Пасхальные торжества с их полуночной службой, традиционными лакомствами и визитами к соседям миновали. На этот раз Владимир Карпович Седов не приехал в Каштановку, и Мария, прождав его целый день, поднялась в свою комнату, чтобы поплакать. На следующий день, когда Михаил Борисович проснулся, отдохнув после обеда, Софи зашла к нему в кабинет. Выспавшийся, расслабленный, он принял ее с должной любезностью. Но стоило ей заговорить об освобождении Никиты, как он похолодел.

– Гоните эту мечту из вашей головки, дорогая Софи, – сказал он, устраиваясь в кресле.

– Почему, отец? – спросила она. – У вас столько крестьян! Что изменится, если этот покинет имение?

– Это вопрос принципа.

– Интересно послушать, что такое принцип в сфере крепостного права?

Взгляд Михаила Борисовича ожесточился. Стоило снохе проявить пристальный интерес к какому-нибудь существу, как его, свекра, начинала разъедать ревность. Все, что она отдавала другому, было отнято у него. Не отрывая глаз от молодой женщины, он сдержанным тоном сказал:

– Одобряете вы или нет институт крепостного права, оно существует. Если император, человек великой мудрости, решит освободить мужиков, я первым повинуюсь ему. Но я не дерзну подавать личный пример великодушия, пока правительство желает оставить все в прежнем положении.

– Однако некоторые помещики думают не так, как вы! – возразила Софи.

– Да, – продолжил Михаил Борисович, – насколько мне известно, кое-кто из них жалует паспорт одному из своих крестьян с разрешением работать в городе. Три четверти того, что зарабатывает этот малый, причитается барину. Если же, несмотря на все, крепостной, ставший горожанином, богатеет немного, хозяин назначает ему очень высокую цену за полную свободу. Не к этому ли странному торгу вы меня призываете?

– Вы прекрасно знаете, что нет. Я прошу вас отпустить Никиту на волю безо всяких условий.

Михаил Борисович вспомнил белокурого и стройного подростка, выходившего из воды в день Богоявления. Наверняка тяга, которую испытывала Софи к этому мужичонке, имела какую-то тайную причину.

– Никита родился крепостным и останется таковым столько времени, сколько я проживу! – заявил он.

Оскорбленный вид Софи доставил ему чрезвычайное удовольствие. Нанеся первый удар, он собирался усовершенствовать пытку. Его сноха, ставшая жертвой выбора, была суровой и вместе с тем мягкосердечной. Он слишком любил ее, чтобы отказаться от желания причинить ей боль.

– Ах да, – продолжил он вкрадчивым голосом, – я уже говорил вам, моя дорогая, что не принадлежу к сторонникам обновлений! Пусть другие ломают двери, разжигают пожары! Я же иду в ногу с веком! Подчиняюсь обычаям, которым следуют мои современники! В связи с этим я сделаю вам признание, и оно удивит вас: мне необыкновенно приятно сознавать, как высоко вы оценили Никиту, настолько, что предоставили ему хорошее место в доме.

Софи угадала уловку и насторожилась. Поскольку она молчала, Михаил Борисович тихо продолжил:

– Вы понимаете меня, не так ли?

– Нет.

– Я хочу сказать, что милостивое обращение, поблажки всякого рода – естественные следствия крепостного права. Удовлетворение, которое испытывает помещик, владеющий тысячами людей, наполовину достигается данной ему властью выбрать из них одного и щедро одарить его из прихоти. Осыпая благодеяниями этого милого Никиту, в то время как ему подобные все еще прозябают в нищете, вы следуете великой традиции рабовладельцев. К неравенству, продиктованному нашими законами, вы присовокупляете неравенство, созданное вами самими. И не мне осуждать вас за это!

Он улыбался с такой вызывающей иронией, что у нее возникло ощущение, будто перед ней находится враг. Но враг, который не может обойтись без нее, как и она без него. Отрицать значение, какое он приобрел в ее жизни, было так же бессмысленно, как стремиться убрать гору на горизонте. Эта глыба, эта тень, этот голос оказывали на нее сильное воздействие каждый день. Он ждал, что она ответит, прежде чем продолжить дискуссию. Но она не спешила доставить ему это удовольствие. Софи медленно встала, повернулась спиной к свекру и вышла.

В коридоре она столкнулась с месье Лезюром, проходившим мимо с книгой под мышкой. Его озабоченный вид не обманул ее. Он, конечно, подслушивал у двери по привычке. Софи смерила его презрительным взглядом и прошла дальше. Охваченный безудержной радостью, месье Лезюр прижал руку к сердцу и поблагодарил Бога за тот оборот, который принимали события.

В течение следующих недель месье Лезюр усилил бдительность. После беседы, настроившей Михаила Борисовича против снохи, оба противника заняли выжидательную позицию. Внешне между ними ничего не изменилось, но в такой натянутой обстановке любая искра могла вызвать бурю. Решив не упускать шансов, месье Лезюр каждое утро просыпался с надеждой, что какое-нибудь новое обстоятельство позволит ему опорочить Софи в глазах ее свекра, и каждый вечер засыпал с сожалением, что ситуация не изменилась ни к лучшему, ни к худшему.

К концу июня месяца нетерпение его достигло предела, и у него началась нервная лихорадка. Никто в доме не жалел его. Только Василиса лечила его горькими отварами. Едва оправившись, он пожелал занять свое прежнее место в семье. 15 июля, в день святого равноапостольного Владимира, он вышел из своей комнаты к ужину. Сидя в гостиной напротив Михаила Борисовича, он почувствовал звон в ушах, а его глаза стали закрываться от усталости. Мария напевала грустную песенку, глядя в сад через открытое окно. Уже совсем засыпая, месье Лезюр увидел входящих в гостиную Николая с Софи и оживился. Молодая женщина выглядела взволнованной. И поскольку она недавно получила письмо от матери, Михаил Борисович спросил:

– У вас хорошие новости от родителей?

– Очень хорошие, – уклончиво ответила Софи.

– Слава Богу! Я заметил, что вы очень озабочены, и вдруг испугался!..

– Дело в том, – сказал Николай, – что мы только что узнали о чрезвычайном событии, событии, которое, каковы бы ни были ваши взгляды, не может оставить вас равнодушными.

Он сделал паузу и сообщил:

– Наполеон скончался.

В гостиной воцарилось тяжелое молчание. Софи показалось, что дыхание Истории коснулось лиц всех ее близких. Перед лицом столь грандиозного события никто из присутствующих не мог избавиться от ощущения собственной незначительности. Даже месье Лезюр выглядел подавленным. Михаил Борисович наконец спросил:

– Вы получили это известие от вашей матери?

– Да, – ответила Софи.

– Когда он умер?

– 5 мая, на Святой Елене.

– Но это же более двух месяцев назад!

– Событие держали в тайне как можно дольше. Кажется, английские газеты первыми обнародовали новость…

– И каково состояние умов во Франции?

– От родителей я вряд ли узнаю об этом! – с улыбкой сказала Софи. – С их точки зрения, мир наконец-то избавился от кровавой гидры!

– Многие люди думают, как они! – вмешался месье Лезюр.

– Совершенно очевидно, – продолжил Михаил Борисович, – что никто, на протяжении веков, не нес ответственности за гибель такого большого числа людей, как этот низложенный тиран! Должно быть, на Святой Елене его больше всего терзала мысль, что он уже не сможет послать на заклание тысячи молодых людей ради удовлетворения своей тяги к славе!

Месье Лезюр задрожал от радости. Случай, которого он жаждал, наконец представился. Впервые Михаил Борисович был на его стороне против Софи.

– Вы очень плохо представляете себе Наполеона, если считаете, что он вел Францию в бой лишь ради удовлетворения своих личных амбиций! – сказала молодая женщина.

– Я, как и Софи, – вмешался Николай, – верю, что он искренне стремился добиться превосходства и процветания своей страны.

Михаил Борисович резко скрестил руки на груди:

– И это мой сын, бывший офицер царской гвардии, герой Отечественной войны, осмеливается так говорить? Слишком много друзей пали вокруг тебя, чтобы ты имел право оправдывать человека, без которого большинство из них были бы еще живы!