Слухи распространялись в казарме с реактивной скоростью, по пути обрастая многочисленными уточнениями и пикантными подробностями. Все курсанты восторженно, отказываясь верить своему нежданному счастью, передавали самую последнюю горячую новость. До наших ушей, эстафета донесла следующее.

— Слышали, про последнюю жертву «дизеля»? Как?! Ну, темнота! Володя Нахрен обосрался и его загребли в обсерваторию. Койку поставили прямо в туалете, серит дальше, чем видит.

— Хорош нести чушь. Не обосрался, но близко к этому — облевался, причем, реально. Прямо на построении офицеров, на плацу, чуть ли не на грудь Пиночету нагадил. Тот еле отпрыгнул. Лишь, по ботинкам зацепило.

— Иди ты! Во, дела! Слышь пацаны, Нахрен облевал Пиночета и нашего генерала, с ног до головы уделал, прямо в штабе, на красной дорожке. Перепил вчера знатно, вот заглушку и выбило, точно говорю! Весь день зеленый ходил, но опохмелиться, так не успел. Теперь его на суд чести и в свете борьбы с пьянством и алкоголизмом в рядах красных офицеров, в соответствии с последними постановлениями партии и правительства дадут коленом под зад. Уф, отмучились! Живем ребята! Ура!

— Не трещи, все немного не так. Вернее, все совсем не так. Володя Нахрен не обосрался, а облевался. Это абсолютно точно! И у него не банальный «дизель», который тупо свалил половину училища, а обычная стандартная «желтуха» — гепатит. Не то «А», не то «Б». Короче, «А» и «Б» сидели на трубе. Выбирайте, кому что больше нравиться. Где он его подцепил, непонятно! В училище гепатита нет, только дизель поголовный. Так, что желтуха — это его личная, не побоюсь этого слова — персональная наработка. Точнее, можно сказать — домашняя заготовка. Говорила ему мама: «Вова, не бери в рот!», а он не послушался. Вырос мальчик и назло мамочке, хапнул говнеца большой ложкой. Все, от жадности своей, вот и получил китайца! Смачную такую китаёзу, цвета спелого лимона. Ха-ха. А ты, Петя — дальтоник! Не можешь желтую рожу любимого командира от зеленой хари пропитого алкоголика отличить. Стыдно! Помните, как вы все возмущались, что ни какая холера, нашего дорогого Володю, не берет?! Накаркали колдуны дремучие, ведьмаки глазливые?! Нате, наслаждайтесь! Короче, загремел голубчик месяца на два, к бабке не ходи, а то и больше. Вопрос в другом! Кто, в нашей многострадальной 4-й роте, рулить будет?! Вот задачка на сообразительность?!

Толпа замолчала и задумалась. Действительно задачка. Месяц выпал адски кошмарный. Эпидемия «дизеля», свирепствовавшего в училище и безжалостно косившая курсантов как из крупнокалиберного пулемета, только-только пошла на убыль. Оставшиеся в живых — в строю тоесть, измотались безмерно. Обеспечивать полнокровное функционирование всей огромной инфраструктуры училища и заботливый уход за больными — кормить, поить, выносить фекалии — это не просто тяжело а, очень тяжело. Режим «через день на ремень» — это, честно говоря, очень утомительно, даже для молодого здорового организма. Усталость ребят была запредельной, недосып хронический, дисциплина катастрофически падала, единоначалие рушилось на глазах.

Курсанты уже не боялись ни внеочередных нарядов, ни лишения увольнений, ничего! Всем, все было параллельно и глубоко фиолетово! Ибо, сейчас, вся наша повседневная жизнь — это один бесконечный наряд, а карантин подразумевает полную изоляцию от внешнего мира. Увольнений нет и в обозримом будущем, даже и не предвидится. Об аресте приходилось только мечтать, как о гарантированной возможности выспаться на нарах училищной гауптвахты. Ребята реально валились с ног, безразличие и апатия стали постоянным спутником всех и каждого. И отсутствие в роте строгого командира, способного поддерживать остатки воинской дисциплины в рамках разумной достаточности, грозило изменить нашу «отличную» дисциплинированную и образцово выдрессированную роту до неузнаваемости, до хаоса и бедлама народного ополчения или до анархии партизанского соединения.

В самый разгар наших оживленных споров о возможной замене в рядах командования, в казарму вбежал пунцовый от счастья лейтенант Зайчик. Он нервно сжимал губы и теребил кончик форменного галстука. Офицер был крайне возбужден и нервно подергивался всем телом, как кобель перед случкой. Его командный голосок временами срывался на визгливые нотки.

— Рота! Экстренное построение! Немедленно! Я сказал! Бегом! Шевелись! Сержантам доложить о наличии личного состава. Распустились совсем, я повторять не буду! Бегом, кому сказано?!

Замотанные в нарядах курсанты медленно выползли в центральный коридор и нехотя построились на «взлетке». Попыток застегнуть воротники гимнастерок и подтянуть поясные ремни не наблюдалось. Разложение личного состава началось, остатки дисциплины улетучивались на глазах.

— Рота! Слушай приказ командира батальона полковника Пино… Серова. В виду скоропостижной и по всем оптимистичным прогнозам врачей, длительной болезни капитана Нах… Хорошевского, обязанности командира 4-й роты в полном объеме, возлагаются на лейтенанта Зайчика, тоесть — на меня. Рота! С этого момента, в подразделении начинается новая жизнь, основанная на строгом соблюдении требований воинских Уставов и жесткой дисциплины. Спрашивать буду строго, поэтому всем надлежит подтянуться и собраться. Под моим командованием, рота должна в кратчайшие сроки вернуть себе звание «отличной». Вот так! Всем надлежит немедленно мобилизовать свои внутренние ресурсы и быть в постоянной готовности образцово выполнять все распоряжения командования. Вопросы?!

Зайчик, выпалив данную информацию, важно надул щеки. Он ждал ответной реакции курсантов на это эпохальное, с его точки зрения, решение комбата.

Личный состав роты устало и равнодушно, почти с откровенной жалостью посмотрел на лейтенанта. Как командир взвода, он еще был туда-сюда. Молод, зелен, амбициозен, год назад получил офицерские погоны, короче — сопляк, который в детстве не наигрался в оловянных солдатиков. В тени и за спиной опытного и искушенного командира роты, лейтенант Зайчик еще вполне сносно справлялся с обязанностями командира 3-го взвода. А вот, единолично — без ансамбля, это самому, лично и персонально, роту взваливать на свои юные плечики, да еще в такой не самый удобный момент — надорваться можно, и конец карьере. Ну, что же, дерзай, милый. Только щечки сильно не надувай, а то лопнешь ненароком. Вон уже слюнка пузырится и с подбородка капает. Ну-ну, «кавказская пленница», успехов тебе! Ха-ха!

Вечер в роте прошел по инерции, относительно спокойно. Курсанты возвращались после работ и нарядов. Уставшие и задрюканные они, молча и очень медленно снимали грязную одежду и шли отмываться раствором лизола, мылом и хлоркой от бацилл и возможных микробов возбудителя дизентерии, в изобилии и вольготно расселившихся на всей территории военного училища. Разговаривать и шутить не хотелось, да и не было сил.

Через час, в казарму приковылял состав внутреннего караула. У ребят от хронического недосыпа воспалились глаза и подкашивались ноги. Почти месяц, через сутки в караул, на посты, с оружием — одуреть можно!

Они равнодушно приняли известие о болезни законного командира роты и воцарении на его троне лейтенанта Зайчика. Парни, фактически на голом инстинкте сдали оружие и патроны и, не умывшись, не сняв пыльные сапоги, повалились на табуретки (до команды «отбой», прикасаться к кроватям нельзя — суровое требования Устава). Некоторые сразу заснули, сидя в самых неудобных позах. Мы старались не шуметь, чтобы их не тревожить. Завтра, ребятам опять на развод и снова, уже в который раз, заступать в суточный караул. И такая карусель через день, до окончания эпидемии, до снятия карантина. Выдержать бы все, не сломаться.

А в это время, лейтенант Зайчик сидел в канцелярии командира роты в кресле Володи Нахрена и строил наполеоновские планы. Он вытянул свои ноги и положил их прямо на полированный командирский стол. Зайчика распирало от гордости за себя любимого и за доверие, которое на него свалилась. Еще бы, офицер без году неделя, а сам великий и ужасный Серов, назначает его — лейтенанта Зайчика, исполняющим обязанности командира 4-й роты. Это успех! Это, просто, фантастика!