Для начала его надо было вывести из-под удара. Поэтому Ватанабэ написал заключение, что командир 15-й бригады генерал-майор Сётаро Катаяма не может сочувствовать прогнившим режимам западных варваров.

Отразится ли это заключение на судьбе дяди, племянник не знал, но все-таки думал над следующим шагом. Как подвести Катаяму к мысли, что его несправедливо обвинили в том, в чем он, как истинный патриот Великой Империи, виновен быть не может, но…

Вот на этом «но» и строились расчеты Танаки. Генерал-майор Катаяма не изменник, НО не достаточно умелый полководец. И если его отправят в отставку с такой формулировкой, Сётаро сочтет себя глубоко оскорбленным и может пожелать отомстить.

Впрочем, до этого момента пока далеко. Пока что у капитана Ватанабэ хватало и другой работы. Он отфильтровывал поступающую в его ведомство информацию. Что-то откладывал для передачи в Центр, что-то годилось для использования местной резидентурой.

Танака вспомнил недавнюю встречу с резидентом. Тот находился в имперской столице под легендой швейцарского бизнесмена. Он кратко сообщил:

— Ваша информация по графикам перевозок помогла скорректировать позиции на границе. Сохранены жизни нескольких сотен солдат.

Это была единственная «награда», которая что-то значила для Юсио Танаки.

Теперь его задачей было не просто собирать информацию, а постепенно влиять на кадровые решения в Кэмпэйтай. Аккуратно продвигать своих людей, убирать с дороги самых проницательных и жестоких следователей. «Сокол» создавал внутри могущественной машины свою собственную, меньшую и более эффективную.

Иногда по ночам ему снился Халхин-Гол. Грохот орудий, лицо того советского генерала, Жукова, который смотрел на него не как на врага, а как на полезный инструмент. Тогда это оскорбляло. Теперь Танака понимал — так оно и было, но он стал инструментом в руках тех, кто видел дальше и действовал умнее.

Ватанабэ открыл сейф, достал следующее досье. Теперь его целью был начальник отдела контрразведки, курировавший Дальний Восток. Человек, слишком близко подошедший к раскрытию одной из ячеек советской агентуры.

Этого человека нужно было срочно убрать с должности, а еще лучше — из жизни. Танака уже подготовил компромат о его «сомнительных» связях с немецким атташе, но готовил и резервный план. Работа «Сокола» продолжалась.

Война велась на невидимом фронте, и Юсио Танака был одним из ее самых ценных бойцов. Он сражался не за Императора, и не за Сталина. Ради собственного выживания и ради призрачной надежды, что когда-нибудь эта вся эта машина смерти сломается.

Ключ повернулся в замке с глухим щелчком. Я вошел первым, осматриваясь. Казенная, но просторная квартира, состоящая из прихожей, кухни, гостиной, детской, супружеской спальной и моего кабинета.

Мебель — стандартный казенный набор, но все новое, чистое. Пахло свежей краской и воском для паркета. Достаточно для скромной жизни. Я распахнул окно в гостиной, впуская воздух и шум московского вечера.

— Проходи, — сказал я, оборачиваясь к Александре Диевне, стоявшей на пороге с чемоданом.

За ее спиной робко жались дочери — Эра и Элла. Они переступили порог, с любопытством оглядывая новое жилье.

— Вот наш дом, — я указал рукой на интерьер. — Распаковывайте вещи. Осваивайтесь.

Александра Диевна молча прошла вглубь квартиры, оценивающим взглядом осматривая комнаты. Я видел, как ее плечи, привыкшие к постоянному напряжению, постепенно расслаблялись.

— Спасибо, Георгий, — тихо сказала она, возвращаясь в гостиную.

Я кивнул:

— Условия лучше, чем в Смоленске. В соседнем доме — хорошая школа.

Элла, самая младшая, уже освоилась и подбежала ко мне.

— Папка, а тут парк рядом? А кино есть?

— Парк — в двух шагах. Кинотеатр — на улице Горького, — ответил я, положив руку на ее плечо. — Сначала учеба. Потом — развлечения.

Эра, сдержанная, как и полагается старшей, спросила:

— Надолго мы здесь, папа?

— Настолько, насколько потребуется службе, — ответил я честно.

Я прошел на кухню, проверил холодильник. Да, в этой служебной квартире был холодильник. Правда — американского производства. И он был пуст.

— Завтра закажу продукты, — сказал я, возвращаясь. — Сегодня поужинаем в столовой Генштаба.

В их глазах читалась усталость, но и облегчение. Длинная дорога даже не из самого Смоленска, а из деревни, где они жили у бабушки, закончилась. А мое беспокойство за их безопасность в прифронтовой полосе давно осталось позади.

— Приводите себя в порядок, — распорядился я. — Через час выезжаем.

Я вышел в свою комнату, оставив их осваиваться. Квартира была не роскошной, но просторной. Надежная тыловая база. Теперь я мог быть спокоен — моя семья под защитой не только личной охраны, но и самой жизни в Москве.

Это был еще один рубеж, который предстояло удержать, но и на этом рубеже я чувствовал себя уверенно. По дороге в столовую, девчата вертели головами. Им все было интересно — и набережная реки Москвы и потоки автомобилей и прохожие.

Столовая Генштаба хоть и называлась «столовой», но по кухне и уровню обслуживания не уступала лучшим столичным ресторанам. Здесь привыкли к ромбам в петлицах, но тем не менее каждого едока встречали, как дорогого гостя.

Когда мы опять вернулись в служебную квартиру, жена сразу увела дочек в ванную. И уже уставшие от дороги и впечатлений, они завалились спать. Александра Диевна разбирала вещи в спальне.

Я прошел в кабинет, начал выкладывать из портфеля папками с чертежами и докладными. Основную часть сразу положил в сейф. Конечно, большинство документов хранилось в наркомате. С собой я привез только собственные наработки. Работа не ждет.

Через полчаса в дверь постучали. На пороге стояла Александра Диевна.

— Георгий, можно?

Я кивнул, продолжая просматривать черновик собственного отчета по испытаниям новой противотанковой пушки. Завтра было очередное совещание в Кремле. Жена вошла и села в кресло напротив.

— Спасибо за квартиру, — сказала она тихо. — Девочкам здесь будет хорошо. Спокойно.

— Это необходимо, — не отрываясь от бумаг, ответил я. — Теперь я буду знать, что вы рядом, мне будет спокойнее.

— Да, — она помолчала. — Георгий, я… я читала в газетах. О Халхин-Голе. О тебе. Все это время я боялась.

Я наконец поднял на нее взгляд.

— Бояться нечего. Та война закончена.

— А разве не будет следующей? — Она обвела рукой кабинет, стол с документами. — В деревне говорят, много мальцов народилось, к большой войне.

Ее проницательность меня не удивила. Предчувствие большой войны висело в воздухе, несмотря на бодрые реляции в газетах и по радио. А может быть — благодаря им. Так что супругу можно понять. Она беспокоится за меня и девочек.

— Если ты обо мне, то у каждой работы есть свои риски, но ты и девочки в безопасности. Остальное — моя забота… А что касается войны, не хочу скрывать от тебя, Шура, будет. И к ней нужно быть готовыми… Собственно, она уже идет в Европе, и гитлеровские войска скапливаются у наших границ, но об этом, сама понимаешь, говорить ни с кем пока не следует.

Жена смотрела на меня внимательно, будто узнавая и не узнавая одновременно, слово ища в моих глазах что-то знакомое, что-то от того человека, за которого вышла замуж много лет назад. Потом тихо вздохнула и встала.

— Я поняла. Не буду тебе мешать.

Когда она вышла, я не сразу вернулся к работе. Я был бы рад, если бы грядущие войны удалось предотвратить, но это, к сожалению невозможно. Хорошо, что теперь у меня был надежный тыл. И это придавало сил.

Я снова углубился в докладную записку. Завтра предстояло ее представить товарищу Сталину, хотя формально она адресована Ворошилову. Как Хозяин отреагирует на нее — большой вопрос. Нужно было быть готовым ко всему. Поэтому я старательно выводил:

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО