За ним пришел Табола дель Наварра. Толкнул в плечо и приказал идти следом. По дороге дал короткие инструкции:

— Отвечай на все вопросы развернуто и подробно. Покажи, что тебе нечего скрывать. Старайся не нервничать, хоть в твоей ситуации это и сложно. Помни, что тебя будут сканировать и любая твоя ложь или недоговорка будут сразу же видны. Ясно?

— Ясно, — кивнул Бьерн.

Они зашли в просторный кабинет с высокими арочными окнами. За столом напротив входной двери сидел невысокий крепкий темноволосый мужчина.

— Здравствуй, Бьерн Хейм, сын генерала Хейма, — произнес тот, пристально глядя на него. — Меня зовут Рикард Модро, я глава Тайного магического императорского сыска и, как ты понимаешь, именно я буду решать, что с тобой делать. Присаживайся вот в это кресло и постарайся честно и подробно отвечать на вопросы.

Бьерн поздоровался, сделал несколько шагов и сел в кресло. В комнате, кроме главы и Таболы, сразу же пристроившегося на подоконнике, находился еще один человек. Высокий, с темной бородой, одетый в какой-то балахон, он стоял у книжных полок и наблюдал за Бьерном с улыбкой.

Когда молодой человек уселся в кресло, неожиданно именно он начал задавать вопросы. Причем совсем не те, которые Хейм ожидал услышать.

— Скажи, сколько лет тебе было, когда ты впервые почувствовал какую-то особую связь с животным? Может быть птичка на ладонь села или кошка в доме любила спать именно в твоей комнате. Я понимаю, что ты, скорее всего, не особенно замечал такие мелочи, но сейчас, пожалуйста, сосредоточься и вспомни, — у него был глубокий красивый голос, очень мягкий и какой-то успокаивающий, словно этот странный для этого места человек привык рассказывать и объяснять что-то детям.

Бьерн задумался, даже прикрыл глаза. Этот кабинет и люди в нем не способствовали сосредоточению, скорее вызывали нервозность, но надо. А потому, он сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов и действительно вспомнил.

— Это было на конюшне. Я был еще мал, не знаю сколько точно лет мне было. Папа со старшим братом тогда вернулись в поместье из своего расположения. У них были огромные злющие жеребцы, к ним даже конюхи опасались подходить. А меня прямо тянуло. Такие большие, темной масти, здоровенные копыта с мою голову размером. Я проскользнул в стойло и замер глядя снизу вверх. Конь наклонился ко мне и задышал в макушку. Я гладил его по морде, трогал мягкие губы, почесывал нежную шкуру под челюстью. Тот стоял, боясь шелохнуться, словно не хотел мне случайно навредить. Я изо всех сил желал тогда хотя бы посидеть на нем. И он опустился вниз, почти лег, чтобы я мог забраться, а потом встал. И я сидел-лежал на нем, обнимая теплые бока. Вот тогда, кажется, я впервые то ли почувствовал, то ли услышал животное. Он думал о том, какой я маленький и светленький, о том, что он устал и хочет пить, а ему так и не добавили воды, а та, что есть уже почти протухла. Тогда я погладил его и сказал, что принесу ему попить, — Бьерн ненадолго замолчал, — Я не помню как слез с него, но помню как таскал воду от колодца в его поилку, а заодно и всем остальным. По четверть ведра наверное, больше и не поднять мне тогда было.

Конюхи застали его, когда он уже напоил полконюшни и шатался от усталости. Когда отец узнал, что младший сын заходил в стойло к Грому, Бьерну влетело так, что потом седмицу сидеть не мог. Даже ел стоя. Стоит ли говорить, что подходить впредь к конюшне ему строго настрого запретили.

— Что было потом? — спросил бородатый.

— А потом меня словно отрезали от общения с животными. Прямо надолго. Я не помню ничего такого. Только, когда мне исполнилось уже лет 14–15 отец со старшими братьями практически перестали бывать в поместье, как и мама. Я остался на гувернеров и старую нянюшку. Вот тогда я и стал снова что-то такое замечать. Особенно, когда занялся хозяйственными делами поместья. Ну, не сидеть же просто так без дела совсем, я бы с ума сошел… — словно оправдываясь развел руки в стороны Бьерн.

— Ты молодец, мальчик. А теперь иди. Тебя устроят здесь пока, под охраной, но не в тюрьме. Мы еще пообщаемся.

Озадаченного Бьерна так же вывел Табола и молча повел куда-то на верхний этаж, кажется третий или четвертый. Длинный коридор, двери по обеим сторонам, почти как в гостиницах. Маг толкнул одну из них и кивнул.

— Поживешь пока здесь. Еду тебе принесут, уборная и душ есть.

— Ааа, это все? А как же допрос?

— Это он, считай, и был. Потом еще будут вопросы по Рималю, но основное ты мне итак уже рассказал, — ответил дель Наварра, а потом развернулся и ушел.

Бьерн зашел в комнату. Все было просто и аскетично. Светлые тона стен и пола, зарешеченное окно выходило в сад, у стены узкая кровать, рядом стол со стулом, дверь в уборную. Он выглянул в коридор. В дальнем его конце у входа стояла двойка гвардейцев. Вот и вся охрана.

Первым делом мужчина сходил в душ, под струями которого стоял, кажется, нар, а потом упал на кровать и крепко уснул. Сказались волнения последних седьмиц. Он не слышал как ему принесли поздний обед, как забрали его старые грязные вещи и оставили взамен новые, не слышал как заглядывали гвардейцы с проверкой. Сейчас он просто отсыпался, кажется, за все последние месяцы.

Нисмана встретила их легким будто пух снежком. Табола уже успел забыть, что где-то зима приходит уже в осенние месяцы. Так он сроднился с Каралатом, словно жил там всю свою жизнь.

Пленники в каретах отправились в императорскую тюрьму, а весь их отряд напрямую в Главное здание. С ними ехал только Бьерн Хейм. Табола знал, что правильно сделал, приветив мальчишку и дав ему шанс на нормальную жизнь. Дар в нем он разглядел случайно. Когда Лудим передал, что Хейм, наконец-то, горит желанием пообщаться, маг не ждал чего-то особенного. Сейчас был рад, что ошибся. В нем не было искры в привычном ее понимании, но яркий дар, доставшийся от кнесов невозможно было не увидеть. Нужно было только знать куда и как смотреть. После Рийны, которая научила его, сама того не подозревая, не ограничиваться классическими методами восприятия и не полагаться на артефакты, Табола начал проверять спутников своей способностью считывания эмоций, вспомнил кое-что из маминых книг о морских кнесах и их обращении с леями мира. Сильно же он удивился, когда понял, что Бьерн обладает уникальным даром взаимодействия с живыми существами. Вспомнил рассказы мамы об ее отце и решил, что человек с такими редкими способностями может быть крайне полезен в его ведомстве.

Ехать в свой городской дом он не стал. Что там делать-то? Слуги в его отсутсвие всегда держали особняк в чистоте, ожидая своего господина в любой момент, но садится на лошадь и куда-то опять отправляться решительно не хотелось. В Управлении у него была своя комната, практически такая же, в какой сейчас отдыхал молодой Хейм. Безликая, с неудобной кроватью и минимумом вещей, но в данный момент он предпочел ее.

Табола принял душ, переоделся в чистое, улегся на кровать, закинув руки за голову, и уставился в потолок.

«Рийна, где же ты, девочка? Что с тобой? Едешь ли ко мне или стремишься обратно в Каралат? Увидимся ли мы? — думал он, а потом мысленно начал с ней разговаривать. — Знаешь, я впервые посмотрел на Нареша как на твоего отца. Как-то даже не знал, что ему сказать при встрече. А сказать надо…»

Сегодня по прибытии ведьмак, как и наставник, встретил его крепкими объятиями. Похлопал по спине, улыбнулся:

— Табола, рад видеть тебя живым и здоровым? О, да еще и с новыми способностями!

— И я тебя, Нареш. Именно что живым и здоровым, а то был план по твоему спасению, — несколько замялся Таби. — Расскажешь, что с тобой случилось?

— Обязательно. Но позже и в приватной беседе, — подмигнул тот.

— Тоже мне, нашли что скрывать! — ехидно произнес Рикард из своего кресла. — Нареш, ему расскажут все, как только он за дверь выйдет. Сплетни гуляют те еще, но у нашего с тобой «подопечного» и свои информаторы имеются. А что за новые способности?