— Кормщик, собака, не спать! — рявкнул Бенито. — Парни, по моей команде…

Дальше она не слышала: Рико уже подошел к борту, и Франческа бросилась за ним, вцепившись мужу в рукав.

— Ри! — крикнула она. — Ри, обернись! Посмотри на меня!

Он словно не слышал ее слов. В свете белого кормового фонаря лицо его вдруг сделалось отрешенно-чужим и бледным, словно у призрака, и Франческа впервые в жизни испугалась человека, которого звала своим мужем.

— Парни, разом! — заорал капитан. — Толкай!

Шесты, поднятые сильными руками, дружно врезались в камни, отталкивая барку от скалы. Кормщик выверенным движением повернул весло. Барка покорно развернулась, уходя от опасности. Палубу под ногами Франчески повело, она пошатнулась и невольно выпустила рукав Рико. Тот, словно только этого и ждал, схватился за канат и быстрым прыжком вскочил на край борта.

— Перестань, — услышала Франческа его срывающийся голос. — Слышишь, я здесь. Я не прячусь…

Что-то темное пронеслось в сумраке и ударило Рико в грудь. Он с удивлением и ужасом уставился на оперение арбалетного болта, торчавшего из-под правой ключицы и тут же получил новый удар — на сей раз в левое плечо. Кровь залила бежевый дублет. Ду Гральта зашатался, пытаясь удержаться за канат…

— Ри! — не своим голосом заорала Франческа, бросаясь к нему, но третья стрела, вонзившись ей в руку, швырнула женщину на палубу прямо под ноги обомлевшей Джованны Сансеверо.

Кормщик под вопли матросов снова рванул весло, отводя барку дальше, но опоздал. Свистнула четвертая стрела.

Она попала прямо в сердце. Рико ду Гральта выпустил канат и упал в Ривару, моментально канув в темную воду.

Барка вырвалась из-под притяжения Красной скалы и заскользила по течению, выбираясь на середину реки.

— Ри! — закричала Франческа, рывком поднимаясь на ноги и оттолкнув державшую ее Джованну, бросилась к корме, готовая кинуться в реку. — Ри!

— Стой, дура! — Бенито Бальбоа, поскальзываясь на воде и крови, пронесся на корму и вцепился ей в плечи, сдергивая с борта. — Куда⁈

— Пусти! — прорычала она, отбиваясь от его рук. — Пусти! Убью…

Бенито выпустил ее, отступил на шаг, отвел назад руку и внезапно четким взвешенным движением ударил Франческу кулаком в висок.

К полуночи Паоло Раньер устал так, что едва не валился из седла. Веки сделались тяжелыми, движения медленными, бригантина давила на плечи все сильнее. Не создан он для погонь, не создан…

Отряд двигался Нижней дорогой, что шла узким ущельем, по склонам которого змеились трещины — русла ручьев, что иссякли от жары. Места были пустынные и неприютные — последние людские жилища они миновали еще в сумерки и дальше до самого Пятого Пригорка, где стояла пограничная застава, селений не было.

Месяц, висевший над дорогой, почти не давал света — слишком тонок был недавно народившийся серп. Звезды казались неяркими, словно подернутыми легчайшей облачной дымкой.

Дорога повернула и пошла вдоль темной каменной стены, по вершине густо заросшей лесом, отдельные островки которого спускались по обрывам. Где-то вдали слышался плеск волн, приглушенный расстоянием.

— Красная скала, — пояснил Луцио Марр. Он сейчас возглавлял отряд — сержант был родом из какой-то приречной деревеньки под Реджано и неплохо знал все здешние тропы. Раньер вполне доверял его решениям. Лейтенант и его «синицы» покорились судьбе: они мало что понимали в переплетении ущельев Ламейи.

Лошади устало цокали копытами по камням. Ветер посвистывал в раскидистых ветвях. Казалось, даже жара чуть унялась, дав изнуренной земле пару-тройку часов покоя. Не в такие ли ночи Сплетающий сны шествует по земле, свивая свои путы из лунного света, теней качающегося тростника и песен ветров, и порождает легкие грезы? Липкие кошмары он совьет позже, после Паучьей Полночи, когда ветра сделаются злыми, а воды земные и небесные станут отдавать гнилью.

Убаюканный тишиной, Паоло Раньер на время забыл о цели их путешествия, о времени и месте, обо всем на свете. Все мысли отодвинулись прочь, веки снова сомкнулись…

Конь всхрапнул. Раньер вздрогнул и открыл глаза.

Луцио Марр приподнялся в седле и вскинул руку, останавливая отряд.

— Ты что? — спросил подеста, подъезжая.

Луцио Марр обернулся к Раньеру и прошептал, едва шевеля губами.

— Там кто-то есть.

— Где? — тоже шепотом спросил лейтенант «синиц».

Луцио указал на склон Красной скалы, туда, где лес черной щетинистой полосой спускался прямо к дороге.

«Синицы» настороженно озирались. Лейтенант вытащил чикветту. Паоло Раньер, разом стряхнув сон, вглядывался в переплетение ветвей, отыскивая тень, звук, движение. Но что разглядишь ночью в лесной чащобе? Если там кто-то и был — он затаился, сделавшись невидимкой.

— Едем, — наконец решил лейтенант. — Будьте настороже.

Они двинулись вперед. Полоса леса нависла над отрядом, и Раньер ощутил тоскливое беспокойство, когда тень чащобы легла на дорогу. Очарование весенней ночи было уничтожено безвозвратно.

Ветви опускались столь низко, что всадникам волей-неволей приходилось нагибаться. Лес здесь был смешанный, густой, пахнущий одновременно еловой хвоей и сухой прелью прошлогодней листвы.

Факел, который Луцио Марр держал в руке, был единственным пятном света в черноте ночи. Так они двигались около четверти часа, и Раньер начал было уже успокаиваться, как вдруг взгляд его зацепился за какое-то яркое пятно среди деревьев неподалеку от дороги.

— Смотри! — указал он сержанту, но Луцио Марр и сам уже давал сигнал к остановке.

Под буком, обратив лицо к дороге, недвижно сидел человек.

— Эй ты! — окликнул его Луцио Марр. — Иди сюда!

Сидящий не пошевелился. Луцио выругался и, обнажив оружие, послал лошадь вперед по склону. «Синицы» спешились и двинулись следом, направив на сидящего свои пики, а люди Раньера по его знаку развернулись, прикрывая товарищам по отряду спины.

— Да он мертвый! — раздался голос Луцио. Раньер и лейтенант поспешили вперед и спустя минуту уже стояли рядом с сержантом, который, подняв факел, деловито осматривал покойника.

Это был молодой человек, смуглый и курчавый, в щегольской зеленой-красной одежде и дорогих мягких сапожках на шнуровке. Он сидел, привалившись к стволу бука на подстилке прошлогодней листвы, положив на колени обнаженную чикветту. Издали могло показаться, что он просто задумался, присев на мягкую груду листьев, но стоило подойти ближе, как это впечатление исчезало.

Глаза мертвеца смотрели с беспредельным удивлением, сквозь которое прорывался ужас. Он, как видно, не сопротивлялся: не было ни одной другой раны, кроме тонкой полоски на горле, из которой уже не не текла кровь, потоком залившая грудь и забрызгавшая листву вокруг.

— Руки, — внезапно произнес Луцио.

— Что руки? — спросил подеста.

— Где они?

Паоло Раньер присмотрелся, и сердце его недобро зачастило. Парень вовсе не прятал руки в палой листве, как показалось вначале. Ладони у мертвеца были отрублены, судя по всему, его же чикветтой — на лезвии виднелась кровь.

— Может, в драке отсекли? — с надеждой произнес один из стражников.

— Обе? — усомнился лейтенант.

— Что-то мне это напоминает, — пробормотал Луцио, пробуя кровь пальцем. — Еще не спеклась. Не больно давно порешили.

— Оружие не взяли, кошель не тронули, обувь не сняли, — отметил лейтенант. — Не разбойники.

— Он не из нашей беглой компании? — уточнил Раньер. — Я видел лишь рыжего. Что второй?

— Нет. Под описание не подпадает.

— У него на поясе колчан, — заметил Луцио. — Но ни болтов, ни арбалета. Может, охотник?

Раньер отвел взгляд от мертвеца. Его вдруг посетило странное чувство, почти прозрение. Тот, кто это сделал, еще был здесь. Прятался в лесной глуши, слившись с тенями, смотрел, как люди топчутся вокруг тела, слушал догадки. Ждал, пока они уберутся прочь.

А, может, именно в этот момент примеривался, как нанесет удар. По его Раньера, шее.