– Ты молодец! – сказал Михаил Борисович, вручая ему деньги. – Что ты будешь делать с этими десятью рублями?

– Куплю книги, бумагу! – не раздумывая, ответил Никита.

– Черт! Да ты хочешь стать ученым?

– Да, барин, – ответил он, – с вашего разрешения…

И он бросил взгляд на Софи, проверяя, хорошо ли ответил.

Целую неделю Софи не встречала Никиту в коридорах дома. Забеспокоившись, она спросила о нем Василису и узнала, что мальчишка заболел после своего подвига. Софи пошла навестить его в общую комнату. Тюфяки слуг мужского пола, числом штук двадцать, были свалены на день в углу. Две печки, высотой до потолка, обогревали помещение и усиливали запах людского дыхания и сапог. Никита лежал один, скрючившись, как охотничий пес, на убогой лежанке. Рядом с ним стояла кружка с водой, покрытая краюхой черного хлеба, и его старая балалайка. Софи склонилась над парнишкой и потрогала его лоб, который горел. Никита даже глаз не открыл.

– О! Ему уже лучше, – сказала Василиса, вошедшая следом за Софи. – Я даю ему отвары, сама их делаю. И каждый вечер Антип натирает ему спину щеткой. Через недельку он встанет.

Веки Никиты дрогнули. Сине-фиолетовый свет стал лучиться сквозь ресницы. Он улыбнулся небесному явлению.

– Барыня! Барыня! – прошептал он. – Вы пришли!..

– Да-да! – сказала Василиса. – Видишь, какое беспокойство ты причиняешь хозяевам! Разве это хорошо?

Поругивая Никиту, она укрывала его жалким покрывалом из серой шерсти. Софи хотелось поухаживать за ним самой. Движения этой женщины были такими резкими! Когда Василиса укладывала голову Никиты на кипу тряпок, из тюфяка выскользнула тетрадь. Софи быстренько подняла ее. Василиса заметила этот жест.

– Скажешь ему, что я взяла ее! – прошептала Софи.

И вышла из комнаты. У самой двери она столкнулась с месье Лезюром, который будто бы следил за ней с двусмысленной улыбкой на губах.

– Ваш свекор ищет вас, – сказал он.

– Зачем?

– Он хочет сыграть партию в шахматы, а вам ведь прекрасно известно, что теперь он не желает иметь никакого иного противника, помимо вас!

Софи совсем не хотелось играть в шахматы. Тетрадь Никиты слишком заинтересовала ее!

– Скажите ему, что я сейчас занята, – ответила она.

– Не могли бы вы сказать ему это сами? Он плохо примет меня, если я передам ему такое!

– Ваши опасения смехотворны! – сказала Софи, пожав плечами.

Каждый раз, когда месье Лезюр обращался к ней, она испытывала отвращение, доходившее до дурноты. Тот факт, что он ее соотечественник, заставлял ее быть вдвое строже по отношению к этому лысому и раболепному человеку. Длинный коридор, выложенный бревнами, соединял служебную постройку с хозяйскими покоями. Семеня по проходу рядом с Софи, месье Лезюр продолжал стенать:

– Да вы не представляете себе, какой он на самом деле, дорогая мадам! Он так изменился ко мне! Прежде я пользовался его доверием, был почти другом! Теперь же он не знает, что сделать, лишь бы удалить меня от себя и убедить, что я бесполезен в доме.

Он поднял на Софи взгляд, повлажневший от мольбы, и опять сказал:

– Вы приобрели большую власть над ним! Он так внимательно, и это справедливо, прислушивается к вашим аргументам! Не могли бы вы повлиять на него с тем, чтобы он изменил свое отношение ко мне?

– Я не имею на свекра того влияния, какое вы предполагаете! – ответила Софи.

– О! Напротив! – воскликнул месье Лезюр. – Я могу рассчитывать на вас, не так ли? И заранее благодарю!

Они вышли в прихожую. Софи поднялась в свою комнату. Месье Лезюр, стоя у лестницы, смотрел, как она исчезает, и испытывал ненависть. Подумать только, ведь он тогда радовался, думая, что она освежит парижским воздухом удушающую атмосферу в этом жилище! Что он обретет в ее лице союзницу против того, что задевало его в русских манерах! Что он мечтал о сговоре между ним и ею с целью офранцузить и подчинить себе семейство Озарёвых! Немного времени понадобилось ему, чтобы осознать свою ошибку. Софи так разочаровала его своими повадками, что теперь он отказывал ей в достоинствах француженки. С его точки зрения, она не была воплощением родины, которую он покинул тридцать лет назад, а представляла собой странную, изуродованную приходом санкюлотов и Бонапарта страну. Либеральные взгляды молодой женщины оскорбляли его. Он возмущался тем, что она заинтересовалась жизнью мужиков. И наконец, он не мог простить ей, что она завладела вниманием Михаила Борисовича. Для тех, кто помнил его непримиримым, грубым, несправедливым, восхищение, которым этот человек одаривал свою сноху, было печальным фактом, свидетельствующим о вырождении. «Пусть бы она уехала! Пусть уезжает со своим мужем!» – про себя повторял месье Лезюр. Успокоившись наконец, он вернулся в гостиную, где Михаил Борисович дремал, сидя в кресле у окна, затянутого инеем. Услышав шаги, он приоткрыл глаза и спросил:

– Ну?

– Я нашел мадам Софи у изголовья бедного Никиты! – сказал месье Лезюр. – В отношении этого юноши она обнаружила редкую преданность. Как только освободится, она придет к вам. А пока не хотите ли сыграть в шахматы?..

Михаил Борисович не снизошел до ответа. Взгляд его вновь обратился к виду за окном! О! Насколько месье Лезюр предпочитал этому безразличию прежние оскорбления, приступы гнева! Когда его высмеивали, третировали, он по крайней мере чувствовал, что живет. Нередко он испытывал даже смутное удовольствие, страдая от тысячи унижений и не имея права ответить ударом на удар. Со всем этим было покончено по вине молодой женщины!

– Не желаете, чтоб я прочел вам несколько страниц вслух? – вновь спросил он.

– Я хочу, чтобы вы оставили меня, – с досадой ответил Михаил Борисович.

Месье Лезюр поспешил удалиться.

После чего несколько дней продолжал следить за Софи и докладывать Михаилу Борисовичу о своих наблюдениях. Тот, делая вид, что не обращает никакого внимания на эти услужливые сплетни, каждый раз выслушивал их до конца. Таким образом он узнал, что Софи велела перевести Никиту в маленькую комнатку рядом с девичьей, что Василиса получила приказ застелить простынями постель больного и что к нему был приглашен доктор Прикусов. Впрочем, последнее сообщение подтвердила сама Софи. Тем не менее Михаил Борисович поморщился. Поступки снохи ставили его в неловкое положение. Когда доктор Прикусов доложил ему, что парень вне опасности, он показался себе смешным, поскольку вынужден был благодарить врача за заботы, оказанные крепостному. Что могло вызвать неблагоприятные толки в округе. Он сказал об этом Софи. Она согласилась с ним, да так изящно, что он был обезоружен. Чтобы объяснить свое поведение, Софи показала Михаилу Борисовичу тетради Никиты. Месье Лезюр встал за дверью кабинета, хотел услышать, что происходит. Он ожидал взрыва. Но разговор велся спокойно. Михаил Борисович заявил, что способности мальчишки поразили его. Вечером, за ужином, молодая женщина выглядела сияющей. Ее непринужденный, чуть ли не величественный вид привел в отчаяние месье Лезюра. У него оставалась одна надежда: что успех одурманит ее, она перейдет границу и потеряет все, желая все завоевать. Незадолго до Пасхи он попросил ее уделить ему время для беседы. И сделал вид, что тоже поражен успехами Никиты. Почему она не попросит Михаила Борисовича дать вольную этому интересному юноше и не отослать его в Санкт-Петербург, чтобы продолжить учение? Совет удивил Софи. Она и не думала, что такое возможно.

– Почему же нет! – сказал месье Лезюр. – Я даже убежден, что свекор будет рад удовлетворить вашу просьбу!

– Благодарю вас, – ответила Софи. – Это действительно замечательная идея!

Месье Лезюр с трудом скрыл свое торжество: Софи не заметила ловушки. Отстаивая столь неприемлемый план, она рассердит Михаила Борисовича и откроет ему глаза на то, чем в действительности является: интриганкой, смутьянкой, республиканкой! И как бы не пропустить ссоры, которая неизбежно столкнет друг с другом эти две сильные личности!