Имоджин собралась идти, но его недоверчивый взгляд остановил её. Она была огорчена, а ещё больше раздосадована. Ей казалось нелепым, что Ференц упирается, она рассчитывала на любовь и полное взаимопонимание, на то, что он окружит её заботой, и этим привяжет к себе, а не принуждением. Возможно, она бы поупрямилась для виду, подразнила, и не пошла бы к святому, но теперь это стало вопросом принципа.
– Так что же, ты не хочешь меня пускать на холм? – раздражённо спросила она.
Взгляд его внезапно просиял:
– Нет же, просто я… хотел, чтобы ты прежде выслушала меня. Пойми, я так долго страдал, что для меня мучительна каждая минута, проведенная без тебя!
Она почувствовала, что он говорит правду, и отвернулась.
– Я много думал в одиночестве. И без конца перебирал одни и те же мысли. Кажется, я передумал больше, чем за всю свою жизнь. Ничто не расширяет так умственный кругозор, как страдание. Я понял, что потерял тебя по своей вине. Надо было уметь удержать тебя. Только бы ты не раздумала за эти два месяца! – об этом были мои мысли, больше ничего не лезло в голову. Только бы не передумала, и тогда мы начнём всё сначала! Возможно, я недостаточно вникал в твои интересы, может, чем-то раздражал. Я столько передумал в поисках ошибки, из-за которой потерял тебя, не смог затмить того…
Он был так прямодушен и так искренен в своих сожалениях и в своём горе, что она уже готова была никуда не идти, но всё же решила играть до конца.
– Друг мой, я не могу пожаловаться на тебя.
Отвлеченное слово «друг» его добило.
Он заговорил о своей любви к ней, о том, как хотел позвонить первый, но передумал, и решил выследить, возможно, это бестактно, но он уже ничего не соображает от безумной страсти, и много чего ещё наговорил бы, но она его остановила, протянув руку:
– Я позвоню тебе, ведь так мы договорились ещё два месяца назад, и так я сказала в начале разговора.
Он покорно пожал ей руку, поняв, что продолжать упрашивать бессмысленно. Она пошла через парк к цитадели. Это удлиняло путь, но ей хотелось подольше побыть одной.
Теперь её уже не злило его упрямство, ей нужно было решить два вопроса. Во-первых, когда Ференц поймёт, что завоевал её, не разовьётся ли у него синдром Полины (Данилиной девушки)? Не станет ли напоминать о прошлом, сваливая в одну кучу что было и чего не было?
Другой вопрос: не встретится ли ей какой-нибудь другой казанова, которому она бросится на шею, позабыв благоразумие и осторожность? Этого она боялась больше всего, и, прежде чем давать ответ такому серьёзному человеку, как Ференц, нужно было покопаться в себе, чтобы себе же дать некоторые ответы.
Ей вспомнились слова Ференца, когда он говорил, что в женских поступках нет никакой закономерности: сегодня они принимают цветы и бриллианты от респектабельного мужчины, но отказывают ему в близости, а завтра встречают плохого парня на мотоцикле и падают в его объятия на ромашковом поле. А респектабельному мужчине невдомёк: «Чего хочет девушка?»
«Чего я хочу?» – сказала Имоджин вслух.
Помолчав, добавила:
– Откуда же мне знать, что я хочу? Жизни не хватит, чтобы ответить на этот вопрос, а я обещала Ференцу управиться за полчаса!
Так она шла, погружённая в свои непростые мысли. До памятника оставалось совсем немного, нужно было только подняться по крутой лестнице. Ей снова вспомнился Andrew. Неизбежно вспоминать его тут, возникшая ассоциация быстро закрепится. Святой Геллерт (Герард Сагредо) родился в Венеции! И она подумала, что всё же не была до конца счастлива, не испытала полностью того, что могла. Она чувствовала, что сердце её осталось там, в Италии. От этого все переживания.
Поднявшись, она посмотрела на огни Пешта на противоположной стороне реки. Там находится их с Ференцем дом. Сейчас они туда поедут, и у них никогда больше не будет недоразумений.
Опомнившись, она мысленно воскликнула: «Как?! Я разве уже приняла решение?»
И сама себе ответила: «Конечно, это так. У меня была сумасшедшая, почти что юношеская любовь, продлившаяся с марта по декабрь прошлого года, и это была моя любовь к Andrew. Потом мне повезло, и я встретила свою зрелую любовь, и это моя любовь к Ференцу».
Эта мысль показалась ей такой простой и естественной, что она, даже не взглянув на статую, стала быстро спускаться по лестнице. Чтобы сократить дорогу, вышла на набережную, и быстрым шагом пошла в сторону купален.
Она издали увидела Ференца, он всё так же стоял и смотрел в ту сторону, куда она ушла. Когда между ними оставалось менее десяти шагов, он обернулся. Он был таким потерянным и подавленным, но, увидев её радостное лицо, просиял.
– Ты ко мне вернулась!
Она бросилась в его объятия. Он принялся благодарить её, но она сказала:
– Не стоит, скажи «спасибо» Геллерту, сама-то я вовсе не хотела!
Глава 46
To: [email protected]
From: [email protected]
Date: 03.03.1999
Chao, Andrew!
Ровно год назад мы познакомились, сегодня я вспоминала тебя, и вот что хочу сказать тебе в этот день. Могу признаться: ты – это лучшее, что было со мной.
Но моя любовь к тебе, такому далёкому (нас разделяло не одно только расстояние) мешала мне наладить личную жизнь и создать семью. Моя мама всё время внушала мне, как важна семья.
Не буду давать определение твоему отношению ко мне, ты это знаешь лучше меня.
Я встретила мужчину по имени Ференц, ему 36, сейчас я с ним. Он по-настоящему любит меня, и желает меня во всем блеске красоты и ума, независимую, искушенную, и от этого я для него становлюсь еще прекраснее и желаннее. Я делаю его счастливым уже тем, что мой выбор свободен, сознателен и разумен. Он не требует от меня ничего и не страдает оттого, что нет во мне ни детской чистоты, ни чахлой пресной невинности. Он понимает, как нелепо сожалеть о том, что жизнь, сделавшая женщину прекрасной, коснулась её.
Ференц полюбил меня со всеми теми чувствами, всеми привычками, с которыми я пришла к нему, со всем тем, что дал мне опыт, со всем тем, что дали мне другие, что дал мне ты.
А я получила от него то, что так давно хотела.
Ты удивительный человек, Andrew! Помнишь, я сказала, что, хоть ты и женат, но у тебя повадки холостяка? Я вспомнила об этом, когда прочитала твоё последнее письмо, в котором ты рассказывал о Кате.
Создатель наградил тебя хорошей памятью. Ты помнишь все, что касается меня и наших с тобой отношений. Мне всегда льстило твое внимание и то, с каким участием ты ко мне относишься. Но память сыграла с тобой злую шутку. Тебе неизбежно помнить твою погибшую невесту. Твое сердце покоится рядом с ней, в гробнице любви, воздвигнутой тобою. Ты никого не подпускаешь к своей святыне. За годы живых и мертвых странствий она привыкла к виражам твоего автомобиля, покачиванию вагонов и перегрузкам в самолетах. Малейшее упоминание о ней приводит тебя в священный трепет.
Поверь мне, я желаю тебе только добра и так же бережно отношусь ко всему, что тебе дорого, как ты относишься к моим ценностям. Послушай меня, – может, твоей святыне будет спокойнее в тени кипарисов и мрамора? Она закончила свое земное странствие, и видит бог, неизбежно ей покоиться в долине печали и безмолвия. А ты должен идти дальше, но уже без этого груза.
Прими мой совет, darling, он идёт из глубины моего сердца!
Твой друг,
Имоджин.
Глава 47
Всякое могло произойти, но только не превращение рыхлого обрюзгшего пиндоса Моничева в подтянутого элегантного джентльмена. Осталось только фамилию сменить – для полной завершенности этой чудной картины.
Реальные тектонические сдвиги – и в его внешнем облике, и в отношении к нему «старого седого полковника». С Першиным было всё по-другому – правда, внешне он не менялся.
