Гнедовский был на грани отчаяния и самовыбрасывания в открытое окно казармы. Он обреченно заламывал руки и принимал живописные театральные позы «а-ля-Гамлет». Типа: «быть или не быть, вот в чем вопрос» его отчаяние было искренним.

Комсорг 45-го классного отделения «мудрая птица» Серега Филин задумчиво поскреб свой внушительный подбородок, и вкрадчиво проговаривая каждое слово, выдал следующее.

— Так парни! Есть одна задумка, по поводу данного остро стоящего вопроса. Сейчас мы все вместе ее старательно обсосем и обсудим. И если мысля потечет в нужном направлении, то надо, чтобы вы ее поддержали и приняли самое активное участие в одной неприятной афере! Придеться не хило опозориться, а что делать? За друга пострадать — святое дело! Так вот! Валера, смело встречай свою кралю ненаглядную. Обнимайся сколько тебе влезет, потискайтесь себе в удовольствие, слюну погоняйте и все такое! Это незаразно, я у фельдшера в медсанчасти спрашивал! А когда дойдет «то, да се», ты ей прямо и честно скажи: «Так, мол и так, Верочка моя любимая и ненаглядная, я словил трипак!»

Гнедовский в приступе отчаяния закатил «глаза под образа» и приготовился прыгать в окно, причем головой на асфальт, но Филин крепко ухватил его за поясной ремень и надежно зафиксировал на расстоянии вытянутой руки.

— Валера, погодь размазывать сопли по лицу, а мозги по асфальту, я еще не закончил. Не давая Вере опомниться, ты убедительно говоришь, что заболели мы все — всё 45-е отделение! Поголовно! Мол, когда пруд училищный чистили и в воду грязную за долбанной ряской лазили, да на плоту гнилом, аки на «Титанике» плавали, то именно в тот момент и заразились… (см. «Синие паруса»)

— Она не поверит! Не дура же набитая…

— Не поверит? Вези ее сюда! Пруд она уже видела, когда к тебе на «присягу» приезжала, а мы все авторитетно подтвердим. Прямо и честно глядя в ее глаза! Мол, так и так, вода полна различными бациллами и мерзопакостными вирусами. Вон, посмотри дорогая Вера, как они, эти самые микробы в пруду активно плещутся. Вон аж какую волну поднимают, эти самые возбудители всякой дряни. Отойди типа подальше от воды, а то они могут и на берег выпрыгивать! Парни, все как один заболели триппером и сейчас лечатся. Не боись Валерка, поверит как миленькая! Не может не поверить, когда 30-ть парней в один голос ТАКОЕ скажут. Мы же не дураки какие на себя наговаривать?! Триппер — это, понимаешь, триппер! Очень коварное заболевание, передающееся бытовым путем! Мужики, все согласны подтвердить!

Толпа пришла в неописуемый восторг и дружно заревела.

— Все!!!!! Если не поверит, то мы еще и трусы снимем! Типа — смотри сама! Вот тут то она и смутится и поверит всему угодно…

А комсорг Филин развивал успех и вливал в мозги сержанта Гнедовского новые инструкции и правила поведения.

— Вот, а потом ты ей предоставишь право выбора! Или тупо обниматься как два дурачка и целомудренно держаться за ручку или отдаться страсти, но с «пупырышками»… Кстати, Люфт, отмотай от ленты с презиками и мне пару метров…

p. s. Каникулы Веры и ее встречи с Валеркой Гнедовским прошли на «ура»! Причем с традиционным «лямур-тужур-абажур»! По словам Валерки, от неожиданной новости Вера сначала округлила глаза и надула свои прелестные губки, но под давлением авторитета «общественности из 30-ти курсантов», готовых клятвенно продемонстрировать свои первичные половые признаки для скрупулезного осмотра, она сочла за благо поверить… или сделать вид, что поверила… это уже не столь важно.

Ребята, не теряя времени на проведение «очных ставок» с жертвами «лавинообразной эпидемии триппера, бушующей в грязных водах пруда училища ВВС», в полной мере насладились друг другом в любовных игрищах …с пикантной приправой в виде «пупырышек».

p. p.s. Валера Гнедовский просто светился от счастья и периодически прибегал в казарму 4-й роты к безотказному Петровскому, который безропотно снабжал сержанта расходными боеприпасами в виде пулеметной ленты импортных презервативов с пупырышками, опустошая свой личный НЗ (неприкосновенный запас). А как же иначе?! На какие жертвы не пойдешь ради счастья своего друга?!

Летний отпуск, между вторым и третьим курсом обучения, пролетел весело и стремительно, как один день. Пришло время возвращаться в альма-матер. Нельзя сказать, что кто-то из ребят горел особым желанием вернуться за высокий забор, в крепкие объятья строгой воинской дисциплины. Но, время, отпущенное для летних каникул, закончилось и нас ждали суровые армейские будни. Одно успокаивало, что вместе с такими неизменно сопутствующими радостями воинской службы, как любимая тумбочка дневального, добрые глаза, ласковые речи заботливого Пиночета и сногсшибательный вкус остродефицитного и желанного бигуса на завтрак, обед и ужин, ожидалась еще и искренне приятная встреча с ребятами. Как ни странно, но за прошедший месяц, мы успели соскучиться друг по другу. Поэтому, обратная дорога в училище не казалась такой отвратной. Всем парням не терпелось поделиться с друзьями своими позитивными впечатлениями о проведенном отпуске.

К тому же, в училище прижилась и поддерживалась хорошая традиция, когда все ребята привозили из отпуска разные домашние вкусности. В результате, еще пару недель, рота питалась за счет внутренних резервов и домашних заготовок, игнорируя такие изыски военной кулинарии, как перловая каша и мясо «белого медведя» — волосатое сало в подливке, приготовленной, наверное, на отработанном машинном масле. По вкусу и цвету, очень похоже на правду.

Эта подливка с большим трудом отмывалась от тарелок, ее не брал даже концентрированный стиральный порошок. Ацетон и бензин жалко и беспомощно стекали по любой поверхности, смазанной этой подливкой, не желая растворять ее термоядерные ингредиенты. В желудках курсантов это замечательное блюдо переваривалось очень неохотно, основательно и неспешно — вместе со стенками пищевода и самими желудками, недели за две, не раньше, смазывая кишечник изнутри нерастворимой жирной пленкой. С зубов эта субстанция счищалась только фактически вместе с эмалью, безнадежно забиваясь между щетинками зубных щеток, которые потом приходилось или выбрасывать или долго и нудно отмывать хозяйственным мылом.

Вот, именно поэтому, чтобы отложить неизбежное свидание с такими изысканными кушаньями наших училищных поваров, курсанты волокли из отпуска огромные чемоданы и баулы, битком набитые всякой домашней снедью. А, исходя из обширной географии СССР, это было достойное разнообразие — от прибалтийских копченых колбас и доброго украинского сала, таящего во рту, черной астраханской икры до пресных таджикских лепешек и острого армянского сыра и прочее, прочее, прочее. И все это великолепие, и разнообразие многонациональной кухни великой страны было к нашим услугам и радикально скрашивало скудный училищный рацион, особенно в первые дни после отпуска.

В автобусе № 12, который проезжал мимо училища ВВС, ехали одни курсанты. Веселая, разбитная братия живо и горячо делилась самыми яркими воспоминаниями о проведенном отпуске, задорно пересказывая животрепещущие и смешные моменты своего отдыха — достаточно напряженного и насыщенного различными приятными событиями. Кто-то хвалился ровным шикарным загаром, кто-то показывал фотографию своей новой подружки-красотки и т. д. и т. п.

Но, смеялись и веселились, далеко не все пассажиры автобуса. Известный краснобай и баламут — Витя Копыто, скромно сидел на огромной сумке, небрежно брошенной на пол автобуса, и с молчаливой тоской слушал рассказы о стремительных любовных похождениях и категорически отказывался смотреть на фотоснимки умопомрачительных красавиц. На него это было совершенно не похоже. Причина такого пуританского поведения Виктора вскрылась через пару автобусных остановок.

Оказывается, Витя Копыто умудрился скоропостижно жениться, и на его безымянном пальце блестело новенькое обручальное кольцо. Это известие повергло всех курсантов в глубокий шок. От кого-кого, но от любвеобильного ловеласа Копыто, с его гиперпотенцией, такого решительно необдуманного шага, никто не ожидал.