Глаза стражника расширились. Он открыл рот, набирая воздух для крика, и резко попятился.

– Это не… – начал он.

– БЕГОМ! – заорал я, понимая, что скрываться больше нет смысла. – ВПЕРЁД!

Ратмир среагировал мгновенно. Он хлестнул коня и направил его прямо на нукера, сбивая того с ног грудью скакуна. Факел полетел в грязь.

– Тревога! Урусы! – завопил сбитый с ног татарин, пытаясь отползти.

Те, кто стоял внутри, за створками ворот, запаниковали. Вместо того, чтобы принять бой, они попытались захлопнуть створки.

– Закрывай! Закрывай, шайтан! – слышались вопли изнутри.

Створки начали сходиться. Сбитый нукер, видя, что его сейчас отрежут от спасительной крепости или раздавят, вскочил и с воем бросился назад, в щель.

– Стой, дурак! – заорали ему свои, но было поздно. Его тело попало между створкой и косяком, мешая закрыть ворота плотно. Возникла заминка, давка, крики боли.

Этого мгновения нам хватило.

– РУБИ ИХ! – гаркнул Григорий, врубаясь в эту кучу‑малу.

Мы влетели в проход клином. Кони били копытами, храпели. Я выхватил саблю, отбрасывая уже ненужный арбалет, который болтался на ремне.

Сверху свистнуло.

– А‑а‑а! – вскрикнул кто‑то рядом. Я краем глаза увидел, как Воислав покачнулся в седле, хватаясь за плечо, из которого торчало оперение стрелы.

– Семён! Стены! – не оборачиваясь крикнул я.

Ответ не заставил себя ждать. Сзади, из темноты, где прятались наши пешие стрелки, раздался сухой щелчок арбалетов и свист стрел. На стене кто‑то захрипел и с глухим стуком свалился вниз, прямо под копыта наших коней.

– Получи, гад! – это был голос Лёвы. Я увидел, как он, привстав на стременах, метнул сулицу в фигуру, маячившую на башне. Татарин рухнул, не успев натянуть лук.

Мы прорвались во внутренний двор. Здесь царил хаос. Женщины визжали, разбегаясь по сторонам, куры летели из‑под копыт. Но защитники, те немногие, что остались, не собирались сдаваться просто так.

На меня, выпучив глаза и брызжа слюной, несся здоровенный мужик в распахнутом халате. В руках он сжимал короткое, грубое копьё.

– Сдохни, кафир!* (неверный *) – взревел он, пытаясь ударить снизу, в брюхо моему коню.

Скорее на автомате, я дёрнул поводья, заставляя Бурана шарахнуться в сторону, и одновременно, используя инерцию движения, нанес колющий удар своим копьём, которое до этого момента держал прижатым к боку.

Удар вышел страшным. Острие вошло татарину в грудь с тошнотворным хрустом, пробивая ребра и, кажется, позвоночник. Я почувствовал, как древко вибрирует в руке от удара. Мужик захрипел, его глаза остекленели, и он повалился навзничь.

Я дёрнул копьё на себя, но оно застряло намертво. Кость или хрящ зажали наконечник, как в тисках.

– Чёрт! – выругался я, бросая бесполезное древко.

Тогда я выхватил саблю – мою «Грозу» из дамасской стали. Рукоять приятно легла в руку, и я сделал жест словно рассекая воздух.

– Но! – бросился я на помощь к Ратмиру, на которого наседали двое противников, вооружённых топориками. Мой холоп отбивался отчаянно, но его теснили к стене конюшни. Я развернул коня и ударил ближайшего татарина плашмя саблей по шее, убивать ценного раба не хотелось, но сейчас было не до разбора. Тот мешком свалился под ноги товарищу. Второго Ратмир достал сам – быстрый выпад, и татарин схватился за рассеченное предплечье, роняя топор.

– В дом! Не дайте им запереться в тереме! – командовал Григорий, чей голос перекрывал шум схватки. Он уже спешился и вместе с Богданом выбивал плечом дубовую дверь хозяйского дома.

Сопротивление таяло на глазах. Те, кто пытался геройствовать, уже лежали на утоптанной земле двора. Остальные, видя, что крепость пала, бросали оружие и падали на колени, моля о пощаде.

Я осадил коня, начал приводить дыхание в порядок. Но адреналин… горячка боя не спешила меня отпускать.

– Чисто! – крикнул Семён со стены. – Башни наши!

– Двор наш! – отозвался Богдан, вытирая саблю о халат убитого.

Я огляделся. Бой длился от силы минут пять. Скоротечная и жестокая стычка.

– Воислав! – я спрыгнул с коня и подбежал к раненому. Он сидел на земле, привалившись к колесу телеги. Стрела вошла в мягкие ткани плеча, но, кажется, кость не задела.

– Жить буду, Дмитрий Григорьевич, – прохрипел он, пытаясь улыбнуться. – Кольчуга удар смягчила.

– Ага, если бы смягчила удар, стрела отскочила! – проворчал я, аккуратно осматривая края раны.

– Ммм, – вырвался звук из уст Воислава, когда я пошевелил древко, стараясь понять, зацепило ли артерии или большие сосуды.

– Фёдор! Матвей! – крикнул я наших лекарей‑учеников. – Сюда, живо! Займитесь раной. И обязательно! Обязательно всё хорошенько промойте! Не дай Бог рана загноится, я вам… – не стал я договаривать. По их лицам и так было ясно, что они всё поняли.

Что же до раны, то она не была тяжелой. Кольчуга и впрямь смягчила удар, и наконечник вошёл на несколько сантиметров в мышцы. С такими ранами Матвей справится на раз‑два.

– Дмитрий Григорьевич, – позвал меня Воислав, – а может, всё‑таки ты меня заштопаешь? А?

– Не доверяешь? – спросил я у него.

– Да как‑то… – замялся он, стараясь не смотреть парням в глаза.

– Воислав, рана пустяковая. Они справятся. Неужели ты думаешь, что если бы было что‑то серьёзное, я бы отдал тебя лечить им?

– Ладно, – нахмурился Воислав. – Пусть учатся. – После чего посмотрел мне за спину, где стоял Ратмир. – Дружище, поможешь снять кольчугу?

Дальше я уже не слушал, пошёл к Григорию. Услышав шаги за спиной, он повернулся и посмотрел на меня с выражением лица, будто кот объелся сметаны.

– Ты чего такой довольный? – спросил я.

– Сын, мы крепость взяли. Кровь врагам пустили.

– Ясно, – кто про что, а Григорий только войне радоваться может. Хотя я не мог отрицать, бой прошёл гладко. – Уже знаешь, есть ли у нас потери?

– Кроме Воислава, никто серьёзно не пострадал. Разве что у Игната царапина на бедре, но там ерунда. Стрела вскользь прошла.

– Пусть к моим ученикам идёт, – тут же сказал я. – Промоют, если надо зашьют. А то…

– Уже сказал ему, – перебил меня Григорий. – Вот только лошадь ему посекли, попрощается с другом и лечиться пойдёт.

– Понял, – сказал я.

В этот момент к нам подошёл Лёва, и вид у него был ещё довольнее, чем у Григория. Он снял шлем, вытирая пот.

– Взяли мы их, Митя. Как кутят слепых взяли.

Я кивнул, чувствуя, как напряжение окончательно начинает отпускать.

– Соберите всех жителей на площади, – приказал я. – Оружие в кучу. И проверьте подвалы. Я хочу видеть те самые сундуки, ради которых мы сюда лезли.

Утро после взятия крепости выдалось суетным, но эта суета была приятной. Это был тот самый упорядоченный хаос, который сопровождает любого победителя, дорвавшегося до богатых трофеев. Солнце только‑только начало припекать, высушивая ночную росу на брёвнах частокола, а двор уже гудел, как растревоженный улей.

Мы не просто грабили… мы проводили тотальную инвентаризацию.

Я стоял у ворот, наблюдая, как растёт гора добычи. Мои парни, ещё вчера злые и сосредоточенные, сегодня сияли, как начищенные медные пятаки. И было от чего.

– Осторожнее с тюками! – рявкнул я на двух новиков, которые тащили перевязанные кипы ткани. – Если порвёте шёлк, вычту из вашей доли!

А сам подумал про себя.

– «Где Барай успел найти так много шёлка? Неужели Астрахань такое богатое ханство?»

Тем временем воины мне отвечали.

– Поняли, Дмитрий Григорьевич! Не извольте беспокоиться! – отозвался один из них, пыхтя.

Добыча радовала глаз. Золота и драгоценных камней, врать не буду, было немного, всё‑таки это не ханская казна, а усадьба полевого командира. Но несколько увесистых кошелей с монетами, перстни с рубинами, снятые с пальцев убитых нукеров, и женские украшения уже перекочевали в мой личный седельный сундук.

Однако меня, как человека с мышлением хозяйственника из двадцать первого века, больше грело другое.