— Отстал я от жизни, — с полушутливой горечью произнес человек. — Но ты пиши, а то твои товарищи скоро умаются тебя ждать.

Одо торопливо обмакнул перо в чернильницу. Он с удовольствием еще поговорил бы о поэзии, но декейт следовало отработать.

— Прямо так и писать? — уточнил он.

— Именно. Справишься без диктовки?

Одо заскрипел пером, в два счета управившись с делом.

— Дописал? Теперь слушай дальше.

Человек помедлил, постучав пальцами по столу. Одо ждал, навострив уши.

— Милостивая госпожа, королева снов и сердец! Усталый путник с радостью в сердце извещает о своем возвращении и уповает на то, что не забыт Искренне надеюсь, что ты, отрада души моей, пребываешь в добром здравии, равно как и домочадцы твои. Посему знай, что я намерен появиться на пороге известного тебе дома в ближайшее время. Зажги огонь, постели свежие простыни. Точка.

Одо невольно хмыкнул, дописывая последние слова.

— Желаешь что-то сказать? — осведомился клиент.

— Вы вроде бы не собирались сочинять любовные послания? — съехидничал Одо.

— А кто сказал, что оно любовное⁈ — изумился незнакомец. — Окстись, юнец!

Одо смущенно улыбнулся.

— Теперь третье, — сказал человек, когда Одо отложил второй лист в сторонку сушиться. — Третье.

Он пощелкал пальцами левой руки и надолго задумался. Одо ждал.

— Готовься, дозорный, ибо грядет время игроков. Пиши.

Одо, дивясь про себя, послушно набросал сказанное, после чего в третий раз начертал внизу листа положенные строки: «Одо Бернарди из Алексароса Виорентийского дословно записал», поставил свою подпись и пододвинул все три листа заказчику — на проверку. Тот быстро просмотрел послания.

— Значит, тебя зовут Одо Бернарди? — между прочим спросил он. — Ты часом не в родстве с законником Бернарди?

— Я его сын, — через силу признался Одо.

Заказчик снова впился в Одо зеленым пронзительным взглядом.

— Как забавно, — проговорил он, но прежде чем насупившийся Одо открыл рот, чтобы уточнить, что именно забавного увидел незнакомец, тот уже вернулся к делу.

— Запечатай. Сургуч есть?

Одо поспешно растопил в ложке кусочек сургуча, осторожно вылил на сложенное письмо, соединяя края бумаги. Человек левой рукой расстегнул ворот рубашки и вытянул цепочку, на которой висел тусклый серебряный перстень-печатка. Кроме того, на цепочке болтался тяжелый железный ключ. Заказчик оттиснул на сургуче изображение печатки. Так все три письма были должным образом приготовлены к отправке.

Декейт был отработан, но клиент не спешил покидать Одо.

— Видишь ли, писарь, — вздохнул он, — есть проблема. Написать письма — полдела. Что проку в послании, если его некому отнести? А ведь послания срочные, особенно первое. Видят боги, я бы щедро одарил прыткого посыльного…

Одо насторожился.

— И сколько вы бы заплатили такому шустрому молодцу? — спросил он.

— Дай подумать. Учитывая срочность, скрытность и ночной час — ведь огни уже погасили, не так ли? Да, пожалуй, пять декейтов были бы нужной ценой. У тебя есть кто-то на примете, писарь?

Одо сглотнул. Пять декейтов! Да что ж за удачная сегодня ночь! Деньги сами текут в руки — только лови!

— Есть! — тут же ответил он. — Я! Я лучший в Алексаросе бегун, джиор! Я играю за лучшую команду по дикому мячу! За «Котов Маринайо»! И город я знаю! Назовите адреса, и ваши письма будут доставлены в лучшем виде.

— Что ж, мне нравится твой настрой, юнец, — улыбнулся заказчик. — Вижу ты внял моему призыву жить сегодняшним моментом. Слушай и запоминай…

Рамон, облокотившись на стойку, с нарастающей подозрительностью посматривал в сторону стола, за которым расположились Комар и его поздний клиент. Незнакомец Рамону не нравился: уж больно странноват на вид — от такого добра не жди. Знамо дело, в тратторию разный люд забредает, но этот как-то выбивался из общего ряда. А еще одежда… потрепанная, конечно, но дорогая, это ж заметно. Не комариного полета птица, ой, нет.

А вот Комар подставы не чуял: улыбался, глотал дорогое вино. Где это видано, чтобы заказчик угощал работника? Что уж такого втирал ему незнакомец, Рамон не слышал — говорил тот вполголоса. Зато видел, как Комар просветлел лицом и встрепенулся, как птенец на жердочке. Торопливо собрал свои писарские вещички, вскочил и чуть ли не в вприпрыжку ринулся к стойке.

— Слушай, Гвоздище, дело есть, — выпалил он, толкая к товарищу писарской ящик. — Годное дело, денежное.

— Что еще такое?

— Он просит доставить свои письма. Прямо сейчас. В Старый город. Дает пять декейтов!

Вот она, подстава, подумал Рамон.

— Сдурел? — прошипел он. — Ты забыл, что ли⁈ Ты как через мост пойдешь⁈ Если стража тебя приметит, столба не миновать.

— Я быстро. Метнусь на ту сторону, к рассвету обернусь.

— Быстро⁈ Да у тебя все ноги отбиты!

— Да прошло уже все! Дойду!

— Здесь что-то нечисто, — настаивал Рамон. — С чего такие деньги?

— Ну, — Комар замялся. — Там письма срочные. Да какая разница⁈ Пять декейтов, дружище. Пять и шестой я уже заработал. Если найдем менялу с выгодным курсом, но враз внесем взнос. И еще на новый мяч останется. Деньги поперли, Гвоздь!

Гвоздь явно сомневался. Получить солидный куш за плевое задание, конечно, было заманчиво, но что-то здесь не вязалось.

— Пошли вместе, — предложил он.

— Нет! Я туда и обратно. А ты оставайся здесь и карауль наши деньги, — Одо взглядом указал на заказчика, который всем своим видом выражал, что совершенно не намерен освобождать свое уютное местечко у стены. — Задаток он дал. Вот, держи. Но ты все же следи, чтобы он не сделал ноги. И Ренато предупреди. А и вот еще: у меня там, в мансарде есть книжка — такая, в черном переплете с тиснением…

— Это те вирши, что ты вечно мусолишь? — уточнил Гвоздь.

— Они самые. Будь другом, принеси, а? Пусть пока почитает. И ящик заодно закинь на место, ладно?

И, оставив ошарашенного Гвоздя за стойкой, Комар снова подлетел к дальнему столику.

— Договорился? — одноглазый потянулся на стуле и снова пригубил вино. — Твой друг что-то невесел.

— Он всегда такой, — широко улыбнулся Одо. — На самом деле, он душа компании, просто стесняется. Давайте письма!

Заказчик протянул два послания.

— А третье? — удивился Одо.

— Я передумал, мальчик, — внезапно ответил одноглазый и, заметив, как вытянулось лицо Одо, рассмеялся. — Не бойся, на твою выручку это не повлияет. Получишь, как за три.

— Смотрите, а то я могу…

— Не бери ношу не по загривку, — слегка раздраженно ответил заказчик.

— Как скажете, джиор, как скажете…

Он рассовал послания по карманам, натянул на уши шапочку, шагнул к двери…

— Что ж, надеюсь, ты бегаешь так же славно, как кидаешь яблоки.

Одо остановился, словно налетев на невидимую стену. Развернулся, вперив ошеломленный взор в одноглазого, не веря сам себе. Смотрел, пытаясь мысленно сбрить с лица человека усы и куцую бородку, убрать с глаза повязку, представить, как разглаживаются морщины и заживает потрескавшаяся кожа. Смотрел и — нет, не мог узнать.

Заказчик скорчил забавную гримаску и внезапно подмигнул — Одо аж вздрогнул.

— Да, полагаю, я несколько изменился с того премерзкого дня. Но тебя-то, братец, узнать совсем невозможно. Так что мы в равном положении.

Одо открыл рот, еще не зная, что скажет, но человек кивнул на дверь.

— Э, нет! Давай бегом! Письма, парень, письма!

И Одо вымелся на улицу.

Остановившись под фонарем на крыльце, он вытащил из куртки первое письмо и поднес к свету, желая получше разглядеть оттиск на сургуче. Изображение было простым — оно представляло собой треугольный щит, края которого оплетало какое-то вьющееся растение. Три плети тянулись к центру, где в узорном листе образовывали вензель в три буквы.

Б. А. Т.

По сравнению с причудливыми гербами виорентийской знати этот казался совсем незамысловатым. Одо пожал плечами, спрятал письмо и решительным шагом направился к темному переулку, туда, где желоб водостока низко нависал над землей.