Когда она молча положила лист бумаги на стол, по ее хмурому лицу Кэдмон понял, что перевод показался ей такой же китайской грамотой, как и оригинальный текст.

— Предлагаю рассмотреть по очереди аллегорические и символические ссылки. Такие фразы, как «безжалостный западный ветер», «обманутый пастырь» и «пелена между двумя мирами», следует считать частями кода, сознательно вставленного в четверостишия. Ключ к разгадке зависит от того, как мы расшифруем символы, содержащиеся в каждой строфе.

— А что, если Гален загрузил свою головоломку самыми разными намеками?

— О, не сомневаюсь, что Гален умышленно вставил в свои четверостишия семиотические куски, призванные сбить с толку. Средневековый рассудок был очень изощренным, когда речь заходила о том, чтобы спрятать тайное послание в безобидный с виду текст.

Эди снова уставилась на исписанный лист бумаги.

— Что-то подсказывает мне, что нам тут не обойтись без криптографов ЦРУ.

— Возьмем, к примеру, вот это место, — сказал Кэдмон, указывая на первую строчку текста. — «Безжалостный западный ветер дул со стороны города Соломонова, злорадно распевая». Я вижу здесь лингвистический фокус в деле. Определенно, тут имеется в виду фараон Сусаким, покидающий Иерусалим после того, как он разграбил храм Соломона. По стопам египтян последовала смерть, и первый катрен завершается тем, что Сусаким бросает награбленные сокровища и вместе со своим войском поспешно уходит в Египет.

— Если не ошибаюсь, по-моему, ты получаешь от всего этого огромное наслаждение, — подозрительно прищурилась Эди.

— Кто не любит разгадывать хорошо составленную головоломку?

— Ну, например, я, — проворчала она. — Мне больше по душе судоку. Это такая задача с цифрами — впрочем, неважно. — Она махнула рукой. — Знаешь, мы сейчас сидим здесь, в библиотеке герцога Хамфри, только потому, что предположили, будто Гален Годмерсхэмский, сочиняя свои четверостишия, действительно оставил в них указание на то, где он спрятал золотой сундук.

— Это наше исходное предположение, — кивнув, подтвердил Кэдмон.

— В таком случае, наверное, тебе уже приходило в голову, что кто-то уже много лет назад расшифровал стихи и отыскал сокровище.

— Поскольку впрягать повозку впереди лошади неразумно, давай будем решать проблемы по мере их поступления.

Улыбнувшись, Эди насмешливо сверкнула глазами:

— Полагаю, именно в этом месте мне нужно грубо сравнить тебя и лошадиный зад.

Не в силах сдержаться, Кэдмон посмотрел в эти живые карие глаза. После поцелуя в автобусе сам воздух между ним и Эди наполнился сексуальным зарядом, и он гадал, пройдет ли гроза стороной или их застигнет ливень.

— Может быть, продолжим? — постучал он карандашом по листу бумаги, привлекая внимание Эди.

Но та неожиданно выхватила карандаш у него из руки.

— Конечно, это только догадка, но мне кажется, что загадка Галена построена в виде квадрата.

— В искусстве начала четырнадцатого столетия любые ящики, сундуки и шкатулки неизменно изображались в виде плоского квадрата, имеющего только одно измерение. — Даже не стараясь скрыть снисходительность, аспирант в очках бросил взгляд на Бойда Бракстона. — Весьма примитивный подход. Конечно, все изменилось, когда в пятнадцатом веке в распоряжении художника появилась перспектива. Пятнадцатый век — это начало эпохи Возрождения.

«Самоуверенный ублюдок», — мысленно бушевал Макфарлейн, глядя на архаичные стихи, выведенные на стену обеденного зала.

Если бы этот волосатый хорек служил под его началом, он бы вколотил ему тощую задницу между узкими плечами, однако сейчас полковнику требовались знания очкастого умника. И сотрудничество. Хотя он подозревал, что ему придется приложить усилие, чтобы держать себя в руках.

— Для Галена Годмерсхэмского плоский квадрат ничем не отличался от объемного средневекового сундука, который хочет разыскать ваш консорциум. Ребята, вы следите за мной?

Макфарлейн мысленно представил себе, как в четырнадцатом веке изображался в церквях и соборах Ковчег Завета. Хорек прав: скорее всего, бывший крестоносец изобразил бы его в виде простого квадрата.

— Продолжайте, — сказал он, не собираясь отвечать на вопрос аспиранта.

Его люди молчали, все как один. Полковник предупредил их, что лично изобьет всех и каждого стальным прутом арматуры, если у кого-то с языка сорвутся слова «Ковчег Завета».

— Так вот, вернемся к расшифровке этой загадки. На мой взгляд, фраза в первом четверостишии о «граде Соломона» относится к самому Галену, побывавшему во время Крестового похода в Иерусалиме. И на тот случай, если вы, ребята, еще не дошли до этого сами, объясняю, что первый катрен является первой стороной нашего метафорического квадрата.

И снова Макфарлейн промолчал. На самом деле ему было наплевать на первый катрен, поскольку он был уверен, что речь в нем шла о фараоне Сусакиме, а не о Галене Годмерсхэмском. С этой частью истории полковник был хорошо знаком, поскольку она описана в Ветхом Завете, в 3-й книге Царств, 14:25: «Сусаким, царь Египетский, вышел против Иерусалима» и «взял сокровища дома Господня».

Макфарлейна интересовали загадочные послания, содержащиеся в следующих трех четверостишиях. Где-то в этих архаичных стихах Гален Годмерсхэмский намеками открывал, где спрятал Ковчег, священный сундук, позволяющий Богу обитать среди людей. Из которого в последние дни Он поведет свое святое войско против неверных.

Чувствуя нарастающее возбуждение, полковник взглянул на часы, стянувшие левое запястье.

Осталось четыре дня, девять часов и двадцать шесть минут до начала Эйд аль-Адхи, мусульманского религиозного праздника.

То есть у него было четыре дня, девять часов и двадцать шесть минут на то, чтобы разыскать Ковчег Завета.

— Да-да. Квадрат. Очень верное замечание, — усмехнулся Кэдмон. — В конце концов, катрен — это стихотворение из четырех строк.

— А Гален сочинил четыре катрена, — добавила Эди, делая упор на слово «четыре».

— Не говоря о том, что в средневековом искусстве Ковчег Завета, как правило, изображался в виде квадрата. — Продолжая улыбаться, Кэдмон подмигнул: — Вижу, ты преуспела в судоку. А теперь, что нам дает этот метафорический квадрат?

Обрадованная тем, что Кэдмон хочет услышать ее мнение, Эди постаралась не ударить лицом в грязь:

— Я думаю, Гален постарался передать путь Ковчега. И начал он в первом четверостишии с фараона Сусакима, который забрал Ковчег из храма Соломона. Из слов сэра Кеннета нам известно, что Сусаким оставил подношение, призванное усмирить богов, то есть Ковчег, на Ездрилонской равнине.

— Где через двадцать два столетия на него наткнулся отряд рыцарей-госпитальеров во главе с Галеном Годмерсхэмским. — Кэдмон указал на второй катрен. — Похоже, рыцари передрались между собой из-за сокровища, перебили друг друга, и в живых остался один лишь Гален.

Поджав губы, Эди взглянула на последнюю строчку указанного четверостишия и спросила:

— А что это означает: «И, проявив доблесть, забрал святой ковчег»?

— Вероятно, это означает, что Гален Годмерсхэмский сам назначил себя хранителем Ковчега.

— То есть мы определенно на верном пути, так?

— Надеюсь на то.

Если честно, Эди не знала, как относиться ко всему этому. Хотя она с восторгом разбирала тяжеловесные средневековые стихи, в то же время ей было как-то не по себе. Тонкий голосок в голове настойчиво повторял: «Брось все». Повторял снова и снова.

— И из третьего четверостишия очевидно, что Гален отвез Ковчег в Англию, конкретно, на свою родину, в Годмерсхэм, — продолжал Кэдмон, не замечая состояния своей спутницы, — что полностью подтверждается сведениями, занесенными должным образом в «Реестр податей». А вот это кажется мне очень интересным, — продолжал он, указывая на третий катрен: — «Открыв глаза, он увидел страшную чуму, которую накликал».