– Господин Озарёв, – смущенно обратился к нему граф. – Не могли бы вы уделить нам несколько минут?

Не обращая на него внимания, Николай повернулся и бегом поднялся по лестнице. Какая-то сила подталкивала его в спину. Она получит свое! Каждому свой черед! Он резко распахнул дверь библиотеки и в изумлении замер на пороге: сидя в кресле, Софи плакала. Она подняла лицо. Увидев мокрые щеки, глаза, пылающие страхом и ненавистью, он почувствовал себя непростительно счастливым:

– Вы плачете…

Софи резко поднялась. Как она ненавидела его за то, что застал ее врасплох! Он понял – к нему приближается враг, и пусть в руках у него ничего нет, зато взгляд убивает наповал. Впервые юноша с нежностью произнес ее имя:

– Софи! Софи!..

Она покачала головой и прохрипела:

– Убирайтесь!

Николай не тронулся с места.

– Убирайтесь! – закричала она. – Или мне позвать слуг, чтобы вас вышвырнули за дверь?!

– Софи, я уйду… Уйду немедленно, клянусь вам… Но я хочу, чтобы вы знали…

Что-то ударило ему в глаза – Софи вырвалась из библиотеки. Собравшись с силами, он бросился за ней. Хлопнула дверь, повернулся ключ. Она заперлась в своей комнате.

Остановившись у дверей, Николай еще раз произнес:

– Софи! Я люблю вас! Я никогда вас не забуду!

Он говорил с пустотой. Наконец, отступил перед этим молчанием.

Спускаясь по лестнице, удивлялся, что, хотя между ним и Софи все кончено, ощущает невероятную легкость. Неужели, чтобы быть счастливым, ему даже не нужно ее присутствие? Озарёв почти уверовал в это. И мысленно поверял ей все свои будущие радости и горести, о которых Софи никогда не узнает. Словно в тумане, вновь различил он два силуэта, вновь господин и госпожа де Ламбрефу попытались его остановить. Это движение слегка привело его в чувство. Замедлив шаги, поклонился:

– Прощайте, графиня, прощайте, граф…

Они не решились удерживать его. Во дворе Николай нашел свою лошадь, которая казалась очень бодрой, сел в седло и попросил слугу открыть ворота.

Париж спал. Ночной мрак и глубокая тишина, в которой эхом отзывался звук копыт, придавали мыслям Озарёва несколько торжественный оттенок. Вскоре физическая усталость погасила его исступление, теперь он был почти спокоен, лишь на глазах дрожали слезы. После заставы пустил лошадь рысью. Над головой сияли звезды. Серая дорога тянулась среди полей.

Покачиваясь в седле, полузакрыв глаза, Николай едва замечал окружавший его мир. И чтобы не заснуть, стал потихоньку разговаривать с Софи.

Николай в нетерпении мерил шагами комнату, с ненавистью глядя на желтые обои, навощенную прочную деревянную мебель, постель с красной периной, католическое распятие из слоновой кости и масляную лампу под картонным абажуром. На этот раз он разместился у нотариуса и, хотя ничего подобного не видел с тех пор, как в мае 1815 года возобновились военные действия, был слишком взволнован, чтобы обращать внимание на комфорт и уют. Каждые пять минут молодой человек подходил к окну и выглядывал на улицу: пробило девять, Розникова все не было! Что задержало его в штабе? «Если бы все прошло удачно, уже вернулся бы. Ипполит чересчур оптимист. Наверняка его настойчивость вывела из себя князя Волконского, – решил Озарёв. – Я должен был помешать ему идти туда!» Но как ни убеждал себя, что все потеряно, надежда все-таки не оставляла его. Свесившись из окна, он с наслаждением вдыхал запахи ночи, вслушивался в ее звуки, молил ее о чем-то.

Городок Сен-Дизье был погружен в темноту и тишину. Боязливым жителям пришлось потесниться и приютить в своих домах русских военных. С какой невероятной скоростью проделали французы путь от безумного воодушевления до полного уныния! Высадка Наполеона, неожиданно покинувшего остров Эльба, удивила и настроенные на отдых войска союзников, и дипломатов, собравшихся в Вене для обсуждения послевоенного устройства Европы. Толком даже не разобравшись в том, что происходит, тучный Людовик предал свой ветреный народ, бежал из Тюильри, где вновь высокомерно воцарился вчерашний тиран. Правители государств-союзников немедленно объявили Бонапарта вне закона и приказали вновь развязать войну. Покинувшие Францию русские войска развернулись и спешно двинулись к Рейну, но идти им было слишком далеко, а потому в схватку с врагом первыми вступили англичане, австрийцы и немцы. После нескольких второстепенных сражений была одержана сокрушительная победа при Ватерлоо, решившая исход противостояния. Тщеславие Николая никак не могло примириться с тем, что его соотечественникам по этому случаю не досталось ни крупицы славы.

Лишенный возможности участвовать в боевых действиях, четвертый армейский корпус генерала Раевского перешел Рейн и через Хагенау, Фальсбург и Нанси двинулся в самое сердце Франции. Вместе с элитными полками, разодетыми словно на парад, путешествовали русский царь, император Австрии, король Пруссии, их штабы, министры, офицеры свиты, сонм секретарей и придворных. С некоторых пор Ипполит Розников тоже присоединился к этому блестящему обществу. Что именно стало причиной его стремительного восхождения: способности, легкий характер или связи в кругах франкмасонов? Как бы то ни было, ему понадобилось всего несколько месяцев интриг, чтобы получить место адъютанта князя Волконского. Впрочем, успех не вскружил ему голову. Вскоре и Николай, остановившийся со своим полком в Варшаве, тоже получил назначение в Главный штаб государя. Обязанности новичка, состоявшего под началом пожилого полковника, начальника топографического отдела, пока были определены весьма нечетко, казалось, в нем никто не нуждался, и если бы он исчез, никто бы этого не заметил. Сложись обстоятельства иначе, его бы наверняка угнетала собственная никчемность, теперь же это было как нельзя более кстати. Еще до того, как русские вошли в Сен-Дизье, императору стало известно, что прусские войска заняли Париж. По словам генерала Чернышева, который встречался с Блюхером и Веллингтоном, французы не слишком приветствовали возвращение Людовика, только присутствие Александра могло успокоить политические волнения. Но Сен-Дизье отделяли от Парижа двести верст, на этот переход армии требовалось не менее недели, дорога же была каждая минута, и царь собирался поручить нескольким штабным офицерам отправиться в столицу следить за настроениями парижан. Озарев рассчитывал попасть в их число благодаря Ипполиту Прекрасному, который умел убеждать, в том числе начальство. С тех пор как они покинули Париж, прошел год. Но Николай ни на мгновение не переставал мечтать о том, как вновь окажется там. Три письма, адресованные им Софи, остались без ответа, тем не менее он отказывался верить, что забыт. Была какая-то предопределенность даже в этой новой войне, которая давала ему шанс еще раз увидеть любимую, вопреки всем сражениям и потерям. Будучи суеверным, юноша склонен был считать, что Господь на его стороне, и заклинал Бога, чтобы Розникову удалось добиться желаемого. Но семейная иконка осталась в багаже, может ли ее заменить католический крест? Николай предавался этим размышлениям, когда на улице раздались шаги приятеля, и, не дожидаясь, пока тот поднимется наверх, крикнул:

– Ну, что?

Ипполит поднял голову, но ничего не ответил. Озарёв усмотрел в этом дурной знак и поспешил открыть дверь, повторяя:

– Ну, что?

– Что? Безумие! Знаешь, что решил государь? Он оставляет армию и едет в своей карете в Париж вместе с австрийским императором и прусским королем через Шалон, Эперне, Шато-Тьери и Мо. Наш штаб и четвертый корпус идут следом по заранее намеченному маршруту, то есть через Сезанн и Куломье.

– Кто же будет охранять их?

– Пятьдесят казаков! И все! Они не хотят обременять себя лишними людьми, это будет задерживать их!

– А если на них нападут? Здесь все так неспокойно…

– Князь Волконский изложил государю свои возражения, но Его Величество не счел нужным принять их к сведению… Это уже не храбрость, а безрассудство!