Зворыкин усмехнулся:

— Прямолинейно. И невыгодно. Риски велики.

— Риски при серых схемах — выше, — парировал я. — Вы получаете легальный, долгосрочный канал. Я — нужные стране станки, технику, материалы. Все в выигрыше.

Он задумался, оценивая меня. Искал слабое место, но, видать, не нашел.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Но десять процентов — мало. Пятнадцать. И гарантии, что канал не перекроют при первом же удобном случае.

— Гарантий нет, — отрезал я. — Только взаимный интерес. Пока он есть — канал работает. Ваш ответ?

Зворыкин медленно кивнул. Понимал — это максимум, что он может получить.

— Договорились. Первая партия оборудования придет в Одессу через шесть недель.

На том и ударили по рукам. Я понятия не имел, какую именно выгоду извлекает сам Зворыкин, но меня это и не интересовало. Главное — польза для дела. После его ухода, я позвонил Берии:

— Мы договорились, Лаврентий Павлович, — сказал я. — Будем работать на наших условиях, либо не будем работать совсем.

Берия одобрительно хмыкнул:

— Зворыкин не дурак, хотя и сукин сын. Он и без нас проворачивал дела, но за них он мог получить по всей строгости советских законов. Так что иметь дело с вами, товарищ Жуков ему гораздо спокойнее. Вы правильно рассчитали. Теперь у вас есть канал. Используйте его, но учтите, что с таким как он следует держать ухо востро…

Я положил трубку и только теперь заметил лежащий на ковре толстый объемистый пакет.

На следующий день, прежде, чем отправиться в наркомат обороны, я заехал в Центральный научно-исследовательский институт текстильной и легкой промышленности. В тамошних мастерских изготовили несколько комплектов нового пехотного обмундирования.

Меня провели в просторный кабинет, где на манекенах были выставлены эти прототипы. Ректор института Канарский и профессор Малахов встретили меня у входа. Оба явно волновались. Хотя в конечном счете не они отвечали за результат.

— Товарищ комкор, в соответствии с вашими указаниями, мы разработали опытные образцы, — заговорил Канарский, указав на первый манекен. — Новый общевойсковой костюм. Укороченная шинель, стеганая куртка, брюки-галифе. Все — из усовершенствованной ткани.

Я подошел ближе, потрогал материал. С виду и на ощупь прочный, но легкий. Камуфляжная окраска — крупные пятна бурого и зеленого цвета.

— Не будет ли солдат мерзнуть в такой куртке? — спросил я.

— Под низ — шерстяной свитер, товарищ Жуков, — ответил Малахов. — Куртка предназначена для активных действий. Шинель — для несения караульной службы и нахождения в окопах.

Он подвел меня ко второму манекену. На нем был надет довольно причудливый по меркам нынешнего времени жилет с множеством карманов.

— Это разгрузочный жилет. В карманах — шесть винтовочных магазинов, четыре гранаты, сухой паек, аптечка. Разумеется, все это весовые и габаритные муляжи. Мы провели испытания на наших студентах. Их отзывы — руки свободны, спина не устает.

Я снял жилет с манекена, примерил. Вес распределялся довольно равномерно. Действительно, удобно. Карманы закрывались на пуговицы.

— А это — основной образец, — Малахов указал на третий манекен. Товарищи из института стали предоставили нам металлические пластины.

Я похлопал по груди манекена, на котором был еще один жилет, но со стальными прямоугольниками на груди, вшитыми в прочную ткань. Снял бронежилет. Тяжелый, килограммов десять.

— Проверяли? — спросил я.

— Да. Мы попросили командиров… Итог, пластины выдержали на дистанции свыше ста метров не прямое попадание винтовочной пули, — кивнул Малахов. — Пистолетную — с расстояния пятидесяти метров. К конструкции добавлена противоосколочная стеганая подкладка. Конечно, против винтовочной пули в упор жилет не спасет, но от осколков и шрапнели — надежная защита.

Он протянул мне новый стальной шлем, отдаленно напоминающий немецкий, но с лучшим подтулейным устройством.

— Каска СШ-39. Вес — 1250 граммов. Защищает от осколков и пистолетных пуль.

Я надел каску, затем бронежилет, поверх — разгрузочный жилет. Общий вес — около пятнадцати килограммов. Тяжело, но терпимо для штурмовых групп.

— Неплохо, — сказал я, снимая бронежилет, — но требует доработки.

Я повернул жилет в руках, показал на плечевые швы.

— Здесь — слабое место. При постоянной носке порвется. Нужно усилить прострочку.

Профессор Малахов тут же сделал пометку в блокноте. Я надел каску, резко повертел головой.

— Сидит плотно, но подтулейник должен быть кожаным, с войлочной прокладкой. Нынешний натрет кожу до крови за полчаса.

— Понятно, Георгий Константинович, — кивнул Канарский. — Доработаем.

Я ткнул пальцем в стальную пластину бронежилета.

— Главный недостаток — вес. Пятнадцать килограммов для пехотинца — много. Поработайте над облегчением. Посоветуйтесь с институтом стали. Пусть подберут сплавы полегче. И сделайте съемные пластины, чтобы боец мог регулировать нагрузку.

Подошел к манекену с разгрузочным жилетом.

— Карманы для гранат — неудачные. Граната может выпасть при беге. Нужны глухие клапаны на пуговицах или кнопках. И добавьте снаружи петли для саперной лопатки.

Я отошел, окинул взглядом все образцы.

— Цвет. Ваш камуфляж хорош для леса. А для степи — летней, осенней и зимней? Для городских развалин? Нужно как минимум четыре варианта расцветки.

Малахов снова заносил правки.

— Срок на доработку — две недели, — объявил я. — После этого — повторные испытания в учебной дивизии. Если мои замечания устранят — выделим средства для разработки промышленных образцов. И представим наверх.

Они кивали, записывали. Я попрощался с товарищами учеными и направился к выходу из кабинета. Работа была проделана большая, но до совершенства еще далеко. Война не прощает мелочей. И я не собирался их прощать.

— Кстати, вы прикидывали, во что может обойтись один такой комплект при серийном производстве? — спросил я, оборачиваясь у двери.

— В серии, при массовом производстве… Мы посчитали, примерно, конечно, — Канарский замялся. — Около двухсот рублей. Бронежилет — самая дорогая часть.

— Ладно… В конце концов, жизнь красноармейца дороже, — отрезал я. — Подготовьте отчет для комиссии по реорганизации оборонной промышленности. С указанием примерной стоимости и сроков внедрения.

Токио, штаб-квартира Кэмпэйтай

Капитан Юсио Танака, он же Синтаро Ватанабэ — агент советской разведки под оперативным псевдонимом «Сокол», сидел в своем новом кабинете в штаб-квартире Кэмпэйтай, расположенном в японской столице.

Он не только получил повышение в должности после провала японской армии на Халхин-Голе, но и сменил место службы. Перемена неожиданная, однако логичная. Потеряв лицо на войне, империя нуждалась не только в козлах отпущения.

Те, кто доказал свою лояльность, ценились вдвойне. Правда, Ватанабэ все еще носил капитанские погоны, но теперь у него была служебная квартира в Токио, служебный автомобиль и доверие начальства.

На столе его лежало досье на родного дядю генерал-майора Сётаро Катаяму. Командуя оперативной группой 2-й дивизии Императорской армии, он не выполнил поставленную перед ним задачу ликвидировать, казалось бы уже разорванную в клочья группировку русских. И теперь находился под домашним арестом.

Бравый вояка не знал, что его делом занимается племянник, ведь он считал, что Юсио сгинул в степях Монголии. Сам Танака, понятно, не стремился с ним свидится и добрых чувств к родственнику не питал.

Заступись тогда Катаяма за племянника перед контрразведкой, глядишь, все могло пойти иначе, но сейчас Ватанабэ внимательно изучал донос одного из бывших подчиненных дяди, где было сказано, что тот замечен в симпатиях к западным демократиям.

Работа была рутинной, почти бюрократической. Анализ документов, проверка связей, составление докладных записок. Можно было просто оставаться в тени и исправно поставлять информацию в Москву, но «Сокол» думал и о том, как перевербовать дядю.