– А я, – вставила Елена, – не понимаю, что такого необыкновенного вы в нем находите!

Задетая этим высказыванием, Дарья Филипповна взглянула на старшую дочь и заметила, что та насупилась. С такой тяжелой фигурой, воскового оттенка кожей и тусклым взглядом, эта девушка, конечно же, не годилась для того, чтобы высказывать свое мнение относительно мужчины. Ответ, который мать хотела адресовать ей, прозвучал из уст младшей сестры:

– Ты ничего в этом не понимаешь! Николай Михайлович просто очарователен! Если бы кто-нибудь подобный ему попросил моей руки, я ни секунды не сомневалась бы!

– Я тоже! – подхватила Наталья.

Дарья Филипповна почувствовала некую неловкость. Она была удивлена, что Николай смог так пленить девчонок шестнадцати и восемнадцати лет. Этот факт льстил ей в том смысле, что служил оправданием ее собственной склонности и вместе с тем раздражал, когда она задумывалась о том, что гость по возрасту ближе к ее дочерям, нежели к ней самой.

– Вы забываете, что Николай Михайлович – женатый человек! – сказала она.

– Увы! Нет, матушка, мы об этом не забываем! – отозвалась Евфросинья. – Иначе ты бы увидела…

– Что я увидела бы? – спросила Дарья Филипповна.

И она опять села на свое место перед пустой чашкой и тарелкой, запачканной вареньем.

– Я буду вести себя так изысканно при нем, что он воспламенится как густой кустарник! – воскликнула Евфросинья, обняв мать за шею и расцеловав ее в обе щеки.

Дарья Филипповна с досадой отстранилась:

– Какая глупость!

– У него глаза как у зеленого листочка! – простонала Евфросинья, падая на стул, раскинув ноги и свесив руки, будто измучившись.

– Зеленые листочки с золотыми блестками внутри! – поправила Наталья. – А мне больше нравится его лоб.

В течение нескольких секунд Дарья Филипповна, витая в облаках, слушала, как ее дочери в деталях обсуждали лицо Николая. Вдруг Евфросинья пальцем стукнула по столу и заявила:

– Он, должно быть, несчастлив в семейной жизни! Это просматривается в его взгляде! Не так ли, матушка?

– Да нет! – процедила сквозь зубы Дарья Филипповна. – Впрочем… мне об этом ничего не известно…

– Он почти не говорит о своей жене!

– И это не причина, позволяющая думать, что он ею пренебрегает.

– О да! О да! Между прочим, такой человек, как он, не может ужиться с француженкой!

– Во всяком случае, она очень красива! – сказала Елена, проглатывая большую ложку варенья.

«Моя старшая дочь определенно глупа! – подумала Дарья Филипповна. – Или же она нарочно опровергает все мои утверждения!»

– Ты ешь слишком много сладостей, Елена! – строго отчитала ее мать.

– Но, матушка, я еще не наелась!

– Если не остановишься, то станешь огромной!

Елена отвернулась и с грохотом уронила ложку в тарелку.

– А я, – продолжала Евфросинья, – я считаю, эта Софи слишком маленькая, слишком черноволосая…

– Подумать только, если бы Вася женился бы на Марии, Николай Михайлович стал бы нашим родственником! – сказала Наталья, явно сожалея, что это не получилось.

– Как родственник, он меня совсем не заинтересовал бы! – возразила Евфросинья. – Я хотела бы видеть его своим возлюбленным! О! Если бы он сжал меня в объятиях, увез на крупе своего коня…

Разговор увяз в ребячестве.

– Ну хватит, девочки! – остановила Дарья Филипповна.

Девушки смолкли. Наступал вечер. Дарья Филипповна вдохнула запах теплой земли, потянулась, подавила зевоту и встала из-за стола, чтобы немного пройтись по парку. Евфросинья и Наталья, ее любимицы, предложили ей руку. Елена в розовом платье плелась позади с куском пирога в ладони. Крестьянки подметали аллеи. В голубом небе появилась луна.

– О! Матушка! Какой красивый вечер! – вздохнула Евфросинья. – Все так спокойно, так чисто, что мне плакать хочется. Ты можешь это понять?

– Да, дитя мое! – ответила Дарья Филипповна.

Сердце ее рвалось из груди. Она вдруг ощутила желание прожить свою жизнь заново, со всеми иллюзиями молодости.

Вот уже час прошел с тех пор, как Алексей Никитич Пешуров, предводитель дворянства Опочского уезда, закрылся в кабинете с Михаилом Борисовичем. Эта затянувшаяся встреча заинтересовала Николая, который бродил по саду, держа руки за спиной и опустив голову. Чем больше он размышлял о визите этого мелкого провинциального сановника, тем отчетливее сознавал, что его посещение вызвано политическим мотивом. В прошлом году император, раздосадованный отголосками испанской и неаполитанской революцией и внутренними трудностями, возникшими вследствие восстания греков против турок, решил нанести сокрушительный удар по «вольнодумцам» в России, приказав распустить все тайные общества, в том числе масонские ложи. Но два Союза заговорщиков – Северный и Южный – пока еще не были затронуты. Без сомнения, предводитель дворянства, обеспокоенный доносом, расспрашивал Михаила Борисовича о том, каковы подлинные взгляды его сына. Все неосторожные слова, произнесенные Николаем в клубе, у друзей, на улице, всплывали в его памяти. Он обозвал себя безумцем и пожалел, что Софи нет рядом с ним и она не может разделить его опасения. В такие трудные минуты он особенно сильно ощущал необходимость жить с ней в согласии. Но она уехала на прогулку с Марией и месье Лезюром. Они собирали травы: новое семейное увлечение!

Николай опять прошел мимо окна кабинета. Разговор происходил очень тихо. Он ничего не смог услышать и спрятался за кустом. Десятью минутами позже дверь распахнулась, затем с треском захлопнулась, и на крыльце появились Михаил Борисович и горбатый, кособокий коротышка – предводитель дворянства. На нем был зеленый сюртук, надетый поверх желтого жилета. Из-за кривизны ног между колен у него просвечивал ромб. Коляска тронулась, увозя предводителя, приподнимавшего над черепом цилиндр. Николай немного успокоился. Должно быть, дело было не таким уж важным, поскольку Пешуров даже не попросил о личной с ним встрече. Николай решил не задавать никаких вопросов отцу, чтобы не вызвать у него подозрений. С другой стороны, Софи так поздно вернулась с прогулки, что он едва успел обменяться с нею несколькими словами перед тем, как сесть за стол.

Во время ужина Михаил Борисович говорил о чем угодно, кроме разговора, состоявшегося у него после полудня. Это умолчание по поводу непривычного события показалось Николаю слишком нарочитым, чтобы не вызвать тревоги. Проглатывая очередной кусок, он все время ожидал, что вот-вот разразится буря. Он уже прожевывал первую ложку мяса в сметанном соусе, как вдруг Михаил Борисович заговорил:

– Алексей Никитич Пешуров оказал мне честь своим посещением. Тебе следовало бы появиться и попрощаться с ним перед его отъездом, Николай!

– Я не хотел мешать вам, батюшка, – прошептал Николай, готовясь к худшему.

– Признайся лучше, что тебе было неприятно встречаться с ним! Ты никогда не угадаешь, что он сказал мне! У меня до сих пор голова идет кругом!

Он сделал паузу, чтобы привлечь внимание всего семейства, и продолжил:

– Один человек поручил ему узнать, как я отнесусь к его намерению жениться на Марии.

На смену облегчению, которое испытал Николай, быстро пришло новое беспокойство. Он взглянул на сестру. Она побледнела.

– Кто этот жених? – спросила Софи.

– Я не должен бы даже называть его, настолько несуразен его поступок! – сказал Михаил Борисович. – Речь идет о племяннике Пешурова, Владимире Карповиче Седове.

Мария вздрогнула, и глаза ее помутнели.

– У него отвратительная репутация, – продолжил Михаил Борисович. – Он по уши в долгах и уже не знает, у кого занять денег. Потому и нашел красивый способ поправить свои дела: жениться на моей дочери. Но меня не проведешь. Я не хочу быть банкиром моего зятя. Так и сказал Пешурову. И в конце концов он признал мою правоту. Седов больше не появится здесь!

Зная о любви своей золовки к Седову, Софи хотела бы броситься ей на помощь, но не могла сделать этого и лишь молча пожалела ее.