Мужчина в штатском, которого Горбатов назвал Грибником, внимательно изучил записи особиста, изредка дела пометки на полях. Младший политрук был толковым малым, умел схватить суть.

Воронов оказался мелкой, запутавшейся рыбешкой, случайно угодившей в сети рыбаловов. Вот только с какой стати «Вяйнемёйнен» — явно кадровый сотрудник финской военной разведки — так долго и аккуратно возился с заурядным воришкой-интендантом?

Видимо потому, что «Жаворонок» был не просто источником сведений о вещевом довольствии высших командиров ЛенВО. Он был пробным шаром, «линейкой», опущенной в воду, чтобы измерить возможности глубокого проникновения.

И, вероятно, «линейка» сработала — она сразу же привлекла внимание другого удильщика, куда более профессионального. Вопрос только — откуда сей рыболов? Ми-6, СД, Абвер? Все они могут быть заинтересованы в получении сведений о состоянии дел в РККА.

«Лейтенант ВВ НКВД Егоров». Не санитар в ПМП, не рядовой на передке, не связист. Сразу — в дамки. А ведь сотрудники органов госбезопасности все на виду. И наверняка документы у него в порядке. И даже может аккуратно числиться среди пропавших без вести.

Ладно, это все второстепенно. Любопытен объект разработки. Комкор Жуков. Не командарм 7-й армии Яковлев, не командующий округом Мерецков. А этот, свалившийся как снег на голову скандально известный герой Халхин-Гола.

Жуков, который формально даже не числится среди командования Северо-Западным фронтом, распоряжается и на передовой и в штабах, как какой-нибудь Наполеон. Почему? Потому что у него есть санкция на то от Самого! Да и Берия явно ему благоволит.

Грибник почувствовал, что нащупал ниточку. Столь необычная в военной номенклатуре фигура не могла не привлечь внимания вражеских разведок. Это ясно. Человек с неясными, но при том обширными полномочиями не может их не заинтересовать.

Хорошо. В качестве главного объекта этого интереса Жуков годится. Что о нем известно?.. Пережил несколько покушений и в Монголии и в глубоком советском тылу. Довольно странная акция была совершена в Москве.

Скорее всего — к иностранным разведкам она отношения не имеет, ибо в ее финале появился Зворыкин — личность, мягко говоря, темная. Опять же, пользующаяся покровительством кого-то наверху.

Теперь здесь, на Карельском перешейке, была предпринята попытка похищения сотрудниками финской военной разведки. Мягко говоря — попытка дерзкая, но странность опять же не в этом. А в том, что ее так легко удалось сорвать. Почему?

Будучи человеком опытным, Грибник понимал, что дело здесь не только в личной ловкости комкора. Такого рода операции разрабатываются так, чтобы исключить разного рода случайности.

Опять же тот же «Егоров» разыграл нелепый спектакль с разговором в сарае, который «совершенно случайно» подслушала медсестра Зиночка, а потом и сам главный фигурант. После подслушанного разговора он берет Воронова и спокойно дает уйти «Егорову».

Грибник почувствовал невольный холодок под ложечкой. А что если Жуков вовсе не объект охоты иностранных разведок, а — главный охотник? Нет-нет, мысль нелепая. Он же имел контакты и с Берией и с Самим?.. Нет, здесь что-то другое. Гораздо более заковыристое.

Грибник сунул блокнот в портфель. Его собственная задача, спущенная сверху через два звена, была проста: «Разобраться с происходящим вокруг комкора Жукова. Обеспечить оперативное прикрытие. Обнаружить источник угрозы».

Вышел из землянки. Ночь была черной, от холода перехватывало дыхание. Где-то далеко, на западе, гулко бухнуло — то ли наш тяжелый снаряд, то ли ответ финнов. Война. А здесь, в тылу, шла своя, тихая и не менее опасная.

Грибник направился к утепленному, снабженному буржуйкой, сараю, где под охраной двух бойцов из комендантского взвода содержался Воронов. Дверь затворена неплотно. Охрана внутри.

Часовой, увидев его пропуск с особыми отметками, молча откинул щеколду. Воронов сидел на ящике из-под снарядов, закутанный в шинель. Увидев вошедшего, он вздрогнул, попытался вскочить, но только съежился еще больше.

— Не спишь? — спокойно спросил Грибник, закуривая.

— Товарищ… я… — Воронов пробормотал что-то невнятное.

— Сиди, сиди. Я не за тем пришел, чтобы тебя стращать. Поговорим по-человечески.

Он присел на другой ящик напротив, выпустил струйку дыма.

— Ты, Алексей Иванович, попал в серьезную переделку. Думаю, ты и сам это понимаешь… Шпионаж, да еще во время войны…

Воронов молчал, широко раскрыв глаза.

— Мне не нужны твои признания. Они у меня уже есть. Мне нужна твоя помощь. И в обмен на нее… — Грибник сделал паузу, — я могу сделать так, что наказан ты будешь только за мелкую служебную халатность. Разжалование, не расстрел. Возможно, даже вернут звание. Если все сделаешь правильно.

— Я все сделаю — выдохнул Воронов, с робкой надеждой в голосе.

— Во-первых, будешь молчать, если на тебя вновь выйдут. Вернее — говорить, что наказан за халатность и больше ничего лишнего.

— А если… Если они догадаются? — спросил «Жаворонок». — Они меня убьют…

— Они не догадаются, если ты не будешь трястись перед каждым, кто тебе угрожает… Во-вторых, ты будешь передавать вполне надежные и достоверные сведения, которыми тебя буду снабжать я. В-третьих, и это самое главное, если к тебе обратится Жуков, будь с ним откровенным.

— До какой степени, товарищ…

— Можешь, называть меня Грибником… А что касается откровенности… Она должна быть полной. Ты можешь даже рассказать комкору об этом нашем разговоре, но только — ему.

— Я… согласен, товарищ Грибник.

— Отлично, — Грибник встал. — Завтра ты начнешь служить в хозвзводе в качестве рядового красноармейца. Спокойной ночи!

Он вышел из сарая, оставив Воронова наедине с его страхами и надеждами. Было ли ему жалко этого предателя? Да нисколько. Он сам вступил на этот скользкий путь, когда начал подворовывать казенное имущество.

Собственно он-то и нужен был Грибнику лишь для того, чтобы силы, ведущие игру вокруг Жукова, снова начали себя проявлять. Начнут ли они с того, что дадут «Жаворонку» новое задание или сразу пристрелят, значения не имело.

Не успел Грибник сделать и несколько шагов, как позади него, в сарае, раздался выстрел.

За первым выстрелом прозвучал второй. Грибник не вздрогнул и не присел. Его реакция была иной. Он шагнул в сторону от сарая, в более глубокую тень между двумя землянками, одновременно скидывая с руки толстую перчатку.

Вынул из внутреннего кармана пиджака плоский «Вальтер» PPK. Глянул на дверь сарая — не распахнута, но это ничего не значит. Сейчас должен показаться стрелявший или… раздастся третий выстрел.

Есть. Снова сухой негромкий щелчок, на расстоянии заглушенный гулом канонады. Мозг, отточенный годами оперативной работы, выдал анализ. Внутри трое. Три выстрела могли означать, что стрелявший, убивший двоих, застрелился сам.

Вряд ли это Воронов. У того не было оружия. Выходит, кто-то из часовых. Глубоко внедренный агент-самоубийца. Ликвидировал одного из охранников, потом «Жаворонка», а затем и себя, чтобы замкнуть цепь и нее выдать тех, кто его заслал.

Вопрос, почему именно сейчас, после того, как Воронова посетил он, Грибник?.. Как бы то ни было, лезть в сарай, проверять версию не стоит. Он не следователь на месте преступления, а оперативником в поле.

Грибник бесшумно двинулся к землянке спецсвязи. Надо доложить Кречету обстановку. Получить нагоняй и новые ценные указания. По пути он встретил патруль. Его начальник, понятно, поднял руку, останавливая гражданского, шастающего в расположении.

— Товарищ командир! — обратился к нему Грибник, когда документы были возвращены. — Немедленно окружить сарай позади склада № 3. Внутрь не входить. Никого не пускать и не выпускать. Доложить дежурному по особому отделу.

— Есть! — откликнулся караульный начальник и патруль кинулся выполнять приказ.