– Можно подумать, что ты только что приехала в Россию! Хотя живешь среди нас уже годы!..

– Да, годы, – прошептала Софи. – И тем не менее в политическом смысле чувствую себя чужой русскому народу. Всякий раз, когда я хочу действовать, что-то стесняет меня, беспокоит, удивляет. Мне кажется, у меня нет качеств, необходимых для того, чтобы разрушать существующий режим в стране, где я не родилась. Ты будешь смеяться, но если бы я помогала вам насаждать здесь республиканские идеи, которые отстаивала во Франции, то в какой-то момент сочла бы это неуважением к законам гостеприимства!

Он откинулся назад на стуле и пробормотал:

– Именно об этом я и говорил: ты – против революции!

– Вовсе нет! Я даже считаю ее необходимой. Но не признаю за собой право вмешиваться в нее лично. Сколько раз я повторяла тебе, что новый режим должен быть продуман, подготовлен, установлен русскими, иначе говоря, тобой и твоими друзьями! Все, что могу сделать я, это – подготовить крестьян к восприятию счастья, которое вы подарите им однажды. Для этого мне нет никакой нужды ехать в город! Совершенно очевидно даже, что лучше будет мне остаться в деревне…

Она говорила о мужиках, а думала о Михаиле Борисовиче. Он тоже нуждался в ней. И вдруг она обрадовалась, что увидит его снова за ужином. Он расскажет ей об обеде у фон Адеркаса, покритикует меню, посмеется над гостями. Она упрекнет его в том, что он не очень общителен. Он согласится, признав ее правоту. Потом, может быть, они сыграют в шахматы… Она услышала, что говорит Николай:

– Мы могли бы провести там недели две, не больше…

– Нет, Николай, – ответила она, – мое место – здесь.

– Я знаю, почему ты не хочешь уезжать: из-за моего отца!

– Действительно. Он уже не молод. Его здоровье тревожит меня…

– Да будет тебе! – заметил он, смеясь. – Когда он смотрит на тебя, ему как будто двадцать!

Ее задела столь грубая шутка.

– Я решил тебя подразнить! – продолжил Николай. – Впрочем, не только он удерживает тебя. Есть еще Мария! И Сергей! И мужики! Каким бы невероятным это ни казалось, весь этот мирок мешает нам жить так, как мы хотим!

– А почему бы тебе не возвратиться в Санкт-Петербург? – спросила она.

Он с удивлением посмотрел на нее:

– Мы ведь не станем разлучаться опять!

Она улыбнулась:

– Неужели ты совсем забываешь меня, когда вдалеке?

– Я не только не забываю тебя! – воскликнул он. – Но с той минуты, когда расстаюсь с тобой, мечтаю о мгновении, когда вновь тебя увижу!

– Осторожно! Если все так, я посоветую тебе как можно чаще уезжать!

– Я бы этого не выдержал, – признался он. – Но при этом ты представить себе не можешь, как мне хочется снова увидеть друзей! Я подозреваю, что готовятся великие дела! И если мне придется пропустить важное собрание, я никогда не утешусь! О, Софи, как приятно иметь идеал! Как же я благодарен тебе за то, что ты открыла мне радость напряженной умственной жизни!

Она одобрила его высказывания, слегка покачав головой. Этот юношеский порыв забавлял и очаровывал ее.

– Так вот! Поезжай в Санкт-Петербург, Николай, – сказала она. – Я прошу тебя об этом!

Михаил Борисович вернулся лишь в пять часов пополудни. Увидев его снова, Софи ощутила радостный подъем и осознала, что все время ждала его. Обед у фон Адеркаса утомил свекра.

– Я расскажу вам обо всем сегодня вечером! – сказал он.

И удалился в свою комнату. Но вместо того, чтобы прилечь и отдохнуть, позвал к себе сына. Николай застал его лежащим на диване черной кожи, с подушкой под затылком, ноги отца были укрыты клетчатым пледом. Глаза Михаила Борисовича были закрыты, он тяжело дышал, как человек, погруженный в сон. Услышав, как закрывается дверь, он, не поднимая век, произнес:

– Это ты, Николай?

– Да.

– Что это за история с дуэлью?

Николай вздрогнул и, чтобы выиграть время, пробормотал:

– Дуэль?

– Да, мне о ней рассказали у фон Адеркаса. Говорят, ты дрался с Васей Волковым!

Не в силах отрицать факты, Николай упавшим голосом сказал:

– Так точно.

И тут же его охватил страх при мысли, что отцу, быть может, известна причина поединка.

– Вы поссорились? – спросил Михаил Борисович.

– Да.

– Из-за чего?

Николай обрел надежду: тот, кто его расспрашивал, ничего определенного не знал.

– Я готов рассказать вам об этом, батюшка, – прошептал он, – но обещайте мне, что ничего не расскажете Софи… Ей ничего не известно… Это дело чести, понимаете, мужское дело…

– Даю тебе слово, – промолвил лежавший.

Только губы зашевелились на его каменном лице.

– Ну так вот, – сказал Николай, – Вася Волков обвинил меня в том, что я плутую в игре…

Произнося эту фразу, Николай задавал себе вопрос, когда же он приготовил ее. Такая легкость выдумки напомнила ему первое время после женитьбы, когда он лгал отцу, чтобы убедить его принять жену, и лгал жене, чтобы оправдать жестокосердие отца.

– Да ну? – заметил Михаил Борисович. – Так не похоже на этого мальчишку!

– Я и сам был поражен, – вставил Николай. – Он сильно изменился в Санкт-Петербурге. Стал мрачным, заносчивым, мстительным… Поскольку Вася сделал мне такое замечание при свидетелях, а я отказался принести ему извинения, он потребовал сатисфакции с помощью оружия! Я должен был уклониться?

– Нет, конечно! – пробурчал Михаил Борисович. – Но это глупо! Один из вас мог остаться на месте дуэли! И все из-за пустяка! О молодость!..

Вдруг он приоткрыл один глаз. Николая поразил его проникновенный взгляд, который, казалось, ставил под сомнение искренность его объяснений. Дабы избежать новых вопросов отца, Николай решил сам смутить его. Зная слабое место своего противника, он беззаботным тоном объявил:

– В общем, я согласился с Софи относительно поездки в Санкт-Петербург…

Он хорошо направил удар. Михаил Борисович приподнялся на ложе. Его густые брови нахмурились. Он пробормотал:

– Какая поездка?

– Софи не предупредила вас?

– Нет.

– И вправду! Все решилось так быстро! Впрочем, мы еще не назначили день отъезда. Думаю, через четыре или пять дней…

Произнося эти слова, он наслаждался смятением, охватившим его отца.

– Ты с ума сошел? – сказал Михаил Борисович. – Что тебе там делать? Снова драться с Васей Волковым?

– Конечно, нет, – ответил Николай. – Мы расстались холодно, но достойно. Нет, я надеюсь, что это будет поездка ради развлечения. Мне нужно отвлечься…

– Но это… это невозможно!.. Сейчас самое неподходящее время года для путешествий!.. И кроме того, дом уже продан!.. Где ты будешь жить с женой?

Николай решил, что игра продолжалась достаточно долго.

– Как вы могли подумать, что Софи будет сопровождать меня, отец? – произнес он с саркастической улыбкой.

– Она не поедет с тобой? – спросил Михаил Борисович.

– Да нет! Она останется здесь. С вами.

Михаилу Борисовичу трудно было скрыть свою радость. Его тяжелые щеки дрогнули. На лице обозначилось выражение растерянности и торжества.

– Ну! Вы довольны? – спросил Николай.

– Вовсе нет! – ответил Михаил Борисович. – Я считаю прискорбной подобную разлуку супругов. Но в конце-то концов, если это ваше обоюдное решение…

«Он лжет так же, как я, но похуже!» – с отвращением подумал Николай. Стоя у дивана, он прочитал в глазах отца безобразную тайну, нечто злобное и радостное одновременно, пожал плечами и направился к двери.

Едва коляска въехала в ворота Отрадного, как Софи захотела повернуть назад. В группе мужчин, толпившихся перед домом, она издалека разглядела тощую фигуру Седова. Если бы она знала, что он вернулся из Санкт-Петербурга, она бы не приехала. Скатываясь и подскакивая в грязи двора, коляска остановилась у крыльца. Седов помог Софи выйти. На нем были высокие запачканные грязью сапоги и красный жилет с медными пуговицами под черной бархатной курткой.