— Что⁈ — Франческа подалась к нему. — Где⁈ Ты уверен?

— Здесь, на городской площади. Она…

Йеспер внезапно замолк и прислушался. Затем, к изумлению Фран, вскочил с места, сцапал сдобную булочку и побежал прочь. Остановился, развернулся, схватил еще одну булочку и исчез за углом надстройки.

— Толкай! Еще толкай! Ой, парень, какой же ты молодец!

Заинтригованная Франческа встала и осторожно выглянула из-за надстройки. Удивленно приподняла брови.

— Это что-то новенькое, — пробормотала она.

Зрелище было и впрямь непривычное. Йеспер Варендаль обретался на палубе в компании двух пожилых монашек и груженой тачки, да не просто вступил в разговор, а, словно радушный хозяин, привечал гостий: расчистил им местечко среди сваленного на палубе груза, удачно пристроил тачку у борта и теперь потчевал женщин сдобными булочками.

Высокая сестра-целительница была явно несколько огорошена таким внезапным гостеприимством, однако, угощение приняла и теперь сидела, бережно отщипывая кусочки пропеченного сдобренного травами теста, и не спеша отправляла их в рот.

Ее товарка вела с Йеспером такую оживленную беседу, словно они век были знакомы. Франческа прислушалась.

— И не сомневайся, парень, — уверяла сухенькая монахиня. — Доброе ты дело сделал. Она же с местными-то уже и не говорит вовсе. Если б не ты, она б не один час вокруг фонтана бродила. А так, джиор Раньер ее под белы ручки домой проводил. Она и успокоилась… до следующего раза, несчастная душа.

— А он кто, муж ее? — спросил Йеспер.

— Раньер-то? Нет, он наш подеста…

Франческа улыбнулась, глядя, как слегка дернулась щека Йеспера при слове «подеста».

— Эмилия ее звать, — вставила высокая сестра. — Эмилия из Торнаторе. А по мужу была Витале из усадьбы Витале.

— И давно она такая? — спросил Йеспер.

— Давно, — маленькая сестра-целительница задумалась. — Да лет с десяток.

— Больше, — заметила высокая сестра и кинула кусочек булочки воробьям на пристани.

— Да как же больше? Что ты такое говоришь, сестра Доротея?

— То и говорю, сестра Клара, — спокойно отозвалась ее товарка. — Это в тот год было, когда большой колокол сам собой звонил. Еще старая сестра Летиция, свет ее душе, говаривала, что не к добру…

От взгляда Франчески не укрылось, как внимательно Йеспер вслушивается в эти расчеты.

— Твоя правда, сестра Доротея, — согласилась сухенькая сестра. — Запамятовала я.

— Так что же случилось-то? — спросил Йеспер.

— Случилась, парень, страшная и странная история.

— А вы расскажите. Я, матушка, до страсти люблю жуткие байки. Да и делать-то все равно нечего. Когда еще поплывем.

Пожилая сестра-целительница и сама была не прочь развлечь и себя, и собеседника. Ее подруга казалась довольно равнодушной, но не стала протестовать.

— Жили когда-то на том берегу Ривары…

Франческа подощла поближе и встала так, чтобы оставаясь в тени надстройки, слышать весь разговор.

— Жили когда-то на том берегу Ривары, — повторила сестра Клара. — две семьи, Торнаторе и Витале. Не сказать, чтобы очень знатны, но и не простолюдины. Не сказать, чтоб слишком богаты, но и не голь перекатная. Земли-то на той стороне топкие, плодородия большого нет, но кое-что можно и выручить. Делить семьям было особо нечего: границей владений был Десс, там межи не перенесешь. Завидовать да кичиться друг перед другом тоже особо было нечем. Но однако ж, случилось такое с давней поры, что пробежала меж семьями кошка царапучая, а то и вовсе прополз болотный ящер.

То Витале через Десс переправятся да у Торнаторе овец угонят, то Торнаторе у Витале поле подожгут. До убийства разве что не дошло, но сломанных костей и разбитых носов не считал никто. И так продолжалось много лет. А ежели, парень, жить с оглядкой, то жизнь свою вовсе запустишь. А тут еще неурожаи. Словом, оскудели и Витале, и Торнаторе. И, видать, до того надоела им вся эта вражда, что решили они раз и навсегда утрясти свои вопросы, помириться и начать жить по-человечески.

— Ишь ты, — удивился Йеспер. — Да разве такое бывает? Вражда, она же сердце сушит.

— Это если кровная, — заметила сестра Доротея. — А они до настоящей крови не дошли. На пороге остановились, у самой дверцы в бездну.

— И что же дальше?

— В одно утро явились они с берегов Десса в Читта-Менья. Третейским судьей они избрали Раньера-старшего, отца нынешнего подесты. Очень уважаемый человек был. Сели в храме, чтобы боги лучше слышали, договорились об возмещении ущербов и над алтарным камнем Благого Антеро пожали друг другу руки. А чтобы упрочить соглашение о мире решили, что дочь старого Торнаторе Эмилия выйдет замуж за молодого Джино Витале. Ну, и сразу день свадьбы назначили.

— Дайте догадаюсь, — встрял Йеспер. — На свадебном пиру Витале перерезали Торнаторе. Или наоборот.

— Где ты только такой гадости набрался, парень? — поморщилась сестра Клара. — Здесь же не дикость южная. Справили они свадьбу и зажили. И достойно зажили. Спокойно. Люди прямо дивились.

— Так где же страшное-то? — слегка разочарованно спросил Йеспер. — Ну, кроме достойного ярма семейной жизни.

Высокая сестра-целительница слегка ухмыльнулась на его слова.

— А страшное и странное, парень, случилось по осени.

— Случилось это, парень, по осени, — повторила сестра Клара. — В тот год лето было засушливое. Не как сейчас, конечно, нынешнего-то жара и не припомнить, но все равно — Десс обмелел, так что крестьяне и без брода перебирались — воды по грудь только и было. Болота, помнится, воняли страшно — как ветер переменится, так в Читта-Менья и дышать невозможно было. Настоятельница велела нам, сестрам, обитель окуривать, чтобы какая зараза не прилипла.

— Они и сейчас, поди, воняют, — заметила сестра Доротея. — Просто ветер не с той стороны. Ты не отвлекайся.

— А как осень началась, — пропустив мимо ушей замечание товарки, продолжила сестра Клара, — то зарядили дожди, мелкие, противные. И начались туманы. И вот в такой дождливый день в город прибыл гонец из-за Ривары к господину Раньеру-старшему и привез послание от своего господина, старого Витале. Тот звал подесту с сыном на семейное торжество в честь окончания сбора урожая. И вот в назначенный день, оба Раньера со слугами переправились через Ривару и отправились в усадьбу Витале.

Дорога была неважная, а день с и с утра был туманный, а под вечер и вовсе словно пелена легла на Ривару. Помню и в городе было, как в молочной каше, а уж на том берегу и вовсе ни зги не видно. И как говорил после господин Раньер, пропустили они в том тумане нужный указующий столб, а после, как видно, свернули не туда и заблудились напрочь. Уж и сумерки пали, а после и ночь настала, а они все кружили по полям и низинам. Пару раз чуть в грязи не утопли, промокли все, замерзли. Говорили, что туман был такой, что факелы гасли, не выдерживая влаги. Кричали, но никто не отзывался. В конце концов решили остановиться и ждать, пока не рассветет.

И так они промаялись на одном месте еще незнамо сколько. И вдруг словно бы переменилось что-то вокруг: раз — и исчез туман, словно и не было никогда. И стала ночь прозрачной, будто вода в засеребренном источнике. И оказалось, что совсем близко они от усадьбы Витале — рукой подать. Они, разумеется, туда поспешили — мол, сейчас и обогреемся, и вино горячего выпьем.

Подъехали к воротам — а те настежь. Слуг нет, даже псов нет, а Витале волкодавов держал — рыкнут и сердце в пятки упадет. Дверь в дом тоже нараспашку, и огни потушены. Только луна светит. Раньер-старший почуял неладное — велел зажечь факелы и обнажить оружие. Зашли внутрь: в зале столы для пира расставлены, блюда с яствами остывшими стоят, кубки наполнены, а людей нет — никого. И во всем доме никого.

Сестра Клара помолчала, словно давая слушателю время представить всю зловещую картину. Франческа поежилась, будто сама на миг оказавшись в непроглядном тумане. Йеспер поковырял пальцем колено.