Виктору обычно объявлялось полтора десятка нарядов, причём, сразу и все внеочередные, с правом замены самого себя любимого. И пока он доблестно торчал на тумбочке в течение месяца, надорванная психика несчастного офицера более-менее приходила в норму. Однако глубокая моральная травма оставалась навсегда, можно сказать на всю его сознательную жизнь, а возможно даже преследовала и на законной пенсии, после 25-ти безупречных, являясь ночью в кошмарном сне, в виде неказистого паренька с выпученными глазами напуганного ребёнка, и хаотичным движением парализованного робота, танцующего «брейк-данс» после удара молнии.

Повторно заниматься строевой выправкой с Витей, желающих офицеров больше не находилось. Все объявленные наряды рано или поздно заканчивались, Витя занимал своё законное место в строю учебного отделения, согласно ранжиру — по весу, по росту, по жиру, и опять начинал сбивать монолитный шаг боевого подразделения на произвольное шарканье своих кривых ног. Офицеры стыдливо отводили глаза, стараясь не замечать происходящее.

Лицо Виктора тоже заслуживает отдельного описания. При общей худобе, Витя имел пухлые розовые щёчки, небесно голубые глаза, выпученные как у лягушки. На его голове произрастали соломенные волосы, абсолютно непослушные и не признающие расчёску, которые торчали в разные стороны словно у ёршика для чистки унитаза. Живописный портрет гармонично дополняли мясистые губы, оттопыренные уши, кривой нос, который катастрофически не справлялся с проходящим через него потоком воздуха. Мечта и задача максимум всей роты — уснуть раньше Вити, иначе его храп, чудовищной громкости и тональности, сводил к минимуму всю призрачную надежду на ночной отдых, независимо от степени усталости соседей по казарме. Всё лицо Вити было густо усыпано веснушками, причём абсолютно независимо от наличия весны за окном. И ко всем вышеперечисленным достоинствам, Витя ещё отчаянно гундосил и шепелявил, что делало его речь непередаваемо пикантной. Элементарные и общепринятые словосочетания, озвученные Виктором, приобретали неожиданный смысл, становились афоризмами и обретали право на новую, долгую жизнь.

А самое удивительное и непостижимое, что Виктор искренне считал себя неотразимым красавцем, от которого всё женское население нашей страны буквально млеет и тает. Да что там — просто сходит с ума от вожделения и похотливой страсти, мечтая подарить свою красоту и всю себя, без остатка, этому половому гиганту эротической мысли. Казанова просто отдыхает и стыдливо снимает шляпу, вместе с париком, перед нашим героем-любовником. И что самое парадоксальное — почти так оно и было. Виктор был лучшим знатоком всех женских общежитий в городе… но об этом потом.

Бог Витю любил. Причём любил постоянно! Прощая ему все прегрешения, вольные и невольные, оберегая это дитё неразумное от недругов в офицерских погонах, от нарядов внеочередных, болезней прилипчивых, женщин разведенных и многодетных, и прочей незваной гадости, и нечисти.

Виктору сходило с рук так много и столько всего, причем так часто, что это было просто каким-то немыслимым наваждением. Но историй этих и чудес достаточно много, поэтому с вашего позволения начнём.

Свершилось. Мы поступили на первый курс военного авиационного училища и в строгом соответствии с установленным порядком нас незамедлительно переодели в военную форму но, естественно, по универсальному армейскому принципу — бери что дают, потом в казарме поменяетесь.

О подгонке формы по размеру курсантской тушки не было и речи. Единственное, что более-менее совпало, это размер сапог. Хотя, в данном случае ошибиться было весьма проблематично. Маленькие сапоги не налезали, а из больших размеров обуви, ноги сами выпрыгивали. Тяжеленные армейские сапоги оставались стоять на месте, будто приклеенные к земле, а их новоявленный владелец выскальзывал наружу, теряя по пути, неумело намотанные портянки. Поэтому сразу же, с сапогами под мышкой, бежал обратно в каптерку, менять обувь на меньший размер.

Сапоги в Красной армии — произведение искусства, сноса нет! Тут не поспоришь! Изделие явно создавалось с учетом опыта предыдущих поколений, на все случаи жизни и для всех климатических условий сразу.

Подошва — просто супер, износостойкая и негнущаяся с таким агрессивным протектором, что жестоко позавидует любой самый продвинутый водила-джиппер, привыкший активно месить грязь в ближайшем карьере. Высокая проходимость курсанта на пересеченной местности была обеспечена. И это впечатляло. Но вот все остальное?! Грубая кожаная колодка новых сапог была способна легко перемолоть в кровавый фарш любые, даже самые неприхотливые ноги. В первое время страдали все, включая даже тех, кто еще до училища умел идеально мотать портянки и те, кто проходил до службы всю жизнь босиком в деревне. Разнашивались сапоги мучительно и долго, через многочисленные мозоли. У некоторых ребят — через кровавые мозоли.

Чтобы относительно мягкие резиновые каблуки быстро не стачивались об асфальт, и не нарушался сход-развал строевой стойки бойца, а вместе с ним и его молодцеватая походка, предусмотренная Строевым уставом Вооруженных сил СССР, нам выдали по 4-ре металлические подковки и строгий приказ, немедленно их приколотить. В результате, вес сапог значительно вырос и наше полувоенное (еще не приняли присягу) стадо еле передвигалось, устало и тяжело волоча ноги в неподъемных сапогах, шумно шаркая и скребя железными подковами по асфальту, высекая многочисленные искры.

Обмундирование ХБ (хлопчатобумажное) было новеньким, еще без погон и знаков различия, без подворотничков и естественно стояло колом. Все швы на нашем обмундировании, были прошитые крепчайшими нитками, не хотели гнуться и создавали эффект ортопедического корсета. Из широченных воротников новеньких гимнастерок 54-го размера потешно торчали длинные тонкие гусиные шейки молоденьких защитников родины. Галифе были тоже соответственно неимоверных 54-х размеров и смешно топорщились в разные стороны. Если гимнастерку еще можно было с грехом пополам утянуть в одну большую складку за спиной и притянуть к телу поясным ремнем, то с галифе такой фокус не проходил. Филейная часть каждого курсанта напоминала внушительные окорока дородных женщин из числа постоянных клиентов магазина «Богатырь». Некоторые ребята могли легко завернуться в свои галифе не менее двух раз. С кого снимали эти мерки, непонятно?! Не иначе как с лошади Буденного или с его персонального автомобиля. А самое смешное, что размер по росту всей формы был исключительно 3-й.

Складывалось устойчивое впечатление, что Красная армия — это армия колобков-коротышек, этаких толстозадых недомерков с ростом не выше 176 сантиметров. Так как основная масса ребят, поступивших в училище, были ростиком под 180–185, и в плечах 48-50-ть, то можете представить, как все это на нас сидело. Смех, да и только.

Пилотки, выброшенные из окна раздачи, ловкой рукой каптерщика, почти все были 59-го и 60-го размеров. Пилотка 57-го размера была такой же редкостью, как ХБ размера — 48, 5-й рост. Шутки шутками, но пилотки реально напоминали подробное строение женского полового органа. Бред какой-то, форменная издевка от военного кутюрье.

Пилотки сразу же распластались вширь и комично повисли на наших ушах, так как вся растительность на черепах новоявленных курсантов была безжалостно сбрита под ноль. Вот идиотизм — все начальники в армии наверно думают, что наши дома предназначены исключительно для разведения всякой заразы и в них толпами плодятся вши, клопы и блохи.

Должен вас разочаровать товарищи генералы, адмиралы и прочие военноначальника, по себе других не судят. Что такое вши, чесотка, грибок, дизентерия, лишай, туберкулез и прочая дрянь, мы узнали и близко познакомились с этими неприятными и позорными явлениями, исключительно, в Красной армии.

Новенькие ремни из пока еще грубой кожи, затянутые по приказу отцов-командиров «до нельзя» — по окружности головы владельца этого самого ремня, жестоко впивались в наши похудевшие бока. А при малейшей попытке ослабить затяжку, массивная тяжелая бляха со звездой, больно била по мужскому достоинству, грозя перевести тебя в разряд эстрадных певцов с фальцетом, типа — Володи Преснякова (отечественный вариант) и Демоса Руссоса, а то и самого великого оперного кастрата — Фаринелли.