсти и производит впечатление чуть ли не пародии на романтизм.

Гораздо более органичны черты романтического мировосприятия в многочисленных рассказах Аларкона, создававшихся в 50-х годах и позднее объединенных в сборники «Любовные рассказы», «Маленькие национальные истории» и «Неправдоподобные повествования». Особенно интересны рассказы второго сборника, посвященные главным образом войне за независимость против наполеоновских войск, Первой карлистской войне и «благородным» андалузским бандитам. Многие из них основаны на изустных рассказах, бытовавших в народе, другие написаны в той же манере народных преданий, в которых все достопамятные события излагаются как будто бы предельно точно и вместе с тем окружаются своеобразной атмосферой поэтической легенды. Уже в некоторых этих рассказах отчетливо обнаруживается движение художественного метода Аларкона от внешних романтических контрастов и эффектов к реализму. Формированию реалистического метода способствовала работа писателя над жанром документального репортажа, начиная с «Дневника очевидца войны в Африке» (1860), объективного повествования о буднях не прославившей испанское оружие кампании в Марокко. Его книги путевых записок-«Из Мадрида в Неаполь» (1861), «Альпухарра» (1873), «Путешествие по Испании» (1883) -прочно утвердили этот жанр в испанской литературе.

Вершиной художественного творчества Педро Антонио де Аларкона и одним из признанных шедевров испанской литературы стала повесть «Треугольная шляпа» (1874). Основанная на одной из версий популярного в испанском народе романса XVIII века, повесть отличается от народной побасенки не только масштабами, а следовательно, и новыми персонажами, иными мотивировками их поведения, но и трактовкой центрального конфликта. В народном предании мельничиха уступает любовным домогательствам коррехидора, а мельник отплачивает оскорбителю той же монетой в ночном свидании с его супругой. У Аларкона супружеская честь и мельника и коррехидора осталась незапятнанной. Объясняется это отнюдь не стремлением писателя соответствовать «требованиям приличия и скромности», как он утверждает в предисловии; во всяком случае, не только этим. Изменения в фабуле продиктовало ему его художественное чутье, логика внутреннего развития характеров действующих лиц, какими он их себе представлял и изобразил. Гордая красавица Фраскита мало чем напоминает разбитную мельничиху из романса; измена мужу для нее столь же немыслима, как естественна для ее прототипа. Да и характер дядюшки Лукаса, способного в ослеплении ревностью на безрассудство, но внутренне благородного, весьма пострадал бы в своей цельности, если бы он стал добиваться осуществления задуманной им сгоряча мести коррехидору. Дело, однако, не только в этом. Все события, о которых повествует писатель, важны для него не сами по себе, а лишь как импульс, при помощи которого приводятся в движение и раскрываются все характеры. В будничной жизни человек может показаться и не таким, каков он на самом деле; в чрезвычайных обстоятельствах он раскрывается полностью. Ситуация «двойного адюльтера», возникшая однажды ночью, как бы высветила изнутри персонажи повести, поставив в их характеристиках все точки над i.