Сейчас эти трое разговаривать были не настроены. Все прекрасно понимали, что заговор раскрыт и отряды Модро вместе с императорскими гвардейцами сюда не взвар пришли пить. Тем не менее дель Наварра обязан был соблюсти все условности. Он достал официальный приказ Императора Миля Нидаля и громко, чтобы было слышно не только этим троим, но и тем, что сейчас в кабинете, зачитал:

— Именем Императора Миля Нидаля магический орден, именуемый Ковеном Империи, с этого момента считается упраздненным. Все его земли и строения на них переходят государству, его члены могут сложить оружие и присягнуть правящей династии. Иначе смерть! — само собой сам приказ был аж на двух листах со всеми подробностями, именами и названиями земель, также там была указана и причина его упразднения, но зачитывать его полностью — нар потратить, не меньше. Потому Табола ограничился сутью.

Никто сдаваться и присягать само собой не собирался. Не верхушка Ковена уж точно. Им за заговор против династии, создание нежити и сговор с Каганатом грозит, как минимум, плаха. Ну и смысл добровольно туда идти?

Уже в следующий момент сверху полетели первые огненные сгустки, которые перехватил Джесс, на миг окутался ими, рассмеялся словно безумец, и вернул обратно. Маги шарахнулись в стороны и пропустили огненный факел мимо. Он ударился в дверь за их спинами и разворотил створки. Табола знал, что парень силен, но чтобы настолько! Три магистра, втрое старше него, а, значит, втрое опытнее, не то что защиту не пробили, а только усилили его. Леи вокруг огневика вспыхнули так ярко, что кто-то даже зажмурился. Он стесняться не стал и потянул на себя всю предлагаемую силу. Следующим Джесс запустил по лестнице огненный смерч, который буквально выжигал магические ловушки. Колдовское пламя сталкивалось с другими стихиями и где-то отступало, где-то пожирало их. Все действо сопровождал безумный смех Джесса. Он будто бы наслаждался разгулом своей стихии, становясь таким же беспощадным как и она. Таби глянул на Карна. Тот спокойно смотрел на это безумие и ждал. Дель Наварра сделал вывод, что поведение и сила огненного для главы отряда не сюрприз, и несколько успокоился.

— Табола, — услышал он крик Бьерна через гудение огня и треск умирающих ловушек. Кинулся к нему.

— Они пытаются уйти. Там окно и воздушная подушка под ним.

— Понял. Карн! — позвал он разведчика и передал слова «смотрящего». Все уже успели про него забыть, но черный котик проскользнул внутрь кабинета, как только двери открылись, выпуская огневиков. В такой обстановке на него просто никто не обратил внимания.

Вниз тут же кинулось несколько магов во главе с Карном, оставившим захват внутри на Таболу. На улицу пошли воздушники и водники. Встретят улепетывающих с той стороны. Если успеют, конечно. Но успеть было необходимо. Асомского упустить нельзя.

— Джесс, — крикнул Табола, — огненные на тебе. Остальные за мной шаг в шаг по лестнице!

Огневик на окрик Таби отвлекаться не стал, а легко взбежал по обугленному камню наверх. Тут же оставил от одного противника кучку неаппетитных черных костей, а второму, оглушенному факелом, а потом и смерчем, просто свернул шею. Никакой магии, исключительно сила рук и умение. Третий кинулся в кабинет, едва не споткнувшись о тлеющие остатки двери, разметанные на пути. Следом за ним подобно огненному ягхру из самых глубин Бездны туда шагнул Джесс. Табола даже порадовался, что этот маг сейчас на их стороне. Вряд ли и он сам бы смог с ним справиться. Тем временем и на его ладонях засверкали молнии. Он не видел, но шедшие рядом с дель Наварра отметили, что тем же пронзительно фиолетовым светом засверкали и его глаза. Так что за огненным ягхром в кабинет входил ягхр окутанный молниями. Остальные маги шли за его спиной и тоже тянули на себя силу лей-линий, готовясь вступить в битву.

Некоторое время Дезмонд смотрел на нее сквозь небольшое окошко в двери камеры. Она висела на цепях посреди помещения, лишь самыми кончиками туфелек опираясь о пол. Красивое бальное платье кое-где запачкалось, но было целым, синяков на лице и открытых руках не наблюдалось. Значит, не били, не пытались разговаривать и допрашивать. Привели сюда и приковали. Да, разговаривать с Алеаной предстояло ему.

Некогда любимая женщина выглядела спокойной и уверенной. Такой же красивой как и тридцать пять лет назад, когда встретилась ему молоденькой оборванкой с латентными магическими способностями. Что тогда побудило осторожного ведьмака привести ее в свой дом на болота и начать обучать тому, что знал? Почему не разглядел в ней то, чем она была на самом деле? Уже спустя много лет, когда подросла дочка и начала интересоваться мамой, он сочинил удобоваримую историю, чтобы Рийна и не думала искать мать. Умерла, так умерла. Сам для себя он тогда осознал, что просто хотел любить и быть любимым. Нормальным, насколько это вообще возможно в его случае, человеком с семьей и теплом в доме и в сердце. Он купился на красоту и чистые невинные, доверчиво распахнутые глаза. Женился, провел обряд, чтобы усилить латентные способности и сделать их явными. Тогда глаза Алеаны почернели. Она стала магом.

Лишь спустя несколько месяцев Дезмонд, который даже жене не раскрыл своего настоящего имени, об этом перед смертью очень просил отец, стал замечать истинную ее суть. Жесткая, даже жестокая, не способная к сопереживанию, а, значит, и любви, жаждущая не семьи, а лишь благоустроенности и денег, причем все больше и больше, Алеана хотела от него лишь магических способностей. Оные она и получила. В один прекрасный день, вернувшись домой, Дезмонд застал ту за варкой зелья для скидывания плода, рецепт которого нашла в одной из ведьмачьих книг его матери. На логичный вопрос, та спокойно ответила, что недосмотрела и беременна. Детей она рожать не собирается, а потому от ребенка сейчас же и избавится. Ведьмак пришел в ярость. Он не гордился тем, что сделал дальше, но по сравнению с ним Алеана была совсем слабой магичкой, а потому он просто запер ее дома и следующие месяцы не оставлял в одиночестве ни на склянку. Сам принял роды, едва успев остановить ее рывок к ребенку и помойному ведру После — вывел на границу Наваррских топей и отпустил на все четыре стороны.

Он сделал глубокий вдох и кивнул охране, чтобы открыли камеру. Вместе с ним туда вошел секретарь, который должен был слово в слово записывать разговор. Она подняла голову, посмотрела на ведьмака, ухмыльнулась и заговорила первой:

— Что? Убьешь меня? Аааа, ты же не можешь. Иначе сделал бы это еще тогда, но ты слишком дорожишь своей никчемной жизнью. Как только в герцоги пробился?

— Я им был всегда, — улыбнулся Дезмонд.

Алеана глухо зарычала. Ее прекрасные совершенные черты исказились, а губы начали изрыгать проклятья. Причем профессионально построенные. Ни одно не воплощалось.

— Можешь не стараться, не получится, — ведьмак рассматривал женщину и думал, что в нем не осталось ни капли чувств к ней. Никаких. Когда-то он постарался все забыть, вычистить из себя все воспоминания, которые причиняли боль, до последнего. Удалось. Не забылось, конечно, но эмоций не осталось. Ни любви, ни злости, ни сожалений.

— Что там стало с этим ублюдком, которого я родила и выкинула в поганое ведро? Расскажи как он сдох, я ведь столько раз прокляла его, что даже тебе не справиться с материнским! — Алеана пыталась нащупать больное место и ударить в него посильнее. Дезмонд скривился, а в ее глазах вспыхнул огонек торжества.

— ОН не выжил, — просто ответил тот. Не выжил, потому что никакого ЕГО не было. Была Рийна, дочка, а потому ни одно материнское проклятье не достигло цели. Эта женщина ведь даже полом ребенка не поинтересовалась, будучи уверенной, что у ведьмаков рождаются только мальчики. — Если ты закончила с проклятьями, осознала, что дар у тебя отсутствует полностью, то давай уже пообщаемся более… конструктивно.

Дезмонд начал допрос. Говорил как с любым другим, что попал бы сюда за те же преступления. Впрочем, Алеана и не запиралась, открывая карты Ковена одну за другой. Под конец разговора все-таки поинтересовалась, что будет с ней дальше. Ведь была уверена, что ведьмак не даст предать ее смерти, хотя наговорила она уже на три казни, как бы не на четыре.