Грибник вошел в землянку связи. Дежурный телефонист с недоумением взглянул на штатского, которого почему-то пропустил часовой.
— Спецсвязь. Москва, личный номер «07–14». Немедленно!
Грибник предъявил не документы, а особый жетон, который телефонист обязан опознать. Опознал. Кивнул и бешено закрутил ручку аппарата. Услышав ответ, передал трубку предъявителю жетона и выскочил из землянки.
— Это «Грибник». Код подтверждения «Зенит-сорок-три». Произошло ЧП. Объект «Жаворонок» ликвидирован сразу после вербовки мною. Исполнитель, предположительно, был внедрен в особый отдел. Застрелил не только «Жаворонка», но и напарника. После чего самоликвидировался. Не исключено, что я раскрыт. Прошу санкцию на экстренную изоляцию и проверку всего личного состава комендантского взвода и особого отдела корпуса за последние семьдесят два часа. А также на подключение к делу оперативной группы «А» из резерва. Цель — захват живого исполнителя и выход на «Егорова». Время — критично. Жду инструкций в течение десяти минут на этом же номере.
Он положил трубку. Его действия были не порывом, а холодным расчетом. Он не полез в сарай героем, потому что один живой оперативник, сохранивший свободу маневра, ценнее десятка трупов диверсантов.
Он мгновенно переложил груз реагирования на всю машину контрразведки, задействовав ее ресурсы. Пока местные особисты вникают в суть произошедшего, Москва даст санкцию на жесткие зачистки. А группа «А» — это группа «А».
Пока ждал ответа, «Грибник» мысленно реконструировал сцену. Убийца знал о его визите к Воронову. Значит, те, кто послал его, следили за ним, Грибником. Или имели информатора в самом сердце комендатуры. «Егоров»… или кто-то выше.
Заквакал аппарат. Голос Кречета как всегда звучал твердо:
— «Грибнику». Санкция дана. Группа «А» вылетает из Пушкина, будет через час. До их прибытия — формальный контроль на месте передать младшему политруку Горбатову. Вам — исчезнуть из поля зрения на двадцать четыре часа. Используйте «укрытие номер два». О дальнейших действиях свяжемся через запасной канал. Ваша оценка ситуации принята. Работа по выявлению источника угрозы продолжается на нашем уровне. Берегите себя.
Грибник коротко кивнул, хотя его никто не видел.
— Вас понял.
Он вышел из землянки. Сарай был уже окружен. Появился младший политрук Горбатов, расторопно отдавая приказы. Грибник поймал его взгляд, едва заметно мотнул головой. Особист подошел к нему через минуту.
— Товарищ младший политрук, вам поручено формальное расследование на месте до прибытия специальной группы, — тихо сказал ему Грибник. — Осмотр, опрос, протокол. Никаких выводов. Никаких арестов без согласования. Главное — не дать расползтись слухам. Своему начальству доложите о попытке диверсии или дезертирстве. Как поняли?
— Вас понял!
— Где моя машина и водитель? — спросил Грибник.
— У штаба корпуса. Водитель на месте.
— Хорошо. Передайте ему, что я уехал с другой машиной. И чтобы он помалкивал.
Грибник двинулся пешком в сторону передовых позиций, туда, где шел бой, в хаосе которого легко затеряться. «Укрытие номер два» — это была одна из конспиративных квартир, «запасных выходов», которые готовили для таких случаев.
По дороге он анализировал. Удар был точным и быстрым. Противник показал, что обладает оперативными возможностями прямо в прифронтовой полосе. Вряд ли это уровень финской военной разведки. Скорее всего — немцы. Их почерк.
Убийство Воронова было не просто «зачисткой». Это был вызов советской контрразведке и лично ему, Грибнику. А значит, он близко подобрался к чему-то очень важному. К той самой «источнику угрозы», ради обнаружения которого его и прислали.
Теперь он был вынужден уйти в тень, но это давало и преимущество. Противник, думающий, что нейтрализовал угрозу со стороны Воронова и спугнул оперативника, мог совершить ошибку.
А у самого Грибника было двадцать четыре часа, чтобы, оставаясь «невидимкой», проанализировать все, что он знал, и сделать следующий шаг. Не через обычную схему, а поверх нее. Не исключено, что придется пойти на очень рискованный, прямой контакт.
С тем, кто в центре этого урагана, но чья позиция от этого только укреплялась. С комкором Жуковым. Вот только для этого нужен был безупречный повод и абсолютная гарантия результативности этой встречи. Это было следующей задачей.
А пока он шел в сторону моря, туда, откуда доносился грохот тяжелой артиллерии, где на фоне общей мясорубки смерть одного перепуганного техника-интенданта терялась, как всплеск от маленькой капли в бушующем океане.
Передовой НП 50-го стрелкового корпуса, рассвет
Грохот не стихал ни на секунду, но теперь это была не какофония, а ритмичная, сокрушительная симфония. Со стороны залива, словно удары гигантского молота, доносился тяжелый, глубокий гул главного калибра линкоров.
Ближе, на суше, бухали тяжелые гаубицы. Воздух гудел, земля дрожала мелкой, непрерывной дрожью. Я стоял у стереотрубы, но почти не смотрел в окуляры. Слушал. И слышал, что план работает.
Судя по поступающим донесениям, передовой отряд майора Гречко ворвался в Койвисто, бьется за порт. Основные силы корпуса, ломая последние очаги сопротивления на второй полосе, двигались вслед за ними. Финны не отступали — они рассыпались.
В блиндаж вошел начальник особого отдела корпуса, капитан госбезопасности Смирнов. Такой человек если появляется рядом, значит, дело пахнет жареным. Вид у него был, как у бухгалтера, обнаружившего крупную недостачу.
— Товарищ комкор, минуту внимания. Чрезвычайное происшествие в тылу.
Я отвел его в угол, подальше от чутких ушей связистов.
— В ночь на сегодня в расположении комендантской роты убит задержанный вами, техник-интендант Воронов. Убийца — один из часовых. Он застрелил техника-интенданта, потом ранил напарника, после чего покончил с собой, — буднично, по-бухгалтерски сообщил особист.
Воронов. Мелкая сошка, пойманный шпионишка. И его ликвидировали свои же, вернее, те, кто под них замаскировался. Чистка. Значит, та сеть, что через «Егорова» вела слежку, почуяла опасность и начала рубить концы.
— Как это случилось?
— Выживший часовой сообщил, что за несколько минут до этого Воронова посетил некто в штатском. Часовой, который впоследствии открыл стрельбу, пропустил его. Штатский назвал себя Грибником.
— И где он теперь? — спросил я.
— Исчез после инцидента. Действовал по собственным инструкциям. Расследование теперь ведем мы, совместно с прибывшей группой из управления. — Смирнов выдержал паузу. — Товарищ комкор, ситуация… деликатная. Убийство подозреваемого, находящегося под охраной…
— Вы произносите это так, словно меня подозреваете, — резко перебил его я. — Если это так — предъявите доказательства. А если их нет, не мешайте. Каждый должен заниматься своим делом. Моя задача — взять Выборг. Ваша — обеспечить мне безопасность войск в тылу, чтобы я об этом не думал. Все.
Смирнов, получив отпор, даже чуть выпрямился. С ним было проще — он человек системы, ему нужен приказ.
— Есть, товарищ комкор. Разберемся.
Он ушел. Я остался один со своими размышлениями. Ликвидация Воронова может быть выгодна не только вражеской разведке, но и кому-то на нашей стороне. Может, поэтому Смирнов явился ко мне в разгар наступления, прекрасно зная, что не мое это дело.
В таком случае, кто-то очень высоко стоящий и очень испуганный мог приказать заткнуть рот любому, кто мог бы вывести на «Егорова». В таком случае, я на правильном пути. И моя деятельность кому-то очень мешает.
И не только финнам, но и своим. Это было неприятное, но знакомое чувство. Спина будто оголялась. Я оглядел блиндаж. Связисты, штабные, ординарцы… Кто из них просто боец, а кто потенциальные глаза и уши «Егорова»?
— Товарищ комкор! Майор Гречко на прямой!
Я взял трубку.
— Койвисто наш! — прокричал взбудораженный голос в наушнике. — Портовые сооружения целы, гарнизон частью пленен, частью бежал на север!