Пока Кэдмон пробирался сквозь толпу, она размышляла над тем, что идея с креслом-каталкой была просто гениальной: народ расступался перед ними, словно Красное море перед евреями. Правда, Эди по-прежнему критически относилась к плану Кэдмона покинуть музей самым длинным путем. Однако, быть может, этот план, как и кресло-каталка, приведет в конечном счете к успеху.

Они прошли мимо галереи американской живописи и вошли в Восточный сад. Внутри их встретил душный, влажный воздух. Посреди сада находилась огромная морская раковина, на которую уселись крылатые купидоны, по их пухлым ножкам весело стекали струйки воды. Кэдмон повернул вправо, обходя фонтан. Когда кресло-каталка оказалось за рядом колонн, Эди заметила бездомного, который спал крепким сном на скамейке с чугунными спинками, не обращая внимания на завывание сигнала тревоги и предупреждения, непрерывно звучащие из громкоговорителей.

Покинув сад, Кэдмон ускорил шаг, пересекая длинный зал скульптур под сводчатым потолком. Мимо мелькали знакомыми пестрыми пятнами соседние галереи — Тулуз-Лотрек, Ренуар, Энгр, история французской живописи девятнадцатого века, превращенная в быстрый калейдоскоп красок.

Прямо впереди возвышались массивные черные мраморные колонны главной ротонды, подобные могучим исполинским деревьям девственного леса.

— Можно выйти через ротонду, — сказала Эди, разворачиваясь в кресле и с мольбой сжимая руки.

Ее предложение было встречено лишь шелестом колес по полу — кресло на полной скорости катилось вперед.

«Это все равно что спускаться в круги ада Данте», — подумала она, попав в ротонду под куполом.

Вокруг, куда ни кинь взгляд, толпились люди, выстраиваясь длинными извивающимися очередями к главному входу. Перед дверями охранники быстро ощупывали каждого выходящего посетителя. Эди предположила, они ищут вооруженного убийцу.

— Похоже, все дороги ведут в Рим, — заметил Кэдмон, катя кресло-каталку прочь от беспорядочной толпы.

Как и в Восточном саду, оставшемся позади, в ротонде царила влажность тропических джунглей — из-за многочисленных растений в горшках. Опасаясь, что убийца Паджхэма может скрываться где-то поблизости, Эди прижала подбородок к груди, стараясь не привлекать к себе внимание.

Как только они покинули ротонду, Кэдмон пустился бегом.

Бронзовые скульптуры. Натюрморты, фламандских живописцев. Скульптурные миниатюры итальянского Возрождения.

Мимо стремительно мелькали знаменитые произведения искусства. Эди стало страшно: как бы не расстаться с содержимым желудка.

— Нельзя ли помедленнее, а? Меня укачивает.

Если Кэдмон ее и услышал, никак этого не показал: этот мужчина словно торопился как можно быстрее продемонстрировать, какой же он крепкий орешек.

Преодолев три четверти общей длины музея меньше чем за две минуты, Кэдмон подкатил Эди к Западному саду, зеркальному отражению сада в противоположном конце. Резко повернув влево, он каким-то образом удержал кресло на двух резиновых колесах.

— Быстро! Тормози! — завизжала Эди, увидев прямо перед собой статую Иоанна Крестителя в полный рост.

Она судорожно вцепилась в обтянутые кожей подлокотники, но Кэдмон резко остановил кресло-каталку в каких-то дюймах от сурового святого.

— Гром и молния! — Он покрутил головой из стороны в сторону. — В конце коридора должен быть лифт… ах да, вот он, по правому борту, — и быстро подкатил кресло к лифту, спрятавшемуся за святым.

Протянув руку, Эди нажала кнопку вызова. Металлические двери тотчас же открылись. Поскольку развернуть кресло в тесной кабине не удалось, ей пришлось ехать лицом к задней стенке. Через мгновение они покинут музей через выход на Седьмую улицу, расположенный на нижнем этаже.

Приготовившись к последней кавалерийской атаке, Эди раскрыла хозяйственную сумку и, быстро порывшись в ней, нащупала раскисший картон коробки с растаявшим шпинатом.

— Что ты делаешь? — спросил удивленный Кэдмон.

— Ищу ключи от машины.

— Настоятельно не рекомендую пользоваться своей машиной.

Положив руку на спинку кресла, Эди развернулась так, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Ты шутишь, правда? Машина — наша единственная надежда бежать.

— Как ты думаешь, каким образом убийца тебя нашел? Готов поспорить, это была не случайная догадка.

— Ну, может быть, догадка, но только основанная на фактах. Не будем забывать про старину случай, — возразила Эди. И тотчас же, осознав, какую глупость сказала, добавила: — Ну, хорошо, он проследил за мной до музея. Но я обещаю, что, когда мы уедем отсюда, он уже не будет за нами следить. Я знаю город как свои пять пальцев. Поверь мне, Кэдмон, я смогу ускользнуть. Отсюда в квартале есть один переулок. Если за нами будет погоня, это идеальное место, чтобы избавиться от хвоста.

Двери лифта с мелодичным звоном открылись. Кэдмон выкатил задом кресло из кабины и развернул его в направлении вестибюля выхода на Седьмую улицу, где царила картина, идентичная той, которую они наблюдали в ротонде.

Увидев суматоху и толчею, массовое смятение, абсолютный хаос, охвативший пространство в мраморных стенах, Эди облегченно вздохнула.

Конец уже виден.

Держа в руках план музея, Бойд Бракстон во второй раз проверял все выходы.

Он поставил Санчеса у дверей в торговый центр, Харлисс занял место на Конститьюшен-авеню, Напьер устроился в Восточном крыле, расположенном на противоположной стороне улицы, Эйджи наблюдал за Четвертой улицей, а Риггинс дежурил у выхода на Седьмую. Все до одного опытные бойцы, у каждого были армейский нож и по две фотографии с документов: темноволосая кудрявая сучка и высокий рыжеволосый ублюдок. И все в полицейской форме. Если учесть, что Национальная галерея искусств кишела сотрудниками правоохранительных служб города, на появление дополнительных «коллег» никто не обратит внимание.

Бойд вставил в правое ухо устройство связи, позволяющее общаться со всеми пятерыми подчиненными.

— Приказ ясен: ликвидировать обе цели. Только холодное оружие. Дело нужно сделать быстро, бесшумно и наверняка.

— Мы все поняли, босс, — ответил за всех Риггинс.

Мастер ближнего боя, Риггинс прекрасно обращался с ножом. Что еще лучше, он получал наслаждение, орудуя острым лезвием. Для ближнего боя требуется определенный характер: бойцу нравится смотреть в глаза жертве, которую он убивает.

— Отлично, мальчики и девочки, давайте немного повеселимся, — ухмыльнулся Бойд, уверенный в том, что на этот раз промашки не будет. — И не забывайте… с нами Бог.

— Аминь, братья. — Это сказал Санчес, бывший боец спецназа, прошедший Афганистан и поднаторевший в безжалостной расправе над безбожниками.

Направляясь к выходу на Четвертую улицу, Бойд бросил взгляд на кольцо на правой руке: скопление крестов служило постоянным напоминанием о том, что он и его люди были солдатами в армии Господа, святыми воинами, в чем-то похожими на древних крестоносцев. Полковник часто упоминал тех, кто тысячу лет назад отправился покорять Святую землю, — Юг де Пайен, Годфрид Бульонский, Ив де Файон. Бойд ощущал неразрывную связь с этими древними рыцарями, которые сражались, держа в одной руке меч, а в другой — Библию. Прослужив пятнадцать лет в морской пехоте, он имел большой опыт обращения с мечом. Но Библия была для него чем-то новым. Его собственный отец не слишком-то высоко ценил Священное Писание; больше того, Джо Дон Бакстон высоко ценил одно только виски, которому воздавал должное почти каждый вечер. По слухам, в тот день, когда Джо Дон въехал на своем пикапе прямо в рощу тополей, у него между коленями была зажата недопитая бутылка бурбона.

Приблизившись к вестибюлю музея, Бойд дернул подбородком в сторону человека из «Розмонта», дежурившего у гардероба, — Эйджи можно было доверить самое ответственное дело. Ответом на молчаливое приветствие стал незаметный кивок.

Не собираясь стоять в очереди, Бойд сунул руку в карман куртки и извлек кожаный бумажник. Раскрыв его, ткнул полицейский значок тому же охраннику, с которым разговаривал, заходя в музей.