— Когда придет? Я у родителей не единственный. Еще малышню поднимать нужно. Нет, дружище, деньги нужны — живые и срочно.

Гвоздь уставился на свои крепкие ладони так, словно надеялся, что там каким-то невероятным чудом возникнет кошель с золотом.

Одо смотрел на поднимавшийся по ту сторону реки Старый город. Виоренца, или на квеарнский манер Виорентис Нагорный, спала в душной весенней ночи. Редкие огни обозначали главные улицы, темной громадой высился Храм Истины Крылатой. Напротив серели светлые стены палаццо Гвардари с изящной Новой башней, на вершине которой горел огонь, возвещавший, что герцог пребывает в городе. В отдалении заслоняла звезды черная тень Старой Тетки — башни древней, чудом пережившей все землетрясения.

Картина была привычная до крайности, до той степени, что ее просто перестаешь замечать. Но сегодня Одо словно узрел ее заново.

Вот он, родной город, сильный, зажиточный и высокомерный. Вот ты, Одо Бернарди, Комар, юнец, незначительная его крупинка. Где здесь твой путь? Как именно ты впишешь свое имя в историю?

И деньги… Проклятое слово. Все упирается в деньги.

Самое обидное, что деньги вокруг водились, и дела делались немалые. Вот только как за него зацепиться, за выгодное дело? В любое занятие, что приносит прибыль, нужно сначала вложиться. Даже лодчонку перевозчика нужно либо купить, либо заказать у мастера.

Как заработать денег, не имея денег? Вопрос века.

— Для начала нужно выиграть турнир, — заявил Одо, отсекая ненужные мысли. — Там герцогские призовые. Вот тебе и начальный капитал.

— А если не выиграем?

— Выиграем, — уверил друга Одо. — Пойдем домой, поздно. Завтра подумаем. Может, отец твой чего присоветует. Пошли.

Но далеко они не ушли.

Из-за угла на площадь вывернули четверо. На вид такие же как Одо и Рамон юнцы, бесцельно шатающиеся по округе. Узкие штаны, остроносые башмаки, дублеты без рукавов, расстегнутые так, чтобы было видно белые рубашки с вышитой на груди растопыренной ладонью — сейчас в свете единственного фонаря она казалась угрожающе темной, но на самом деле была алого цвета.

Одо и Рамон переглянулись. Принесла нелегкая, подумал Одо.

Квартет сей был друзьям прекрасно известен. Парни играли за «Алую Пятерню» — за ту самую команду, которую «Коты Маринайо» уделали на последней игре за право выступления на герцогском турнире. «Пятерня» горела жаждой мщения, и капитан «Котов», сознавая это, запретил своим сокомандникам до турнира даже показываться в той части Алексароса, где обитали обладатели алой вышивки.

Одо и Рамон запрет соблюдали: на кону стояло слишком многое. И вот нарвались, где не ждали.

Предводитель квартета Берто Банги, коренастый боец с тяжелой нижней челюстью, в свободное от игр время подвизавшийся подмастерьем краснодеревщика, вышел вперед и спросил с радостью человека, наконец-то обретшего цель своей жизни.

— И куда же мы идем?

— Мимо тебя, — проворчал Гвоздь.

Драться в сегодняшние планы на ночь не входило. И так повеселились уже. Но квартет загораживал дорогу домой и не намеревался отступать. Придется прорываться, с некоторым беспокойством подумал Одо и с независимым видом поправил ремень виуэлы.

Рамон свел брови и направился напрямик к Банги.

— Подвинься, — проворчал он.

Берто улыбнулся и сделал шаг в сторону. Это насторожило Одо еще сильнее.

— Что это ты такой невежливый, Рамон, — спросил курносый паренек — Одо не знал его имени, но вспомнил прозвище — Бельчонок, второй бегун. — Идешь мимо, не здороваешься, дерзишь. Где твои манеры?

— Да какие у него манеры? Откуда? Он же трактирный подавала! Рамон-подай-принеси! — хмыкнул третий — боец с переломанным носом. Одо знал, что он служит приказчиком в судовой конторе. — Эй, Гвоздь, нацеди мне винца стаканчик!

— А мне тащи супа лукового! — встрял четвертый.

Рамон угрюмо прошел мимо компании. Одо заторопился следом. Ничего, вот пройдет турнир, тогда и поговорим…

— А ты, Комар! Ты что молчишь? Язык проглотил? Эй, Комар!

Кто-то дернул его сзади за ремень виуэлы. Слишком сильно дернул. Что-то щелкнуло, и ремень, лопнув, слетел с плеча.

Одо вскрикнул, оборачиваясь.

Виуэла врезалась в камни с жалобным звоном. Хрустнул, раскалываясь, тонкий еловый корпус, застонали струны, и инструмент распался на части.

Одо показалось, что это у него ребра треснули. Даже в свете фонаря была понятно, что виуэле конец. Совсем новая, красивая, изящная…

— Ой, — улыбнулся Берто Банги. — У Комара пищалка сломалась…

Одо взвыл и бросился вперед.

Он врезался в корпус Берто Банги. Почти врезался: в самый последний момент Банги поймал его за плечи и легко, словно щенка, отшвырнул в сторону, навстречу своим парням. И тут за Одо взялись всерьез. Трое на одного бегуна. Одо летал меж противниками, словно пушинка, пытаясь уворачиваться от пинков, тычков, подножек, что сыпались одновременно отовсюду.

О том, чтобы дать сдачи, и речи не было. Лишь бы с ног не сбили — затопчут.

— Пустите его! — заорал Гвоздь. — Держись, Комар! Я сейчас!

— Давай, Гуттиереш! — расхохотался Банги. — Отними! Только через меня пройди сначала!

Краем глаза Одо увидел, как Берто и Гвоздь отвешивают друг другу удары, но кто побеждает, было неясно.

Бельчонок подсек его ноги, швырнув на мостовую. Началось самое жуткое.

Лежачего не бьют, но Одо били. И били только по ногам. За последний мяч, понял Одо. За то, что лучший. За то, что выиграл.

— Брысь, гады! Зашибу!

Пинки прекратились. Над Одо возник Гвоздь, вооруженный какой-то доской. Он с яростью настоящего бойца отвешивал удары нападающим, давая другу возможность опамятоваться и отползти. По щеке его текла кровь.

Комар оглянулся: Берто Банги сидел на мостовой, мотая головой. Поблизости валялся еще один обломок доски. Об башку раскололась, понял Комар. Ну, Гвоздь!

— А ну, стоять! — заорал из темноты новый голос. Послышался топот ног и бряцание железа.

— Валим, парни! — заорал Берто, пытаясь подняться на ноги. — Стража!

Трое из «Пятерни» бросились прочь. Убегая, они подцепили предводителя под локти и поволокли за собой. Миг — и все четверо исчезли в переулке.

Комар встал на колени, но на ноги подняться не успел.

Кто-то прыгнул Одо на плечи, заламывая руки за спину и роняя обратно на мостовую. Рядом с руганью и пинками двое стражников вязали Гвоздя. Доска валялась рядом, и свете фонаря Одо сначала заметил, что она окрашена в белое с золотом, а после понял, что это вовсе и не доска.

Все, подумал он, покорно ложась щекой на камень. Добегались.

В караулке префектории Алексароса, куда приволокли Одо и Гвоздя стражники, было темно и жарко. Густые запахи кислого пота, чесночной похлебки и лежалой соломы переполняли помещение с единственным узким, точно бойница, оконцем. Более всего сие узилище напоминало лошадиное стойло с тем лишь отличием, что в конюшне, как правило, убирают чаще.

Ни свечки, ни лампадки арестантам не выдали и они сидели на полу в молчании, дожидаясь утра.

Одо тосковал, осознавая случившееся. Он, Одо Бернарди, сын достопочтенного законника джиора Бернарди, оказался пойман, словно бродяга и преступник? Как же будет злорадствовать отец… И как расстроится матушка…

— Как думаешь, что присудят? — спросил Гвоздь. Он тоже приуныл, но скорее по практическим соображениям.

— Штрафанут. Или заставят улицы мести и выгребные ямы чистить. Как дело повернется.

Гвоздь выругался сквозь зубы. Варианты его не устраивали.

— Может, расскажем, как было? Они же первые прицепились.

— Не надо, — ответил Гвоздь, ощупывая рассеченную скулу и снова прикладывая к ране влажную тряпицу, выпрошенную у стражника. — Сами разберемся. За кастет он мне ответит.

Проще всего было бы подремать, отдалив тревоги до утра. Но уже начинало светать, а спать-то не было никакой возможности: третий постоялец камеры храпел во всю мощь, разве что стены не тряслись.