Еще бы?! Такие красотки! Опять же, ослепительно белые халаты на пару размеров меньше чем нужно, стройные ножки в чулочках и в модных элегантных туфельках на шпильке, трепетная грудь, рвущаяся наружу, непослушная прядь волос, ниспадающая… мде, что-то меня понесло, не находите… но ведь, правда волнительно, разве нет?!

Блин, уже полчаса в кустах прячемся, а старлей «ни туда и ни сюда»! Решайся уже! Или страстно целуй обаяшку Свету, крепко сжимая ее в своих объятиях, или вали отсюда, сколько ж можно?! Вон, у нее румянец уже давно на всю щеку, зарделась девочка, хоть прикуривай! Верхнюю пуговичку на халатике украдкой расстегнула. Кончай тупить, Мартынов, вперед, в атаку! Ну, что за нерешительные офицеры пошли?! Если бы не лекарство для товарища, на твоем месте, товарищ бездарный старлей, мог бы быть любой из нас, сидящих в колючих кустах, включая того же Витю Копыто, например! А что, ловелас еще тот?! И неутомимый любовник — мечта любой девушки (правда, по его личному утверждению).

Ну вот, старлей на часы мельком поглядывает — надо остальные места суточной службы посетить и строго проверить, а уходить не хочется, да?! Ну, так оставайся, дежурному по училищу потом убедительно наплетешь, что за неизвестным самовольщиком бегал полночи как собака Баскервиллей, но …не поймал! Но бегал! Долго бегал, старательно… Эх, всему учить надо…

Фу ты, наконец-то, девчонка взяла инициативу на себя — уломала таки его девица красная, чайку похлебать, твою то мать, старлей?! С таким то ухажером до самой пенсии в девках так и останешься?! Эх, старлей, старлей — позорище, одним словом! Вот Света — молодец и умничка, сначала чайку для продолжения приятного разговора и незаметного перевода зарождающихся отношений в более интимное русло! Учись, зелень!

Ага! В другой кабинет переходят, где чайничек на плитке стоит и печеньице в вазочке, это нам на руку. Правильно, сестричка, корми его с руки, и пока он горячим чаем давится, пару слов ласковых ему в уши, да еще и с глубоким взглядом и низким тембром голоса, как будто кошечка ласково-убаюкивающе мурлыкает! А когда офицерик попривыкнет и перестанет нервно вздрагивать от каждого стука чашки об блюдце, стремительную серию ошеломительно-страстных поцелуев в диафрагму и тащи его в ЗАГС, пока тепленький! Браво, Света! Уважаем достойных противников! Молодец девочка, так его!

Серега Филин для осуществления тотального контроля за «вероятным противником» незамедлительно переместился под окно помещения, где развернулось многообещающее чаепитие… Хотя, уже достаточно скоро по его довольному «уханью» (точно ночная птица филин) и восторженным возгласам «ёксель-моксель», можно было с большой долей вероятности предположить, что в комнате для «перекусов» развернулась не только процедура полуночного чаепития. Неужели, старлей наконец-то очнулся, вышел из «творческого ступора» и вспомнил, что он потомок славных гусаров?! Хотелось бы верить…

Ладно, целуйтесь пока! Милуйтесь на здоровье, давно пора! Серега за вами пока понаблюдает, уж простите, а мы в это время важным делом займемся — друга от приступа бронхиальной астмы надо спасать.

Лелик и я, как самые рослые, взяли тело Полимона как бревно для тарана вражеской крепости и, легко подняв на вытянутые руки, аккуратно вставили в открытую форточку (благо первый этаж медсанчасти не очень высокий). Гнедовский и Копыто старательно подстраховывали «драгоценное тело» начинающего «форточника» с двух боков, дабы наш дилетант-воришка Полимоша попал исключительно в нужное отверстие, аккуратно и без лишнего шума.

Санька Полимонов, оказавшись в комнате с лекарствами, быстро нашел нужный стеклянный шкаф, но не смог найти ключи от замка. То есть, ингалятор был фактически под носом (его было видно сквозь стекло дверцы шкафчика), но взять в руки было невозможно.

Пометавшись, некоторое время по комнате в поисках ключей курсант Полимонов, недоуменно развел руки в разные стороны, мол, не знаю, что делать дальше. А Филин тем временем прилип к окну, аж нос расплющился, и стекло запотело…

Сержант Гнедовский, поколебавшись пару мгновений, принимает решение.

— Полимон, выдави стекло! Только тихо.

Курсант Полимонов снял полотенце с вешалки над рукомойником и, плотно приложив к стеклу медицинского шкафа, начал осторожно давить. Дзинь! Стекло жалобно всхлипнуло и украсилось веером многочисленных трещин.

Валера Гнедовский посмотрел на Филина. Тот не отлипал от окна, обильно пускал слюну и не проявлял ни малейших признаков беспокойства. Наоборот, похоже, церемония чаепития за стеклом становилась все интересней и интересней. Комсорг даже расстегнул пару верхних пуговиц на гимнастерке и задвинул пилотку на затылок.

Видя такой неподдельный интерес к «обычному чаепитию», Витя Копыто со словами: «Я только одним глазком…», тоже прилип к стеклу своим носом рядом с комсоргом 45-го к/о курсантом Филиным. Судя, по тому, как азартно загорелись его глазенки, за окном действительно происходило что-то весьма захватывающее и многообещающее.

В это время, курсант Полимонов осторожно вытащил из медицинского шкафа большой осколок стекла треугольной формы и в образовавшееся отверстие просунул свою изящную ручку. Извлекая ингалятор с нужным лекарством, Санька показал его нам.

— Этот?

Гнедовский утвердительно кивнул. Саня Полимонов сунул баллончик в карман галифе и аккуратно вставил осколок стекла на место в дверцу шкафа. Завершив нехитрые манипуляции, «форточник-любитель» залез на подоконник, но впопыхах наступил сапогом на штору, которая сразу же оборвалась, причем вместе с карнизом. Вешать все это на свои законные места, у коротышки Полимончика не было ни времени, ни подходящего роста, поэтому он панически округлив глаза, скоропостижно юркнул в форточку и тут уж его приняли наши заботливые руки.

Приложив общее усилие 4-х человек, мы с величайшим трудом оторвали курсантов Филина и Копыто от «интересного» окошка. Причем, Копыто отрывали уже впятером, включая присоединившегося к нам Серегу Филина. Что характерно, Витю Копыто оторвали от окна чуть ли не с металлическим отливом, который «намертво» приколотили строители медсанчасти снаружи оконного проема, в момент постройки самого здания.

Пока мы бежали в сторону родной казармы, Витя Копыто все порывался вернуться к окну медсанчасти, «буквально на одну секундочку»…

Самое любопытное и смешное, что церемонию «вечернего чаепития» не смогли потревожить ни звон разбитого стекла, ни треск рвущихся штор, ни грохот падающего карниза. Очевидно, чай неблагоприятно действует на слух, уши закладывает, не иначе…

У входа в расположение роты, возле тумбочки дневального, нас встретил внешне спокойный старшина Игорь Мерзлов, но было понятно, что его нервы тоже «на взводе» и он искренне переживает за курсанта Чернухина.

— Все в порядке?!

— Ага, почти… наследили самую малость…

— Слушайте сюда все! Если начнется шум, крики, опознание, дамочка из медсанчасти естественно Валерку Гнедовского узнает! Сержант и все такое. Может еще Филина и Копыто с перепугу подтянуть?! Полимон, Симон и Лелик, вообще не засветились! Их никак не зацепишь. Ничего, в любом случае отобьемся. И вообще, все это неважно, главное лекарство добыли! Если что, всем идти в глухую несознанку: «Я — не я! Лошадь не моя!», а я подтвержу, что после вечерней поверки никто никуда из казармы не выходил. Все, вопрос закрыт, пошли к Чернухину!

Личный состав 4-й роты уже отбился и крепко спал, за исключением 45-го классного отделения. Все парни встревожено кучковались возле кровати Алексея Чернухина, которому было совсем «кисло». Парень дышал очень натужно и с громким свистом. Даже в полумраке спального помещения, с тусклым фонарем дежурного освещения было отчетливо видно, что каждый вдох и выдох дается ему с огромным трудом.

Санька Полимонов протянул Чернухе баллончик ингалятора и тут же испуганно ойкнул. Оказывается, он сильно порезал руку стеклом, но в горячке «операции» даже не заметил своей раны. Увидев кровь, текущую тонюсенькой струйкой из под манжета рукава гимнастерки, Полимон заметно побледнел, у него предательски подкосились ножки. Старательно отвернувшись от своей кровоточащей ранки, Полимончик сразу же рухнул на ближайшую табуретку (курсант Полимонов патологически не переносил вида крови см. «Экстрасенсы»).