– Одна седмица туда, одна обратно, – ответил я. – Плюс три‑четыре дня на сам рейд. Итого – три седмицы. Провианта возьмём на месяц, с запасом. Сухари, вяленое мясо, крупа. Воду по дороге найдём.

Богдан задумчиво смотрел на карту, которую я развернул на столе.

– Идти будем вдоль Суры, потом свернём на юго‑восток, – продолжил я, водя пальцем по бересте. – Здесь, – я ткнул в точку, – деревня Биляр. Ударим быстро, освободим людей, заберём, что можно, и уходим. Дальше, ещё два‑три аула по пути.

Варлаам откашлялся, привлекая внимание.

– Дмитрий Григорьевич, воины должны исповедаться, причаститься перед таким делом.

Я посмотрел на него.

– Конечно, отче. Завтра после заутрени проведёшь службу. Пусть все причастятся. Это успокоит их, даст уверенности.

Дьякон удовлетворённо кивнул.

– Хорошо. А что насчёт добычи? Ты обещал часть церкви.

– Обещал, и слово своё сдержу, – подтвердил я. – Десятую долю от всего, что захватим. И колокол отолью, как договорились, только мастера пусть пришлют, а расходы я все возьму на себя.

Варлаам довольно улыбнулся.

Вот только я радуюсь ещё больше. Если мне пришлют мастера, разбирающегося как отливать колокола, то я смогу приспособить его науку для отлива пушек! А уже с ними…

Ненадолго в гостином помещении повисла тишина. Каждый думал о своём. Про Варлаама и думать нечего. Он только о своём храме и думает. Семен и Богдан спят и видят холопами обзавестись. Лёва хотел того же, плюс денег с трофеев поднять. Григорий? Честно, я не знал о чём он думает.

– Григорий, – обернулся я, – с завтрашнего дня увеличь нагрузку и отбери тех, кто идёт в поход. Упор на конный бой. Сабля, копьё, щит. Пусть отрабатывают до автоматизма.

Отец кивнул.

– Будет сделано.

– Семён, – повернулся я к лучнику, – ты отвечаешь за стрелков. Татары отменные лучники, и про них не даром говорят, что они будто в седле родились, но я не собираюсь вступать в бой на открытой местности. Если заметим врага, будем отходить в лес, откуда будем поливать их стрелами. Так что делай упор именно на стрельбу из‑за укрытий.

– Понял, – кивнул Семён.

Утро следующего дня началось с того, что я собрал всю дружину на плацу. Семьдесят человек выстроились передо мной. Я обошёл строй, оглядывая каждого. Потом остановился в центре, так, чтобы все меня видели и слышали.

– Слушайте меня, православные! – начал я громко. – Через две недели мы выступаем в поход. Не на войну, не на осаду крепостей. Мы идём освобождать своих людей, которых басурмане держат в плену.

Дружинники зашумели. Кто‑то одобрительно кивал, кто‑то переглядывался. Уверен, Богдан и Григорий уже рассказали о том, что я затеял, и выдали информацию в нужном ключе.

– Мы пройдём по их землям, – продолжил я, – как они ходят по нашим. Ударим по их деревням, освободим пленников, заберём скот, коней, людей… всё, что найдём! Будем действовать быстро, не задерживаясь на одном месте подолгу. Увидим, что силы неравны, отступим. Мне нужны живые воины, которые вернутся домой с добычей, а не мёртвые герои.

Один из дружинников из новеньких спросил.

– Господин, а можно вопрос?

– Говори.

– А что будет с добычей? Как делить будем?

Я усмехнулся над предприимчивостью людей. И это был правильный вопрос.

– Добыча будет делиться так, – начал объяснять я. – Десятая часть церкви. Ещё десятая мне, как командиру. Остальное делится между всеми поровну. Но, – я поднял палец, – те, кто отличится в бою, получат дополнительную долю. И ещё. Я не оговорился, сказав про пленников. Как они неволят русский людей, так и мы будем неволить их, отвечая им той же монетой. Будут работать в полях, ухаживать за скотиной. Будут работать как холопы, пока их не выкупят, а если нет, то останутся у вас навсегда или же как вы сами распорядитесь. Что же до русских… православных, на чью судьбу выпали муки неволи, их мы отпустим… Неволить никого я не позволю. И если узнаю, что силой посадили на землю или обманом, пеняйте на себя.

Несмотря на угрозу, дружинники удовлетворенно загалдели. Ведь это было выгодное предложение.

– Вы рано радуетесь! Казань там! – указал я на восток. – И за добычу придётся бороться, – я повысил голос, заглушая шум. – Татары не отдадут своё просто так. Они будут драться. И мы должны быть готовы. Поэтому с сегодняшнего дня начинается подготовка. Тренировки каждый день, без передышки. Сабля, копьё, щит, лук, арбалет. Конный бой, пеший бой, засады, отходы. Всё, что может пригодиться.

Я обвёл их взглядом.

– Кто не готов? Кто боится? Говорите сейчас. Никто не осудит. Лучше остаться здесь, чем сдохнуть от страха.

Тишина. Никто не шелохнулся.

– Хорошо, – кивнул я удовлетворённо. – Тогда последнее. По результатам следующих двух седмиц, будет решено кто останется в Курмыше охранять наши семьи. Так что покажите всё, на что вы способны, – я сделал паузу. – Если не хотите остаться ни с чем. – После чего я повернулся к Григорию. – Начинай.

Следующие дни прошли в бешеном темпе. Я тренировался с утра до вечера. Сабля, щит, копьё. Особенно копьё. В конной схватке оно было главным оружием. Удар на скаку… его я отрабатывал снова и снова, пока руки не начинали дрожать от усталости.

Григорий гонял дружину без пощады. Конные атаки, сшибки, уклоны. Он кричал, ругался, но никто не роптал.

Семён занимался стрелками. Он ставил мишени на разных расстояниях, заставлял стрелять с коня, на бегу. Я предложил ему устроить, так сказать, марш‑бросок вместе с луками и арбалетами, и в конце дистанции сделать по пять выстрелов.

В принципе ничего такого, если не считать, что они должны были бежать и ползать в лужах и вдоль ручья. И не каждый подумал о том, что тетива может не выдержит такой нагрузки… В итоге появились первые трое кандидатов остаться дома.

Я тоже занимался с новиками. Не боевой подготовкой, а медициной. Собрал их всех на плацу, принёс перевязочный материал и жгуты.

– Слушайте внимательно, – начал я. – В бою главная опасность не смерть от удара, а смерть от потери крови. Если видите, что кровь хлещет, то человек может умереть очень быстро. Но это можно остановить.

Я показал им, как накладывать жгут. Где пережимать артерию на руке, на ноге. Как затягивать, как фиксировать.

– Если видите, что товарищ ранен, сначала посмотрите по сторонам, не будет ли грозить вам опасность, пока вы накладываете жгут…

– А как же поговорка, сам погибай, а товарища выручай ? – спросил меня новик, и я знал, что её очень часто употребляет во время занятий Григорий.

– Всё верно мой отец говорит. Вот только, что будет если враг убьёт тебя, а потом и того, кому ты оказывал помощь? Получается, ты и товарища не выручил и сам погиб. А это неправильно. В бою, бесспорно, нужно думать о товарищах, но и о себе не забывать. Поэтому сначала смотрим, чтобы рядом не было врагов, потом помогаем. Если враг рядом, разбираемся с ним, и потом, если ещё можно помочь, помогаем.

Новики кивали, стараясь запомнить. Некоторые бледнели, когда я показывал, где именно проходят артерии.

Также я не забывал про учеников‑лекарей: Фёдора, Матвея и Антона. Мы сидели в моей светлице, и я объяснял им, что будет дальше.

– Фёдор, Матвей, вы идёте со мной в поход, – сказал я.

Фёдор, как мне показалось, обрадовался, и я тогда подумал: «Не видел ты ужасов сражений».

Тем временем, он спросил.

– Правда возьмёте?

– Правда. Вы нужны мне как лекари. Будете помогать раненым, накладывать швы, обрабатывать раны. Всё, чему я вас учил.

Матвей кивнул. Вот он, по‑моему, понимал, что не на прогулку поедем.

Антон же сидел, опустив голову. Я знал, что он ждёт.

– Антон, – обратился я к нему, – ты остаёшься.

Он поднял глаза, и в них было облегчение, смешанное с виной.

– Прости, Дмитрий Григорьевич, я…

– Не извиняйся, – перебил я. – Ты не для войны создан. Ты зелейник, травник. Твоё дело снадобья варить, за больными ухаживать. И это не меньше, чем то, что делают Фёдор и Матвей. Просто другое.