—   Прежде всего я должен удостовериться в том, что разговариваю действительно с конунгом Алексан­дром, — нагло сказал гонец Янис. — В Новгороде не­сколько человек мне сказали, что князь Александр и его дружина вчера покинули город для того, чтобы идти и сражаться с нашими войсками.

—   Сие есть неправда, — ответил князь Андрей, не моргнув глазом. — Аз есмь Александр, а дружина моя и впрямь отправилась вчера в сторону Ладоги и далее, чтобы усмирить взбунтовавшееся племя весичей, которые противятся свету Христовой истины.

А что до новугородцев, то я нарочно пустил слух, буд­то я сам отправился вместе с дружиной, и даже послал вместо себя человека, похожего на меня. Хочу прове­рить, как жители Новгорода ведут себя в мое отсутст­вие, и своими глазами увидеть, преданы ли они мне или неверны. Посему никто из новгородских жителей не скажет вашему посольству, что я здесь, на Городи­

ще, и вас троих прошу не выдавать моей хитрости. А если вы проболтаетесь, я повелю нагнать вас и про­держу в заключении до тех пор, пока дружина не вер­нется из весьских земель.

—    Обещаем не сказывать никому, — с надменной усмешкой ответил посол Янис и вновь огласил палату шумным воздухоизвержением.

—    Принимаю сей трубный глас иерихонский как лучшее скрепление твоей клятвы, — улыбнулся князь Андрей, и по палате пробежал веселый смех.

—    Полагаю, тебе станет не до смеха, когда ты про­чтешь грамоту от мейстера Биргера Фольконунга и епископа Томаса Абосского.

—    О Боже! У них еще и епископ Абосский! — сно­ва, но уже громче, прыснула Феодосия Игоревна. Это многие услышали и вновь рассмеялись. Невозможно было терпеть чванливые лица послов и все их наглое поведение.

—    Подтверждает ли великая княгиня, что сей муж есть ее истинный сын Александр? — спросил го­нец Янис, не обращая внимания на веселье русичей.

—    Да я на Библии готова поклясться, что он есть истинный мой сын! — возмутилась Феодосия и при том не солгала.

—    Мне приходилось однажды видеть великую княгиню Феодосию, и потому я верю, — сказал на­глый Янис, снял наконец правую руку с цевья своего меча, залез в сумку, висящую у него на плече, извлек оттуда скрученную в свиток грамоту Биргера и протя­нул ее боярину Федору. Тот подошел к Андрею Ярославичу и передал грамоту ему.

—    Слышал я, что конунг Александр Ярослафович умеет читать по-нашему, — продолжая как бы наро­чито искажать русскую речь, произнес гонец Янис. — Посмотрим, сможет ли он прочесть грамоту.

Князь Андрей на сей раз смутился. В отличие от брата, он до сих пор не усвоил ни одного языка, кроме русского, и, когда он развернул грамоту, латинские буквы так и заплясали в его глазах непонятицей.

Но ему никак не хотелось опростоволоситься, и он сде­лал вид, будто читает грамоту. О содержании можно было догадаться — свей бросали вызов, и Андрей ра­зыграл удивление и огорчение, нахмурил брови, от­бросил грамоту в сторону, Феодосия подхватила ее, развернула и стала читать. Она, в отличие от своего сына, была сведуща в разных грамотах.

Андрей Ярославич грозно встал со своего кресла и произнес:

—    Передай своему господину, что я готов с ним сразиться! Я рад, что он так смело вызывает меня на бой. Жаль, что дружина моя отправилась в весьские земли, иначе я бы сегодня же начал сборы и завтра же выступил в полк. Теперь мне понадобится три-четыре

дня, но пусть твой местер знает, что через пять дней мы встретимся с ним и по-мужски опознаем, кто есть сильнейший лев — русский али свейский.

—    Возможно, Александр хочет передать местеру Биргеру Фольконунгу свою ответную грамоту? — спросил Янис.

—    Незачем, — отмахнулся Андрей Ярославич. Уж написать-то по-латынски он точно бы не сумел. — Мо­жете вернуться к своему Биргеру. Скажите, я рад буду сразиться с таким благородным воякой, особенно если он столь же искусен в пускании благоуханных возду-

хов, как ты, коего он послал ко мне, как видно, не слу­чайно.

—    Хорошо, я все передам моему господину, — ух­мыльнулся Янис и легонько поклонился. При этом он в третий раз удивил всех своим искусством, но теперь уже никто не посмеялся. В глазах у всех, кто был в па­лате, светилось жадное желание наброситься на свеев по первому знаку Андрея и разорвать наглецов в кло­чья.

—    Ступайте, — сказал гонцам князь Андрей. — Перед дорогой вас накормят со всеми приличиями. Я распоряжусь, чтобы дали побольше гороху.

В это самое время, когда мнимый Александр бесе­довал с наглыми посланцами Биргера, истинный князь Александр Ярославич снова стоял на носу своей ладьи и с удовольствием наблюдал, как все ближе ста­новятся очертания Рюриковой столицы. Здесь, как и в Новгороде, было солнечно, омытые вчерашним дождем берега реки так и сияли сочной смарагдовой зеленью. Встающие слева по борту судна дома и башни радовали глаз своей крепостью, но краше всех вырас­тал величественный белокаменный Георгиевский со­бор, увенчанный серебряным куполом.

—    А правда ли, Славич, будто сей храм в честь приснопамятной победы над свеями же и воздвиг­нут? — спросил отрок Савва.

—    Правда, — сказал другой оруженосец Алексан­дра Ратмир.

—    А я не тебя спрашиваю, олух! — сердито огрыз­нулся Савва.

—    Что вы за люди! — осерчал на них Алек­сандр. — Неужто нельзя мирно жить? Неужто мы, русские, не можем без того, чтобы не мутузить друг друга?

—    Да я-то тут при чем! Это все Савка! — обиделся Ратмир.

—    Кому Савка, а кому Савва Юрич, — отозвался соперник.

—    Аки дети, ей-богу! — покачал головой Алек­сандр.

—    А Христос и заповедовал: «Будьте аки дети, — сказал Савва.

—    Ну не в таком же разумении, чтобы по-детски вздорить друг с другом! — У Александра уже вовсю че­сались кулаки хорошенько избить чересчур ершисто­го Савку. — Как же я тебя измордую, Савка, только дай срок, вернемся с победою в Новгород!

—    Сам же строжишься, что деремся, а сам же и драться намерен… — обиженно проворчал отрок.

—    А про ту победу над свеями до сих пор тут все помнит — и деревья, и травы, и даже облака, — сказал князь Александр, вздыхая с благоговением и мечтая о том, чтобы повторить ту победу. — Сей град Ладога искони славен на Русской земле. Наши наидревлей-

шие князья основали его еще Бог весть в какие басно­словные времена. Возможно, и Новгорода еще не бы­ло, и Киева, не говоря уж про Переяславль и Влади­мир, а Ладога уже тогда стояла тут.

—    Сего не может быть, чтоб прежде Новгорода, — возразил боярин Ратибор Клуксович. — Новгород повсегда стоял.

Александр сделал вид, будто не слышал, и продол­жал:

—    Одно время варяги захватили нашу Ладогу, ста­ли называть ее по-своему Альдогой. Им сие место зело по сердцу было — сидишь себе тут, захотел — вверх по Волхову поднялся до Новгорода, пограбил окрестнос­ти, да и назад. Разбойники, одно слово.

—    Чисто яко нонешние свии, — добавил Ратмир.

—    Ну чо ты встреваешь! Сиди да хлопай ушатами своими, слушай, — ущипнул его Савва.

—    Потом их вышибли отсюда навеки, — продол­жал Ярославич. — Но когда новгородцы призвали к себе первым князем варяга Рюрика, то он именно тут, в Ладоге, основал столицу свою. Здесь, как сказы­вают, и Олег Вещий принял смерть от коня своего.

—    Как это? — спросил удивленно Домаш.

—    А так. Он здесь доживал свой век. Сюда при­ехал на старом своем коне, на коем еще до Царьграда ходил. И когда прибыл в Ладогу, местные волхвы предрекли ему, что от сего коня он и погибнет. И толь­ко предсказание ими было вымолвлено, конь возьми да и околей. Олег волхвов на смех: «Хороши же вы, волхвы! Как же фарь мой теперь мне смерть прине­сет?» Но прошло несколько лет, и однажды во-о-он на том холме он набрел на голый остов коня любимого. Наступил ему на голову, а из мертвой головы фаря — аспид! Он там себе гнездо свил внутри конского чере­па. И — хвать князя Олега за ногу ядовитым зубом! Так и сбылось предсказание волхвов, и Вещий Олег принял смерть от коня своего.