— Ладно, — миролюбиво сказал я, глядя в меню. — Что ты хочешь?

— Хочу, чтобы у моего Шьяма было хорошее настроение, — ответила она и взяла меня за руку. Но мы тем не менее не стали сплетать наши пальцы.

«Мой» Шьям. Меня еще принимают в расчет, подумал я. Девушки знают, как подсластить пилюлю.

— Х-м-м, — тяжело вздохнул я. Если она пытается помириться, то я должен был сделать встречный ход. — Мы можем заказать их фирменное блюдо — лапшу «Магги».

— «Магги»? Ты пришел сюда, чтобы поесть лапшу? — удивилась Приянка и забрала у меня меню. — Обрати внимание: эта самая лапша стоит девяносто рупий. — Последнюю фразу она произнесла так громко, что ее услышали посетители за соседними столиками и несколько официантов.

— Приянка, мы зарабатываем достаточно. И можем не экономить, — возразил я.

— Закажи шоколадные пирожные и мороженое. Или по крайней мере что-то такое, чего ты не можешь поесть дома.

— Ты же обещала есть то, что я закажу.

— Да, но «Магги»? — скривилась Приянка.

Я не смог сдержать улыбку при виде знакомой мне гримасы и поспешил заказать пирожное.

Официант принес его и поставил перед Приянкой — поллитра жидкого шоколада поверх шарика ванильного мороженого, лежащего на огромном куске шоколадного торта. Прямой путь к инфаркту. Съев пару ложек, Приянка пододвинула его ко мне.

— Я такая обжора, — облизнулась она.

— Ты собралась с духом и поговорила с матерью?

Приянка вытерла испачканные в шоколаде губы салфеткой. Мне захотелось поцеловать ее, но я не был уверен, стоит ли делать это. Если ты влюблен, но сомневаешься, значит, что-то идет не так.

— Мы с мамой не способны вести разумный, здравый разговор. Я пыталась поговорить с ней о тебе и о собственных планах на будущее — ты знаешь, я хочу продолжить учебу. Казалось бы, что тут невозможного, верно?

— И как она прореагировала?

— Минут через семь мы дружно рыдали. Ты можешь в это поверить?

— Конечно, раз речь идет о твоей матери. Что именно она сказала?

— Лучше тебе не знать.

— Но мне нужно знать, — настаивал я.

— Она сказала, что ты ей никогда не нравился, поскольку не нашел своего места в жизни, а с того самого дня, как я начала встречаться с тобой, я очень изменилась и превратилась в бесчувственную ледышку.

— Бесчувственную ледышку? — вскричал я, чувствуя, как к лицу приливает кровь. — Как, черт побери, я добился этого?

Последнее утверждение сразило меня наповал. Конечно, мне ужасно не понравилось, что меня назвали человеком неустроенным, но это отчасти справедливо. Но с какой стати мать Приянки обвинила меня в том, что ее дочь превратилась в холодного человека?

Приянка ничего не ответила, выражение ее лица смягчилось, и я услышал, как она тихонько всхлипывает. Это было неправильно, ведь обидели меня, а не ее, это мне надо было плакать. Но с другой стороны, только девушки выглядят мило, начиная плакать во время свиданий.

— Послушай, Приянка, твоя мать — психопатка.

— Нет. Ты здесь ни при чем, но я действительно изменилась. Может, просто повзрослела, а она решила, будто во всем виноват ты. Мы были так близки, а теперь маме не нравится все, что я делаю. — Приянка заплакала, и все в кафе подумали, наверное, что я обманул свою подругу и собираюсь бросить ее. Девушки за соседними столиками бросали на меня гневные взгляды.

— Успокойся, Приянка. И будь добра, скажи мне, чего хочешь ты?

Приянка покачала головой и промолчала. Иногда легче вести переговоры с террористами, чем с любимой женщиной.

— Пожалуйста, поговори со мной, — умолял я, глядя на пирожное. Мороженое растаяло и растеклось по тарелке.

Наконец Приянка заговорила:

— Она хочет, чтобы я выказывала свою любовь к ней. Хочет, чтобы я была счастливой и вышла замуж за человека, которого выберет она.

— А чего хочешь ты?

— Не знаю, — ответила Приянка, глядя на скатерть.

Какого черта, подумал я. После четырех лет близости я удостоился ответа «Не знаю».

— Ты хочешь бросить меня, верно? Я не слишком хорош для твоей семьи.

— Все не так просто, Шьям. Она вышла замуж за моего отца, который был всего-навсего государственным служащим, — просто папа показался ей порядочным человеком. А ее сестры ждали более выгодных партий и вышли замуж за более квалифицированных специалистов, и сейчас они богаче ее. Вот почему она так беспокоится обо мне. Она моя мать. У нее свои представления о том, какой человек мне нужен. Я тоже хочу, чтобы мой парень успешно строил свою карьеру.

— Значит, наши с тобой отношения стали более напряженными не только из-за твоей матери. Ты тоже внесла в это свою лепту.

— Для того чтобы отношения испортились, одной причины недостаточно. Ты не отвечаешь мне взаимностью. Ты полон сарказма. Не понимаешь моих амбиций. Разве я не твержу тебе постоянно о том, что ты должен сосредоточиться на своей карьере?

— Прекрати! — попросил я.

Мое громкое восклицание привлекло внимание сидящих за соседними столиками парочек. Все девушки в кафе уверились в том, что я настоящий женоненавистник.

Приянка заметила, что на нас смотрят, и заставила себя успокоиться. Вытерла слезы салфеткой и снова стала выглядеть нормально.

— Шьям, вот, значит, каково твое ко мне отношение. Мама меня не понимает, а теперь еще и ты. Почему ты так ведешь себя? Ты очень изменился, Шьям, ты больше не тот счастливый человек, с которым я некогда начала встречаться, — сказала Приянка достаточно спокойным голосом.

— Я остался прежним. Это ты выискиваешь во мне всё новые недостатки. У меня отвратительный начальник, но я стараюсь быть счастливым, насколько это возможно. А что случилось с тобой? Раньше ты ела в придорожных кафешках вместе с водителями грузовиков, а теперь вдруг решила выйти замуж за хирурга-эмигранта, потому что только это поможет свести концы с концами?

Мы несколько секунд смотрели друг на друга.

— Ладно, моя вина. Именно это ты пытаешься доказать, правильно я говорю? Я подлая эгоистка, верно?

Я не мог поверить, что любил ее целых четыре года, — теперь мы ссорились не переставая.

Я вздохнул:

— Думал, мы обойдемся без ссор, взаимных упреков и об-нинений, но ничего не получилось…

— Ты очень много для меня значишь, — сказала Приянка и взяла меня за руку.

— А ты для меня. Но мы должны думать и о других вещах.

Мы попросили счет и поговорили о погоде, пробках и оформлении кафе. Разговаривали мы много, но это нельзя было назвать общением.

— Позвони вечером, если у тебя найдется на это время. — Я заплатил по счету и встал со своего места.

Вот до чего дошло дело: теперь мы просили друг друга позвонить. Раньше мы делали это без спроса буквально каждый час.

— Ладно, позвоню. Или пришлю эсэмэску.

Мы обнялись, почти не касаясь друг друга. О поцелуе не могло быть и речи.

— Конечно, — ответил я. — Я люблю получать твои сообщения.

Опять сарказм. Господи, и когда только я чему-нибудь научусь?