Другой интерьерной принадлежностью была Ирина, его жена, миниатюрная бледная особа, казалось, будто смотришь на неё сквозь дымку, такие у неё были неопределенные черты. Создавалось ощущение, что вся она пропитана благочестием, как елеем. На вид ей было что-то между 18-ю и 40 годами.

Штейн признался, что ночуют они в разных комнатах – ну не может он спать, когда рядом кто-то находится. Андрей подумал, что где-то среди его деловых бумаг находится маршрутизатор движения по квартире – что-то вроде расписания автобусов, в котором указано точное время остановок, и время нахождения на этих остановках.

Пока он занимался аквариумом, Андрей пил чай на кухне и развлекал Ирину дорожными историями. Она вела себя довольно сковано, как-то полуофициально. В перерыве между двумя сюжетами она вдруг что-то спросила про Тадж-Махал.

– Тадж-Махал?! – озадаченно переспросил Андрей. – Индийский храм, есть такое дело.

– Ну а для чего он построен?

По её неожиданно сосредоточенному взгляду ему стало ясно, что это не просто вопрос, а что-то вроде теста. Уж ей-то наверняка известно всё про Индию, раз её муженёк там побывал.

– Послушай, Ира, мой одноклассник ездил в Индию, и кое-что поведал.

И Андрей вкратце рассказал то, что знал по этому вопросу.

Царь с труднопроизносимым именем построил усыпальницу для горячо любимой супруги, у которой было имя попроще – Мумтаз. Так появился Тадж-Махал – красивейший храм Индии, в котором похоронена царица. В дни скорби царь задумался о собственной кончине. И его воображению рисовалась другая усыпальница, соединенная с мавзолеем Мумтаз белым мраморным мостом – символом вечной любви, неподвластной смерти. Тот, второй Тадж-Махал, был задуман в черном цвете. Первый – ослепительно белый. Но царю не удалось осуществить задуманное. Его четвёртый сын убил трёх братьев, наследников престола, отстранил отца от власти, заточил его в тюрьму, и стал править сам. Поэтому второй Тадж-Махал не построили, а когда царь умер, его похоронили в первом, рядом с супругой. Её усыпальница занимает центральную часть зала, под куполом, в то время как могила мужа примостилась сбоку, выглядит гораздо скромнее, и нарушает симметричность и целостность всего ансамбля. Что касается дальнейшего использования, это ведь культовое сооружение, обычно их используют для возвеличения власти – царской, или церковной, смотря у кого на балансе находится здание.

Ирина бесцветно улыбнулась, и было непонятно, какое впечатление произвёл на неё рассказ. К тому же, на кухне появился её муж, и дал полный расклад: высоту мавзолея, общую площадь ансамбля, и расположение полумесяца на куполе по отношению к сторонам света.

Алёна только к часу дня привела себя в порядок, в два они встретились, примерно час обсуждали все вопросы, и около четырёх нашли нотариуса, который согласился их принять. Пришлось ещё уговаривать – была пятница, и Андрею совсем не хотелось оставаться тут до понедельника. Нотариус, жеманная дама бальзаковского возраста, увидев его паспорт, скривилась:

– Прописка Волгоград… фу… вечно к нам это волгоградское жульё лезет.

Это было сказано столь естественно, как говорят обычно жулики, когда хотят подставить невиновного.

К подготовке документов Алёна подошла очень тщательно. Приказы о приёме на работу, трудовые договора, штатное расписание, учётная политика, и так далее. С такой серьёзностью всё это выполнялось ею, что казалось, учреждается транснациональная компания с миллиардными оборотами. Когда подписали то, что нужно было подписать, поехали обсуждать вопросы – в кофейню, естественно. Андрей не ошибся – Алёна была та ещё интеллектуалка, и речь за чашкой кофе пошла об авангарде. Андрей поддержал тему – говорить о чём угодно, только не о делах, особенно не о переносе остатков денежных средств на новую фирму, и не о перезаключении договора с кардиоцентром.

– …авангард – это моя страсть. В Петербурге я побывал на одной выставке, и был совершенно очарован некрореалистической живописью Владимира Кустова, с прекрасными утопленниками, покрытыми пятнами плесени. Что в них хорошего? Да ничего, они дают уверенность в завтрашнем дне.

Штейн также с удовольствием принял участие в разговоре, а недостаток знания предмета компенсировал повышением голоса, бурной жестикуляцией, и ввёртыванием молодёжных жаргонных словечек, – которые были молодёжными лет двадцать назад. Он конечно был и умён, и остроумен, и в то же самое время невыносимо скучен.

Каким-то боком разговор коснулся работы, и он, подозрительно осмотревшись, наклонился к Алёне:

– Ты же понимаешь, что в современной России не все платят налоги аккуратно. Скажу больше: если платить все налоги, как это предписано налоговым кодексом, то можно вылететь в трубу.

И откинулся на спинку стула, наблюдая за реакцией Алёны.

– Как бы да, есть такая проблема на самом деле, и я знаю некоторые способы ухода от налогов…

Штейн прислонил к губам палец: «Тише!»

– На самом деле, у меня есть знакомый – вместе в школе учились – так вот он… как бы занимается этими делами: обналичивание…

И они, в обстановке строжайшей секретности, принялись обсуждать схемы ухода от налогов, напоминая людей, подгадывающих, как бы незаметно написать слово «попа» на исписанном матюгами заборе. Насчёт Алёны было непонятно – подыгрывает она своему директору, или впрямь такая дурочка.

– Так, мне пора, – прервал их обсуждение Андрей. – Уже семь, мне хотя бы к полуночи вернуться домой.

Некоторое время Штейн отговаривал – не обсудили ведь самое главное.

«Вот и хорошо», – подумал Андрей. Вслух же, – вежливо, но твёрдо, сказал, что поедет.

И они попрощались.

«Джонсон и Джонсон» взял нового представителя по Югу России. Антон Прытков, так же как и Штейн, был ростовчанином. В первый свой приезд в Волгоград он первым делом отправился в кардиоцентр, а прибыв в кардиоцентр, первым делом направился в отделение реабилитации, кабинет 1-093 – в офис Совинкома.

Представившись, дал свою визитку, и немного подобострастно принялся объяснять, что в Волгограде (и осторожно добавил – возможно, и в некоторых других городах) компания «Джонсон и Джонсон» будет ориентироваться на Совинком, и что он все свои действия будет согласовывать с директором Совинкома. И даже по врачам ходить не собирается, и посещать операции – хотя это одна из главных его обязанностей как представителя Джонсона. Ведь у Андрея тут всё схвачено, зачем делать лишние шаги.

– Меня почитают как «дона» какого-то, главу синдиката, клана, – сказал Андрей, пытаясь изобразить смущённую улыбку. – Не знаю, хорошо это или плохо, но… спасибо, я польщён.

И, довольный тем, что его офис признан местом силы, взглянув на визитку, спросил:

– Мы ведь уже сталкивались по бизнесу?

Он узнал Прыткова – во времена, когда тот работал в компании Upjohn, Андрей закупал через него препараты, которые затем распространялись по женским консультациям. Об этом парне остались самые хорошие впечатления – адекватный, решает всё быстро, не задавая ненужных вопросов, не лезет в чужие дела и соблюдает договорённости.

Прытков подтвердил – да, конечно, он помнит, и поздравил бывшего партнера с таким продвижением, всё-таки хозяин крупного бизнеса.

Они обсудили состоявшуюся закупку продукции Endo, Ethicon и Cordis, которая находилась на таможне. Андрей рассказал, по каким клиентам распределится товар – кардиоцентр, центральный родильный дом, железнодорожная больница, Астраханская бассейновая больница, Ставропольская краевая больница, РКБ, казанская больница № 6, РКБ № 2, ДМЦ (детский медицинский центр г. Казань), роддом № 2 г. Казани…

Следующую закупку планируется сделать в начале следующего года. Предполагается закупить в полтора раза больше, чем сейчас.

Андрей показал пригласительный билет на торжественное открытие родильного дома в Казани – оно состоится 30 ноября, перерезать ленту будет сам президент Татарстана, Минтимер Шаймиев. Приглашение было подписано Фатиховым Р.Г., главным врачом РКБ. Прытков сообщил, что от Джонсона обязательно кто-то будет присутствовать – компания так же, как и Совинком, перечислила благотворительную помощь в размере 30 тысяч рублей.