Лешка схватился за ингалятор и, жадно сделав несколько длинных «пыхов», через некоторое время откинулся на подушку и блаженно прошептал с отчетливой дрожью в голосе.

— Живу! Отпускает! Спасибо ребята!

Старшина Мерзлов, присев на краешек кровати курсанта Чернухина, тихо сказал.

— В первое же увольнение пойдешь в город, купишь целый ящик этой дряни и передашь её мне на хранение. Запру в каптерке, и буду самолично выдавать тебе по мере надобности. Только возьми много, чтобы до самого выпуска из училища хватило!

Леша Чернухин блаженно улыбался, но старшину нашей роты уже не слышал. Он крепко спал.

— Спи-спи, дружище! Намучался, бедолага. Спи, набирайся сил.

Игорь Мерзлов заботливо поправив одеяло на кровати Чернухина, осторожно вытащил ингалятор из его руки и положил рядом — на прикроватную тумбочку. При этом он обратился к сержанту Гнедовскому.

— Валера, завтра не поднимай его на зарядку, пусть лишний часик подремлет. Сколько ж силенок за эти два дня растерял, дурачок…

Затем, старшина, посмотрел на «истекающего» кровью и почти бездыханного Полимошу, который тонко балансировал на грани обморока и ускользающего сознания лишь на остатках своей силы воли, и с улыбкой промолвил.

— Тащите зеленку и бинт из аптечки, реанимация 4-й роты продолжает свою работу… Давай сюда руку, герой!

p. s. Справедливости ради, стоит особо заметить, что дежурная медсестра Света, обнаружив исчезновение ингалятора (после окончания чаепития, естественно) не подняла истеричный шум и не поставила в известность руководство медсанчасти в частности и командование училища ВВС в целом о выявленном факте хищения дефицитных мед. препаратов, несмотря на разбитый медицинский шкафчик, наличие четких следов курсантских сапог на белоснежном подоконнике, оборванные шторы и свежие капли крови на полу и оконном стекле…

Спасибо тебе девочка! И старлею Мартынову — помощнику дежурного по училищу ВВС тоже отдельное и персональное спасибо!

p. s. На выпуске из училища ВВС, будучи молодыми лейтенантами, мы (Чернуха особенно) хотели преподнести этой медсестричке букет цветов и попросить извинения, но не успели этого сделать, т. к. молодой врач Светлана Мартынова — жена капитана Мартынова (того самого бывшего старлея), как и положено верной и любящей жене уехала со своим мужем к новому месту службы.

Весна! Наконец-то, свершилось, дождались, отмучились, аж не верится! Аллилуйя! После кошмарно-угнетающей уральской зимы с небывалыми, умопомрачительными и незабываемыми –52 градусами по Цельсию, любое маломальское потепление начинает восприниматься как «манна небесная», а тут настоящая всамделишная ошеломительная и многообещающая весна! Ура! Ура! Ура!

Боже, как хорошо! Тепло! Комфортно! Чудо, как замечательно! Птички разнокалиберные орут во все горло, соревнуясь друг с другом в громкости и красоте переливов, а также попутно пытаются переорать колонку S-90, нагло выставленную в раскрытое окно на 4-м этаже дома напротив, которая отчаянно дребезжа и сотрясаясь на последнем издыхании, изрыгает нетленный хит «Life is life» австрийской группы «Opus». Непроизвольная музыкальная дуэль идет с переменным успехом, но красота заливистой брачной песни одуревших от дерзкой весны пернатых ловеласов явно побеждает.

Ласковое солнышко нежно и ненавязчиво пригревает, заставляя сонно щуриться ленивого рыжего кота на ближайшей лавочке. Последний снег уже давно и повсеместно стаял, а сквозь серо-грязный слой раскисшей почвы, озябшей и промерзшей за время неприлично долгой зимы, пробиваются робкие и нежные, но весьма настойчивые ростки новой жизни. Почки на деревьях уже набухли и показались кончики еще свернутых листочков, которые начинают источать еле уловимый маслянистый аромат.

Красотища, да и только! Природа постепенно оживает и буйно расцветает, показывая заразительный пример людям, в своей неудержимой и подкупающей искренности.

В полной солидарностью с матушкой природой, постепенно оживают и начинают медленно оттаивать наши окоченевшие «вусмерть» организмы.

Суровая уральская зима не смогла окончательно вытравить из курсантских тушек отчаянную «жажду жить». И вот теперь под воздействием провокационных лучей нежного весеннего солнышка, где-то в самой глубине промерзшего насквозь тельца, облаченного в военную форму, осторожно и нехотя пробуждаются «секретные железы», которые, постепенно набирая темп и повсеместно наглея от весеннего безумия и вседозволенной безнаказанности, начинают вырабатывать весьма приличные порции различных гормонов. Которые в свою очередь, вносят сладостное смятение в наши и так достаточно хаотичные мысли, переводя их исключительно в раздел инстинкта размножения и безусловных рефлексов, а первичные половые признаки (мужское достоинство то есть) — в состояние постоянной сладостной возбужденности и трепетного томления.

Шутки шутками, а «хваленый» бром, якобы щедро добавляемый армейскими поварами в традиционный компот для своевременного сдерживания бушующего курсантского либидо, уже позорно не действовал. Совсем не действовал, точнее некуда! Абсолютно не действовал, поверьте на слово!

Нет, кроме шуток, бесконечная и образцово-постоянная эрекция просто утомила. Галифе у всех курсантов смешно и нагло топорщились, ширинки жалобно трещали, а пуговицы, пришитые «намертво» суровыми нитками, так и норовили оторваться, чтобы отправиться в длительный свободный полет на сверхзвуковой скорости.

Все выступающие углы в помещениях казармы и учебных корпусах родного училища ВВС приходилось осторожно обходить с гораздо бОльшим радиусом и крутым креном из-за нешуточного опасения зацепиться за «проклятый угол» бессовестно оттопыренным первичным половым признаком, причем в самый неожиданный и неподходящий момент. Больно это, поверьте на слово…

А на спину каждому курсанту можно было смело вешать табличку, как на автобусе «Икарус»: «Держи дистанцию! Радиус заноса 1 метр!»

Итак. Солнечный и пьянящий май месяц, наше 45-е классное отделение обреченно стоит в гарнизонном наряде, а мы с Леликом героически торчим на внешнем шлагбауме, который отделяет обширную территорию гарнизонной комендатуры, включая отвратное здание гауптвахты и легендарные «красные казармы» от гражданской вольницы.

Фактически, мы — два курсанта доблестного училища ВВС стоим буквально на рубеже, на границе, практически на передней линии, на острие… Оберегаем, так сказать, моральные устои наивных военнослужащих от реалий грязного разврата, всеобщей вакханалии и полной разнузданности гражданской жизни, которые бушуют на улицах, этого милого с виду уральского городка.

Именно такое ответственное и архиважное задание было получено на занудном инструктаже от начальника гауптвахты — угрюмого капитана-краснопогонника, который славился своей патологической жестокостью, а также неслыханной щедростью к раздаче дополнительных суток ареста для всех военнослужащих, поимевшим сомнительное счастье оказаться на нарах «гостеприимной» гауптвахты. Это был человек-параграф, человек-Устав, безжалостный тюремщик и весьма последовательный в своей изощренности, сатрап-душитель любой свободолюбивой мысли.

И вот, к нашей «неописуемой радости», мы с Леликом удосужились его «монаршего» внимания и были «ЛИЧНО» определены для несения службы в качестве «олицетворения благопристойности» военнослужащих гарнизонной комендатуры на первой линии обороны — на шлагбауме.

Куда деваться, два громилы за 185 см ростом, косая сажень в плечах у каждого, одухотворенный внешний вид, на щеках блуждает здоровый румянец и полное отсутствие даже малейшего намека на маломальский интеллект. Ну и естественно — обязательный стандартно-суровый взгляд «а-ля-гроза НАТО». Вот в принципе и весь «секретный» рецепт нашего «грандиозного успеха».

Во время развода гарнизонного наряда, мерзкая тюремная крыса — начальник губы, выдернул гиганта Лёлика из монолитного строя 45-го классного отделения и не успел я злорадно хихикнуть, подтрунивая над закадычным другом, как гарнизонный капитан, взявшись за идеально начищенную бляху моего поясного ремня, вытащил из замершего строя и меня любимого, следом.