— Это… вызовет возмущение нейтралов, — осторожно сказал Пантелеев.

— Именно, — кивнул Жуков. — Пусть реагируют. Пусть видят, что СССР ведет войну всерьез. И что помогать Финляндии — значит рисковать своими судами. Это лучшая страховка от интервенции Швеции. Они не сунутся, если увидят, что залив — зона тотальной войны. И потом — мы с вами не политики и не дипломаты, давайте будем заниматься своим делом. Поставьте активные минные заграждения на подходах к шведским территориальным водам и к основным финским портам. Не для обороны — для наступления. Чтобы ни один их корабль не чувствовал себя в безопасности.

В кабинете повисло тяжелое молчание. План был серьезным и трудно выполнимым, но эффективным. Он превращал флот из пассивного средства поддержки в активный инструмент стратегического удушения.

— Товарищ комкор, — наконец сказал Пантелеев. — Для такого… нужна санкция Ставки. Или лично товарища Сталина.

— Санкция будет, — уверенно сказал я, подумав о Берии, который, наверняка, оценит циничную эффективность этого плана. — Готовьте силы. Я утрясу с Москвой. Начните с островов и ударов по береговым целям. Через три дня я жду первых результатов. И, товарищ Святов, — он повернулся к капитану 1-го ранга, — подберите группу смелых командиров катеров и подлодок. Им предстоит работа в условиях, которых нет ни в одном уставе.

— Будет сделано, товарищ комкор!

Покидая Кронштадт, я смотрел на угрюмые силуэты линкоров, вмерзших в лед. Теперь это были не просто корабли, а часть гигантской военной машины. Битва на суше, на море и воздухе сливались в одно целое.

Финны, готовились к лобовым атакам в лесах, и вскоре должны ощутить, что это значит, когда фронт приходит, откуда его не ждут — с замерзшего, но смертоносного моря. И словно в поддержку моих планов, завыла сирена предупреждения о воздушном нападении.

Глухой, леденящий душу вой прорезал морозный воздух Кронштадта. Я вернулся в штаб ВМБ, не для того, чтобы спрятаться от налета, а для того, чтобы получить объяснения. Помощник начальника штаба КБФ Пантелеев сказал в ответ на мой не заданный вопрос:

— Похоже, финны решили нанести нам визит вежливости.

— А точнее?

— Наблюдатели докладывают. Эскадрилья из шести «Бленхеймов» и трех «Фоккеров» прикрытия движется со стороны Финского залива. В общем, ситуация штатная.

Я кивнул, хотя для меня это был не досадный эпизод, а лишнее подтверждение той простой истины, что война — единый организм. Удар в одном месте может отозваться болью в другом. Причем, желательно — не у нас.

Наш прорыв под Суммой уже заставил финнов метаться, и их авиация, пытаясь найти ответ, лезла на рожон, атакуя главную базу Краснознаменного Балтийского флота. И теперь мы должны не просто отбиться, но и сделать «бо-бо» финнам.

— Штатная? — переспросил я, подходя к узкому оконцу, укрепленному стальными рамами. — Это не штатная ситуация, товарищ помощник начальника штаба. Это доказательство, что они боятся не столько ваших линкоров, сколько того, что эти линкоры начнут работать в унисон с сухопутными силами. Они пытаются связать нас по рукам и ногам Значит, мы на правильном пути.

Снаружи загрохотали первые залпы зенитных батарей. Черные разрывы расцвели в свинцовом небе. Послышался нарастающий гул моторов.

— На КП, — коротко бросил Пантелеев, и мы спустились вниз по узкой лестнице в бетонированный бункер командного пункта ПВО.

Картина, по докладам операторов РЛС, была ясной. Группа из девяти самолетов на малой высоте прорывалась с запада, со стороны залива, целясь явно в стоящие на рейде линкоры. Наши истребители «И-16» уже ввязывались в бой на дальних подступах.

— Приказ зенитчикам. Сосредоточить огонь на ведущих, — отчеканил Пантелеев. — Не дать им прицельно отбомбиться.

Я наблюдал не как посторонний. Мой мозг, напичканный знанием будущих войн, анализировал. Низкая облачность, плохая видимость, смелая, почти самоубийственная атака финнов. Это говорило об отчаянии или о четком расчете на внезапность.

— Товарищ Пантелеев, — сказал я тихо, чтобы не отвлекать операторов. — Эта атака — лучший аргумент Москве, если там возникнут возражения. Она показывает, что финны еще способны наносить удары по нашим ключевым объектам. Значит, наше предложение о морской блокаде — не фантазия, а насущная необходимость. Нужно не отбиваться, а уничтожать их аэродромы, порты и весь флот. Чтобы в следующий раз у них не было ни самолетов, ни топлива, ни смелости для таких вылазок.

Внезапно один из «Бленхеймов», объятый пламенем от очереди «ишачка», клюнул носом, сорвался в пике и рухнул на лед залива далеко от кораблей, взорвавшись ярким огненным шаром.

Остальные, беспорядочно сбросив боезапас — белые всплески поднялись далеко в стороне от линкоров — дали полный газ и начали удирать, петляя между столбами разрывов от собственных бомб.

— Молодцы ястребки! Отгоняют, — не удержался помощник начальника штаба КБФ.

— Не просто отгоняют, — поправил я. — Они подтвердили мою мысль. Финны смотрят на залив не как на задний двор, а как на потенциальную линию фронта. Они боятся нашего флота. Значит, нужно заставить их бояться еще сильнее. Я сегодня же вылетаю обратно. Ожидаю ваш детальный план операции по захвату островов и ударам по береговым целям в моем штабе самое позднее через двадцать четыре часа. Координацию по целям для корабельной артиллерии начнем, как только мои разведчики дадут точные координаты узлов финской обороны Выборга.

Пантелеев, глядя на меня, медленно кивнул. Воздушная тревога, эта неожиданная демонстрация угрозы, сломала последние сомнения, если они и были, в необходимости активных действий.

— План будет. И корабли будут готовы. Ждем целеуказания.

В кабине «ПС-84», который вез меня обратно на перешеек, я набрасывал в блокноте контуры будущего сражения, которое уже не укладывалось в привычные рамки. Действия на суше — это одна сторона. Корабли в заливе, десант на острова — другая.

Нужно было совместить их в единый кулак. Мой «ГАЗик» мчался от аэродрома к передовой уже в сумерках. Трофимов, привыкший мотаться по фронтовым дорогам, крутил баранку. Надо было спешить. Времени катастрофически не хватало.

Уваров, хоть и отозванный, не мог не оставить следа в партийных документах. Маленков, который сам был поборником реформ, не отступит. Мерецков будет давить. Нужно действовать так, чтобы их аргументы рассыпались в прах перед очевидностью успеха.

На КП 90-й дивизии царила сосредоточенная тишина подготовки. Гореленко доложил, что все готово, люди в штурмовых группах проинструктированы, танкисты «Т-38» ждут приказа. И добавил, стараясь не улыбаться:

— Бригадный комиссар Уваров срочно выехал в Ленинград для получения дополнительных указаний… Говорит, что — по личному распоряжению товарища Маленкова. Видимо, и там работа кипит.

— Отлично, — сказал я, скидывая шинель. — Однако планы наши меняются. Незначительно, но меняются.

Когда Гореленко собрал командиров, я изложил им новую схему.

— Прорыв второй полосы остается главной задачей на завтра, но с одним дополнением. Как только мы срежем этот выступ и выйдем на оперативный простор к берегу залива у Койвисто, мы не просто должны закрепиться, а сразу сформировать передовой отряд — усиленный батальон на автомашинах и снятых с других участков фронта танках «БТ». Задача батальона — на плечах отступающих финнов ворваться в Койвисто и захватить портовые сооружения. Цель — не дать противнику разрушить причалы и создать плацдарм для приема кораблей.

Комдив удивленно поднял бровь:

— Кораблей, товарищ комкор? Лед стоит.

— Лед ломают ледоколы, а у флота они есть, — отрезал я. — Койвисто станет нашей передовой базой. Оттуда начнется высадка на острова. И оттуда же начнут работу корректировщики огня для корабельной артиллерии. Мы превратим Койвисто в капкан. Финны ждут, что мы пойдем лбом на Выборг через леса. А мы подвезем к его стенам пушки линкоров.