Когда Витя приблизился ко мне со стаканом водки, наполненным до самых краёв, я не стал ничего говорить, что я о нём — законченном мерзавце и редкостном говнюке, думаю, а просто молча выпил содержимое. Перед тем как проглотить обжигающую жидкость, я тщательно и очень старательно прополоскал воспаленное горло, смачно побулькал, и сразу заснул глубоким и спокойным сном выздоравливающего.

До моего материалистического разума, воспитанного в школе на принципах убежденного атеизма и всяческом отрицании любого духовного начала, внезапно дошло — осенило фактически, что ни хрена плохого со мной не случится, пока рядом со мной, будет Витя.

Я понял, да что там понял?! Каждой клеткой своего мозга осознал, что БОГ Витю любит! Не знаю за что, но любит искренне! Может как свое не очень гармоничное и не совсем правильное творение?! А слабых и немощных, убогих и дурных, сирых и чудных, недаром народная молва зовет «божьими людьми».

И в результате, заодно, вместе с этим неказистым недоразумением — ошибкой, так сказать природы, прикрывая его непрактичные и неразумные, но абсолютно искренние и чистосердечные проступки, Бог погладил и меня грешного по моей дурной головушке, своей нежной, заботливой, ласковой отеческой рукой.

Как уже ранее отмечалось, наш комбат полковник Серов был бравый вояка и образцово показательный служака. И для поддержания нашего боевого духа в надлежащем тонусе — в напряжении тоесть, по-русски говоря, а может всего лишь из личной и персональной вредности, кто знает но, тем не менее, он ежемесячно устраивал в батальоне «химический день».

«Химический день» — это значит, 2-ю среду каждого месяца весь личный состав 1-го батальона — порядка чуть менее 1000 бойцов перед разводом на занятия тупо строились на центральном плацу со своими личными противогазами. Командиры взводов производили беглый осмотр и докладывали о готовности командирам рот, а командиры рот в свою очередь уже докладывали о готовности к процедурам уже изнемогающему от сладострастного вожделения нетерпения Пиночету.

Мы же — курсанты, тоскливо и обреченно ждали горячо любимую всеми нами и такую замечательную команду, как: «Газы».

Командир батальона в наших трепетных ожиданиях никогда нас не разочаровывал и не обманывал, команда: «Газы» обязательно подавалась своевременно. Причем, подавалась исключительно под гаденькую и ехидную улыбочку нашего дорогого отца-командира — родного Пиночета, который с профессиональной скрупулезностью и педантичностью засекал на секундомере время ее выполнения.

Услышав сакраментальное «Газы», все курсанты дружненько натягивали на свои головы персональную резиновую конструкцию типа противогаз.

А тем временем Пиночет упивался увиденной картиной монолитного и безликого строя в тысячу голов с серыми презервативами на головах и слоновьими гофрированными хоботами, теряющимися в зеленых брезентовых подсумках, которые висели на левом боку каждого курсанта. Удовлетворенный и улыбающийся комбат, поглядывая на «резиновое» стадо, громко и внятно подавал команду для торжественного прохождения маршем, мимо него естественно.

И мы, идеально ровными строями, по-ротно и по-взводно, бодренько топая сапогами, проходили мимо нашего ненаглядного Пиночета старательно оттягивая «носок» и с традиционным равнением «направо», гармонично поблескивая ровными шеренгами окуляров запотевших стеклянных очков на резиновых масках ненавистных противогазов.

Спасибо, хоть строевую песню в этот незабываемый момент петь не заставляли. Есть правда модель противогаза с металлической мембраной в области рта, и комбат Серов был искренне уверен, что это усовершенствование в конструкции маски противогаза было сделано специально для обеспечения возможности исполнить строевую песню в момент передислокации боевого подразделения на зараженной местности. Не знаю у кого как?! У меня просто нет слов. Вообще-то военные медики просто так справок не дают, согласитесь, а у Серова она была. Контуженный. И по пояс деревянный.

После торжественного прохождения строем, курсанты расходились своими классными отделениями по плановым занятиям и еще целый день таскали с собой, а то и на себе — в перерывах между учебными парами, свои индивидуальные и обрыдлые до тошноты, резиновые изделия.

За соблюдением режима «химического дня» полковник Серов наблюдал лично, появляясь в самых неожиданных местах (вплоть до туалетов) и щедро раздавая внеочередные наряды на тумбочку дневального всем желающим избежать или уклониться от увлекательной процедуры обязательного ношения ненавистного противогаза в короткую перемену между занятиями.

Стоит отметить, что «химический день» был абсолютно неизбежен. Он неизменно наступал независимо от времени года и погодных условий. «Химический день» стал таким же обязательный явлением как восход солнца.

Мы таскали противогазы летом в жару при +30 по Цельсию и выше, когда пот обильно стекал внутри маски этого резинового гандона, безжалостно разъедая глаза и кожу лица. Окуляры очков сразу же запотевали, и курсант превращался в слепого котенка, который ориентируется, полагаясь исключительно на слух или, двигается в строю своего подразделения фактически на ощупь, опираясь на плечо товарища. Оставалось только точно выполнять строевые команды сержантов или офицера: «левое плечо вперед, стой, шагом марш» и т. д. и т. п. и прочее. Зато развивалось пространственное осязание и чувства локтя.

Самое интересное, что сверху на противогаз надо было обязательно надеть головной убор. Картина маслом, просто обхохочешься. Когда началась массовая утеря пилоток, посудите сами, через толстую резину маски противогаза трудно оценить, находится в данный момент на твоей тыковке казенный головной убор или нет, обеспокоенное командование разрешило подтыкать пилотку за поясной ремень. А зимой, военную шапку все равно приходилось надевать на голову, скорее всего из опасения заботливого начальства, чтобы курсанты свои черепушки не заморозили. Цирк, да и только, представить такое далеко непросто, особенно на трезвую голову, это надо увидеть собственными глазами. Рекомендую. Потом по ночам будет сниться.

Жарким летом, при снятии противогаза, частенько из подбородочной части резиновой маски выливалась приличная струйка пота, а лица курсантов были красными с разопрелой и опухшей кожей, которая покрывалась многочисленными раздражениями и болезненно саднила.

Противогазы таскали естественно и зимой при -30 по Цельсию и ниже. Зимой было особенно тоскливо натягивать холодную и замерзшую резину, опять же с заиндевевшими стеклянными очками, на свое обмороженное и обветренное лицо.

Народ тихо матерился и всячески пытался саботировать данное увлекательное мероприятие. Летом, многие ребята вырывали обратные клапана у своих противогазов в призрачной надежде на некоторое незначительное облегчение дыхания и дополнительную вентиляцию кожи лица, которая запревала, обжатая тисками плотно подогнанной резиновой маски. Отдельно стоит отметить, что маска противогаза изнутри еще была щедро посыпана слоем талька. Тальк необходим, чтобы резиновое изделие не слипалось при хранении, но в тоже время тальк безбожно сушит кожу, доставляя исключительно приятные воспоминания в виде противного ощущения стянутой «кожи на роже», готовой мгновенно треснуть на британский флаг от любой слабой попытки улыбнуться или открыть рот.

Некоторые ребята откручивали соединительный гофрированный шланг от фильтрующей коробки и просто засовывали его свободный конец в брезентовую сумку. Слабое утешение, но дышать становилось немного легче.

Но опытного комбата Серова просто так не возьмешь, на мякине не проведешь, об член не треснешь и за пятак не купишь! Дабы исключить и свести на «нет» все отчаянные уловки курсантов хоть как-то облегчить себе жизнь, злорадный Пиночет частенько приносил на построение батальона какую-нибудь небольшую хлорпикриновую шашку. Серов периодически обкуривал ею подозрительные, на его зоркий командирский взгляд, подразделения потенциальных нарушителей склонных к порче военного имущества.