Он вернул поводья ямщику.

До рассвета они мчались, не теряя времени на станциях. В призрачном утреннем свете Софи различила справа заснеженные вершины Саянского хребта: они добрались до границы с Монголией.

В Канске станционный смотритель предупредил путешественников о том, что в нескольких верстах отсюда, в лесах появились разбойники. И добавил: «Вообще-то они не злые: они людей не трогают, забирают только багаж и лошадей…» Никита тут же запылал снова. Сколько лет он мечтал о том, как с риском для собственной жизни бросится на защиту своей барыни! И вот время пришло: она увидит, на что он способен! На Софи произвела сильное впечатление уверенность Никиты в себе. На этот раз им достался хороший ямщик, но хилые лошадки. Сидя рядом с ямщиком и сжимая в кулаке рукоятку ножа, Никита пристально всматривался в лесную поросль по обеим сторонам дороги. «Обратить в бегство десять… нет, двадцать разбойников, уложить к ее ногам десять мертвыми и самому упасть тут же, раненым, залитым кровью, и тогда только признаться ей в любви, да-да, в этот момент, прежде чем испустить последний вздох, не раньше!.. Только на пороге смерти я смогу вымолвить эти слова, ни минутой раньше, ни минутой, Господи, помилуй мя грешного!» Но вместо разбойников им попалась на пути группа старушек с котомками за спиной и посохами в руке.

– Куда путь держите, матушки? – крикнул ямщик, придерживая лошадей.

– В Троице-Сергиеву лавру, милок, – ответила одна из старушек.

– Да это же под Москвой! Вы же попадете туда хорошо если через год!

– А что время для того, у кого Господь в сердце?!

Паломницы выглядели пропыленными насквозь и очень усталыми, глаза у всех были выцветшие – оттенка дождя.

Софи подала им милостыню, старушки, кланяясь в пояс, поблагодарили добрую барыню. С откоса за этой сценой наблюдала целая компания маленьких четвероногих зверушек: они стояли на длинных задних лапках, прижав к груди короткие и хрупкие передние, навострив треугольные ушки и глядя умными глазками.

– Это белки? – поинтересовалась Софи.

– Да нет, какие же белки! Тушканчики это! Их тут полным-полно… – отозвался ямщик.

Стоило ему щелкнуть кнутом, как все тушканчики запрыгали друг за дружкой, стараясь, видимо, как можно скорее удалиться от страшного звука. Они подпрыгивали довольно высоко, делали в воздухе пируэты, помахивали хвостом с белой кисточкой на конце. И вдруг все разом исчезли в норах. Жизнь в степи словно бы остановилась, только орел парил высоко в небе…

После Ключинска степь кончилась – теперь вокруг простиралась тайга. Зажатая между двумя стенами из высоких елей, дорога стала такой же каменистой, как русла здешних рек.

Следующей ночью, когда лошади на подъеме дороги перешли в галоп, вдруг раздался треск, тарантас накренился влево, какое-то время по инерции катился, прихрамывая, а потом резко остановился, его как следует тряхнуло, и Софи пришлось вцепиться в Никиту, чтобы не вывалиться наружу. Одно из колес слетело с оси и укатилось в неизвестном направлении. Ямщик, проклиная свою судьбу, отправился на поиски. Никита высек кресалом огонь, зажег фонарь и следом за ямщиком углубился в густой лес. Софи осталась в тарантасе одна. Как ей было страшно! С трудом отгоняя мысли о разбойниках и преодолевая страх, она прислушивалась к шелесту листьев, ловя в нем звуки шагов, до боли в глазах всматривалась в сумрак таежной ночи… Наконец мужчины вернулись – очень довольные: благодаря совершенно необъяснимой удаче им удалось отыскать не только колесо, но и гайку, которой оно было закреплено, и даже винт, который нужно было ввернуть в эту гайку! Десять минут спустя тройка резво потянула за собой возвращенный к жизни тарантас, позвякивая колокольцами под дугой.

Назавтра в тайге обозначились просветы, стало видно горизонт, и Софи принялась считать версты, оставшиеся до Иркутска. Именно там ей должны были сообщить наконец, на какие рудники, в какой острог направлен Николай, именно там ей объяснят, где и каким именно образом они встретятся. По мере того, как тарантас приближался к месту своего назначения, воспоминания об удивительных приключениях на пути уступали в ней место ясному видению реальности. Горя нетерпением, она даже не замечала, какое теперь печальное лицо у Никиты, и беспокоилась лишь об одном: только бы колесо не оторвалось снова до следующей почтовой станции!

В Боковской они потеряли целый час на ремонт обода. Но эта сорок четвертая и последняя остановка на их долгом пути была всего в тринадцати верстах от Иркутска, и ямщик поклялся, что доберется до города за три четверти часа. Огромный, подстриженный под горшок толстяк в сапогах, с красным кушаком, он правил лошадьми стоя и громко распевая. Временами на равнине показывались табуны диких лошадей. Отдельные лошадки, наверное, заинтересовавшись проездом столь музыкального тарантаса, некоторое время бежали за ним рысцой, ловко перебирая короткими ногами, а потом внезапно останавливались на бегу, привлеченные какой-нибудь качающейся травинкой на обочине, и тогда длинная грива, только что развевавшаяся по ветру, падала им на холку и закрывала глаза…

Миновав пустынные и болотистые земли, проехав вдоль стен громадного монастыря с зелеными крышами строений внутри, тарантас оказался на берегу Ангары. Оставалось последнее препятствие: дощатые мостки на сваях, по которым нужно было перебраться на паром. Наши путешественники были тут не одни: целая толпа местных крестьян, кто сидя на мешках, кто прилегши на телегу, тоже ожидала прибытия баржи. Однако у Софи с ее подорожной было перед ними преимущество, и крестьяне, догадываясь об этом, посторонились, пропуская упряжку. Доски палубы звонко отозвались на топот копыт. Вскоре на противоположном берегу обозначился город, в сумерках выглядевший скромно, разве что золотые купола церквей над рядами беленьких домиков показались Софи похожими на овощи с какого-то сказочного огорода.

– Поздравляю вас, мадам, с тем, что вам удалось так быстро доехать! – сказал губернатор Иркутска Цейдлер, приглашая Софи в свой кабинет и указывая, куда ей сесть.

Он превосходно говорил по-французски, грассируя, как истинный парижанин. Седые волосы, облетевшая от времени позолота эполет, пожелтевший на швах зеленый мундир…

– Хорошо ли вы устроились? – любезно продолжал он.

– У меня не было времени разобраться, – ответила Софи. – Едва приехав в Иркутск, я сразу же поспешила к вам.

– О да, конечно, конечно! Но вы остановились у вашего соотечественника, Проспера Рабудена?

– Да.

– Отличная гостиница! Ну, еще бы: единственная французская гостиница на весь город! Увы, увы, Иркутск – отнюдь не столица!.. Ах, мадам, у нас тут не Петербург, совсем не Петербург, вот увидите… Но я надеюсь, после всех дорожных тягот вы счастливы, что сможете хотя бы и здесь отдохнуть? – сладким тоном спросил генерал.

– Я буду счастлива как можно скорее уехать отсюда! – отрезала Софи.

Гладко выбритое лицо генерала перерезала сетка морщин, в безрадостной улыбке обнажились желтые зубы.

– Все то же! Вы как будто подслушали слова княгини Трубецкой или княгини Волконской… они говорили так же… Ах, мадам, насколько же государь осложнил мою работу, разрешив этим дамам отправиться в Сибирь!

– Прошу прощения, ваше превосходительство, я так тревожусь… А не можете ли вы сказать мне хотя бы, где сейчас мой муж?

– Отчего же не могу? Он в Чите, мадам!

– Он в Чите? – недоверчиво повторила за ним она.

– Да, там.

– А что это еще за Чита?

– Поселение, где один из острогов отведен специально для политических преступников.

– Ну и далеко ли отсюда эта Чита?

– Увы, далеко, мадам! Восемьсот семнадцать верст!.. В Забайкалье… И ужасные, чудовищные дороги!.. Да и сами края тамошние… небезопасны…

– Ваше превосходительство, могу я попросить вас об услуге? Мне хотелось бы получить лошадей к завтрашнему утру!

– О, как вы торопитесь! – воскликнул губернатор. – Погодите-погодите, наберитесь терпения, мадам, дайте мне сначала хотя бы на ваши бумаги взглянуть!