Плановые занятия закончились, и 4-я рота лениво вползла в казарму на короткую передышку перед обедом и самоподготовкой. «Почтальон», он же «письмоноша», «почтарь», «голуба» и т. д. и т. п. — курсант, ответственный за получение корреспонденции на училищной почте, метнулся «рэксом» за долгожданными весточками с «малой родины». И сейчас, торжественно взгромоздившись на табуретку, установленную посередине «взлетки», под шум и гвалт нетерпеливой курсантской братии, с дежурными шутками и прибаутками «почтарь» раздавал конверты с письмами из далекого дома, серенькие бланки на право получение посылок со всевозможными вкусностями, а также бандероли, телеграммы и маленькие квитки-приглашения на междугородние переговоры.

Вокруг «почтового голубя», возвышающегося на табуретке, аки Зевс-всемогущий на горе Олимп, образовывалась хаотичная свалка из страждущих. Услышав свою фамилию, «счастливец» жадно вытягивал руку и ухватив за краешек конверта, сразу же стремился выбраться из толпы и старался уединиться… Хотя, честно говоря, где можно «уединиться», если в казарме «проживает» 144 курсанта? Но, тем не менее, каждый старался отойти в сторону, чтобы хотя бы пару минут побыть наедине с бумажкой, которая сохранила на своей поверхности знакомый почерк, принесла дорогую весточку, а то и поделилась еле уловимым запахом… своего, родного, желанного. А может, и отпечаток любимых губ где-то затаился, кто знает?!

Курсанты, получив заветный конвертик, чуть ли не трясущимися руками нетерпеливо разрывали «оболочку» письма и, шурша бумагой под откровенно завистливые взгляды «пролетевших мимо ребят», жадно погружались в изучение содержимого.

По мере прочтения… или даже вернее «проглатывания» текста залпом, взахлеб, не пережевывая, выражение их лиц заметно менялось. В глазах загорались озорные искорки, счастливые улыбки непроизвольно гуляли по «одухотворенным» лицам.

Могу поклясться, что в данный момент, для «читателя» весь окружающий мир «переставал существовать», ибо он был ТАМ — внутри письма и тех событий, которые сейчас хаотично отматывал перед своими глазами на манер кинофильма, пробегая по письму фактически по диагонали.

Ухватив общую суть написанного, курсант сразу же начинал перечитывать письмо заново. Но, уже с радикально меньшей скоростью и более подробно, делая некоторые кратковременные паузы для более подробного обдумывания полученной информации. Любо-дорого было смотреть на ребят со стороны, ибо они менялись до неузнаваемости. Их «маски», которые ежедневно носит каждый из нас, слетали напрочь и парни напоминали больших детишек, которые, забывшись, с беззащитной искренностью вытягивали губы в трубочку или непроизвольно шевелили губами, проговаривая милые сердцу строки. А по мере прочтения писем, лица ребят с неописуемой мимикой, подкупающей своей непосредственностью, выдавали всю бурю эмоций, которые захлестывали каждого, кто держал в руках мятый листочек долгожданного письма…

По факту многократного прочтения письма, оно бережно складывалось в разорванный фактически в клочья конверт (ибо именно конверт был главным препятствием к долгожданной весточке и его безжалостно взламывали как оборону упорного противника, как замок на сундуке с кладом, как «броню» свадебного платья, скрывающую…)

Письма были разные. Были письма из дома от родителей, от сестер и братьев. Были от любимых девушек …и опять же разные… Были письма щедро пропитанные девичьими слезами и дефицитными французскими духами, тайно украденными у мамы. Были листки бумаги с наивными рисунками в виде цветочков, и различных зверушек с трогательными мордочками… Были с отпечатком свежего поцелуя пухлых губок, щедро намазанных помадой… А были короткие, типа: «Прости, сердцу не прикажешь, беременна от твоего лучшего друга, выхожу замуж, привет и все такое…»

Последняя категория писем радикально выбивала парней из состояния душевного равновесия ибо, находясь внутри «колючей проволоки» и на удалении в тысячи километров от родного дома, под ежедневным прессингом, нервы у ребят были фактически оголены. Почти все курсанты жили от «письма до письма», зачастую идеализируя своих возлюбленных. Т. к. все великое хорошо смотрится на расстоянии, а вблизи могут быть заметны изъяны и все такое… Поэтому, тлеющие чувства к своим «соседкам» по парте, по дому, по улице и т. д. в военном училище вспыхивали с новой силой. И многие парни горели очень ярко, засыпая «предмет своей страсти» кубометрами любовной макулатуры с незатейливыми стихами собственного сочинения и весьма сомнительного содержания…

Будьте снисходительны и поймите правильно, курсанты военного училища — не Пушкины, а само училище ВВС — не институт благородных девиц! …а жаль, ибо эмоции зачастую переполняли через край, а выразить их красоту и затаенную глубину, банально не хватало слов, увы! И девицы не помешали бы, честно говоря… мде…

Чтобы не травмировать ребят «потенциально» дурными известиями и не провоцировать на необдуманные поступки в нашем училище ВВС было ЖЕЛЕЗНОЕ правило — перед заступлением личного состава в караул, письма не выдавать! Оно и правильно, чтобы у парнишки, получившего последнее «прости» и холодное «прощай», за время нахождения на посту наедине самим собой в растрепанных чувствах и с верным автоматом Калашникова, не возникло дурного желания пальнуть себе в башку «с кипящими мозгами» или под «разбитое в дребезги» сердце. Т. к., откровенно говоря, в 17–19 лет подобные известия «о финита ля вселенской любови» воспринимаются исключительно как «конец света» и никак иначе. И что ЛУЧШЕ, чем моя Галя, Маня, Зоя, Катя, Оля, Настя, Жанна, Аня и т. д. мне уже никого не встретится и не попадется… ААаааа! Е*ись все конем и пусть ей же будет хуже, когда она… меня… никогда… вот…

Это уже потом, когда мы обросли жирком «здорового цинизма», нам стало все абсолютно фиолетово и по барабану, ибо как ни крути, а СССР — страна воюющая и правители выбивают молодежь мужского пола с поразительной методичностью, и как следствие: соотношение 1:4 в пользу перевеса женского населения — очевидная реальность и «этого добра» на наш век хватит, только выбирай и вороти нос по мере надобности… но, это будет «там» — на свежем воздухе! А внутри периметра, обнесенного «колючкой», наши души были бессовестно обнажены, и их можно было ранить чем угодно… даже словом.

Поэтому, парни стрелялись, но врать не буду, очень редко… т. к. командование училища СТРОГО выполняло данное правило — письма перед получением оружия и боеприпасов личному составу НЕ ДАВАТЬ!

А после караула, «получите и распишитесь», но не забывай, что ты — мужчинка и волю чувством надо давать в нужном направлении — боксерскую грушу поколоти, штангу в спортуголке потягай до «одурения», с парнями думками невеселыми поделись и пусть время работает на тебя, дорогой ты мой человек.

Время — лучший лекарь, оно поможет! А различные ухари-сослуживцы из родной казармы путем интенсивной «шокотерапии» с применением исконно-русского языка и всего богатства лексикона с нелестными эпитетами, резко опускали морально-этический уровень «неверной красавицы» ниже городской канализации. При этом превознося «экстерьер», богатство и красоту внутреннего мира и все такое» брошенного парня на заоблачные высоты. Такая незатейливая психотерапия обычно подкреплялась незамедлительным походом в ближайшую общагу, где данного пацана методично ЛЮБИЛО и страстно желало все женское население…. или почти все. А он остервенено «мстил», «мстил» и «мстил» по нескольку раз, всем и каждой, на радость безотказным обитательницам данного общежития, которые искренне не понимали «как можно бросить такого неутомимого жеребца»?!