— Что же дальше? — спросил он. — Что предпринял подеста?

— Обошел еще раз дом, поискал, не видать ли где следов крови да драки. Но ничего такого не нашел. После вышел на двор и там ждал до утра. Едва рассвело, как он отправил одного слугу в город за подмогой и собаками, другого — в усадьбу Торнаторе — узнать, не являлись ли хозяева. А сам вместе с сыном отправился на болота — искать. Да только ничего не добился. Слуга, отправленный к Торнаторе, вернулся с вестью, что в усадьбе остались лишь две женщины-служанки да малый мальчишка. Остальные, мол, как ушли с господами на пир, так и не вернулись. Когда прибыла подмога из Читта-Меньи, то псы оплошали — бестолково кружили по двору, скулили и следа не взяли. Но подеста был человеком упорным и поиски не прекратил. Обшарили всю округу от берегов Ривары и устья Десса до болот. Зашли и в сами болота, насколько позволила погода. День за днем искали и вот когда уже отчаялись, то нашли.

Сестра Клара снова сделала многозначительную паузу, но момент испортила сестра Доротея. Она бросила птицам последние крошки булочки и мрачно произнесла:

— Она сама вышла.

— Да откуда ты знаешь, сестра Доротея? — возмутилась такому бесцеремонному вторжению в историю рассказчица. — Мне это, между прочим, сам отец Матео рассказывал.

— А мне настоятельница, — отрезала сестра Доротея. — А ей — сам господин Раньер-старший.

— Что ж, если ты лучше знаешь, так рассказывай дальше сама, — поджала губы сестра Клара.

— А что рассказывать? — сестра Доротея явно не имела ни призвания, ни желания плести витиеватые кружева слов. — Вышла она. Чуть ли не из самого сердца топей. Одета в то платье, что ты сегодня видел, и босая. Ноги в кровь сбиты. И молчит. Ее, разумеется, в город привезли, сестер-целительниц призвали, лекаря привели, а она молчит. День молчит, два молчит, неделю молчит. Сам примо-квестор из Реджио приезжал, и тот ни слова не добился.

Йеспер вздрогнул при упоминании страшного своего врага.

— Он ее… не пытал, надеюсь? — выдавил он.

— Раньер бы не позволил, — отрезала сестра Доротея. — Говорил примо-квестор со всей строгостью, он человек жесткий, но ничего такого не было. Так и отбыл, отступившись.

— Прямо не верится, — пробормотал Йеспер. — Чтобы Бравенте отступился.

— Уж поверь. Сначала Эмилию определили под кров нашей обители, но не задалось. Ушла. Как — никто и не понял. А когда стали искать — оказалась, сидит у фонтана, вся мокрая, и держит в руке ту странную монету. Раньер-младший подошел, она вздрогнула и монету обронила. Он поднял, отдал. Вот тут-то она заговорила.

— И что говорила?

— Бессмыслицу. Он пытался дознаться, куда ее родня подевалась, да куда там. Только ясно стало, что совсем у нее с умом тяжко. А она снова замолчала. Подеста ее к себе в дом забрал, дабы не пропустить, если у нее прояснение начнется. Но она все молчала.

— А спустя какое-то время снова сбежала, и снова к фонтану, — добавила сестра Клара. — Так постепенно и приметили, что коли она сбегает, то надо сделать, как ты сегодня.

— А отчего же подеста сам ей монету не отдал? Для чего я понадобился?

— Так она, если один и тот же человек по второму кругу монету отдаст, вопросы странные задает и плачет сильно. Мается. Вот Раньер и выискивает кого новенького.

— Странная история, — Йеспер покреб пальцами небритую щеку. — Куда ж они все делись? Это ж куча народу. Неужто никакого следа не осталось?

— Ни следочка. Три года выждали, как полагается, отслужили малый обряд — как по безвестно сгинувшим, а через трижды три и большой — как по умершим. А Эмилия так и осталась на попечении подесты. А когда Раньер-старший скончался, то его сыну это бремя досталось. Так-то, парень.

Йеспер снова задумчиво почесал щеку.

— Да уж, много дурного творится под солнцем и луной, — пробормотал он.

Франческа была с ним совершенно согласна. Она и сама могла рассказать не одну страшную историю. Печальная судьба неизвестной Эмилии заставляла погружаться в собственные воспоминания, а уж этого Франческа нисколько не желала. Ей нравилось жить — здесь и сейчас.

Желая отделаться от тягостного чувства, она отвернулась от сидевшей у борта компании и перевела взгляд на берег. И тут же улыбнулась.

По пристани шел Рико.

Если бы ду Гральта пожелал двигаться скрытно, из этого все равно ничего бы не вышло. Понимая, что прятаться бесполезно, Рико шел в открытую, расправив плечи, уверенно и с достоинством. Приветственно кивнул капитану и чиновникам, неспешно поднялся по сходням и окинул взором палубу.

Если он и удивился, обнаружив Йеспера в столь странной компании, то виду не подал.

— Доброго дня, сестры, — поприветствовал он женщин. — Надеюсь, мой помощник не слишком вам докучает? Он великий болтун, кого угодно заговорит.

— О нет, добрый джиор, — откликнулась сестра Клара. — Он спасает наши души от знойного уныния. Ибо, как говорил Аврелиан Ботернский, достойный собеседник подобен кувшину воды в день зноя.

— Но я его у вас украду, — он шлепнул Йеспера по плечу. — Пойдем-ка, дружок, обсудим дела насущные. Простите, сестры.

Они направились на корму. Сестры, оставшись одни, чуть помолчали, а затем сестра Клара вполголоса произнесла:

— Вот, а ты говорила: жулик. Вон у какого представительного джиора служит. И сам добрый малый.

— Добрый, — изрекла сестра Доротея и веско припечатала: — Но жулик.

Франческа слегка улыбнулась и отступила назад — все так же легко и неслышно.

— Что ты втирал бедным женщинам? — спросил Рико. — Надеюсь, не уговаривал отдать тебе содержимое кружки с пожертвованиями как самому достойному претенденту?

Лицо Йеспера изменилось. Он звонко шлепнул себя по лбу.

— Да как же я сам-то не додумался! — простонал он. — Такая идея…

— Ну, так прибереги до следующего раза. Если представится. А сейчас серьезно… Ты уже завел знакомства?

— Скорее они завели его, — заметила Франческа, приблизившись. — Знакомства и приключения. Йеспер погрузился в местные семейные истории.

— Как погрузился, так и вынырнет, — Рико потянулся и зевнул. — Жаль, что здесь появились эти сестры.

— Что тебе сделали две милые старушки? — проворчал Варендаль.

— Ничего. Но пока они здесь, мы не сможем использовать вот это. Только не разворачивай целиком.

Он протянул Франческе упакованный в мешковину сверток, который держал под мышкой. Женщина тут же сдернула край мешка.

— Рико! — изумленно прошептала она. — Это же плащ сестры-молчальницы. Где ты это взял⁈

Йеспер тоже сунул нос в сверток.

— И эти люди запрещают мне все на свете, — заявил он, закатывая глаза. — Признайся, Фран, это у него такие фантазии, да?

— Да как-то не замечала, — пробормотала Франческа.

— Вообще-то это для джиори Джованны, — заметил Рико, отбирая сверток. — чтобы не сверкала своими рабочими штанами в приличном обществе.

— А ничего попроще не нашлось? Ты что, увидел, как в монастырском саду белье на веревке сушится, и перелез через забор? Не верю — под тобой забор развалится.

— Это самое надежное. Никто не пристанет.

— А ты представляешь, что будет, если ее поймают в таком виде?

— Если ее поймают, то ее в любом виде ничего доброго не ждет. А потому — пусть идет в трюм и не высовывается, покуда не отплывем. А я составлю ей компанию — потому что сейчас, как лошадь, засну стоя. Фран, солнышко, ты присмотри здесь — остаешься за старшую.

— А я? — с деланной обидой спросил Йеспер.

— А ты как всегда, за капризного младшего братика. И учти: по поводу кружки с пожертвованиями я пошутил.

До отплытия больше ничего интересного не случилось. В назначенный час ударил колокол, барка отшвартовалась и неторопливо заскользила дальше по Риваре.

Йеспер все так же болтал со старушками, но Франческа уже не слишком прислушивалась к беседе. Занятая своими мыслями, она сидела на корме барки, наблюдая, как скрываются вдали башни Читта-Менья, и снова тянется высокий пустынный берег.