Йеспер отшатнулся, словно от удара. Он рванулся, но глаза не отпустили. Они держали крепче, чем любые путы, не давая сойти с места, отвернуться, опомниться.

Он смотрел в эти глаза, и, казалось, погружался в черную бездну отчаяния, и с каждой секундой проваливался все глубже и глубже. Сейчас он был, точно тот беспомощный бродилец, пойманный в сети силы, превосходящей его собственную. Его захлестывало острое ощущение беспомощности и одиночества, затягивая в водоворот сердечной боли.

Он смутно различал лицо своего противника. Женщина не была молода — лет тридцати, а то и больше, не была она и красива: тонкое скуластое лицо с ранними морщинами у рта, бледная, словно снег, кожа и почти бесцветные тонкие губы. Ничего, что привлекло бы Йеспера раньше, ничего, что привлечет, если он вырвется из этого плена. Но сейчас они были связаны крепче, чем родичи, сильнее, чем любовники.

Йеспер начал понимать, что еще чуть-чуть, и он пропадет. Кровь била в виски с такой силой, словно вот-вот прорвет оболочку плоти и хлынет наружу.

— Пощадите меня, джиори, — прошептал он, стараясь своей сбивчивой речью прервать течение этой черной реки, — Я тону, так дайте мне выплыть…

Он не надеялся на понимание, но женщина опустила голову, и наваждение исчезло. Черные воды успокоились.

Понимала ли она сама, на что способна? Знали ли те люди на площади?

— Кто вы, джиори? — трясущимися губами выдавил Йеспер.

— Никто, — ответила она. — А ты? Ты пришел найти ее?

— Её⁈

— Она там, — прошептала она. — Там. Ты пришел найти ее? Скажи, ты пришел найти ее?

Пальцы ее впились в запястье Йеспера с неимоверной для такой тонкой руки силой. Сейчас кость треснет, подумал Варендаль.

— Э-э, джиори, — пробормотал Йеспер. — Да… наверно…

— Она там, — продолжила женщина. — Они ищут, они снова ищут. Я знаю. Они не прекратят искать. И ты не прекращай. Она там. Я вижу ее ночами, когда открываю глаза. Ты умеешь открывать глаза? Это страшно, да?

Йеспер чувствовал, что его знобит. Умеешь открывать глаза…

— Да, — признался он. — Я умею открывать глаза.

— Ты найдешь ее? Скажи, найдешь?

Этим глазам было невыносимо лгать, но Йеспер попытался.

— Я не лгу, джиори, — произнес он. — Я обещаю, что найду… скажите лишь, что?

— Поклянись своим отцом и своей матерью, своей сестрой и своим братом, своей невестой и своим домом!

Какая легкая клятва… Йеспер кивнул.

— Тогда возьми, — она неожиданно лукаво улыбнулась и, встав так, чтобы каменная лилия загораживала ее от взглядов, украдкой вернула монету Йесперу. — Помни: она не твоя. Не моя. Как не мое солнце, не твоя луна. Она там, где течет река без имени, там, где вода не отражает звезды, там…

Она внезапно умолкла. Просто остановилась, прервав фразу, словно забыла все слова на земле. Это напомнило долгий отзвук оборвавшейся струны. Вот только струна хлестанула по пальцам, до крови разрезав кожу.

— Джиори? — прошептал Йеспер.

Она смущенно, но словно непонимающе улыбнулась и пошла прочь от фонтана. Загорелый мужчина шагнул навстречу, будто ожидал такой развязки.

На Йеспера он и не смотрел. Чужак сделал свое дело и мог убираться на все четыре стороны.

Варендаль поспешно сунул голову под струи фонтана, словно желая смыть наваждение. Вынырнул, протер глаза, побрел прочь с площади…

— Парень! — будто сквозь туман услышал он голос старушки с тачкой. — Парень, пожитки свои забыл!

Когда он вернулся на пристань, здесь уже вовсю делались дела. Сновали туда-сюда грузчики с мешками и тюками, пересмеивались матросы, истошно блеяла забредшая на причал белая коза, и возились в пыли куры. Словом, все были заняты.

Сам капитан Бенито — степенный бородач в шикарном сине-зеленом дублете — стоял на пристани в компании пары таможенников, перебирая какие-то бумаги. Йеспер прошмыгнул мимо, надеясь, что чиновники, увлеченные чтением, не обратят никакого внимания на пассажира, и направился к раскрытому люку в трюм.

— Йеспер!

Из-за палубной надстройки выглянула Франческа. Йеспер тут же изменил направление.

Здесь было сейчас, наверно, самое спокойное местечко на судне. Борт, обращенный к реке, никого не интересовал. Франческа устроилась на скамье и благодушно взирала на волны, небо и противоположный низкий берег.

— Загоришь, — заметил Йеспер, усаживаясь рядом. — Нос покраснеет.

— У меня кожа привычная, — отмахнулась она.

По другую сторону от Франчески, ссутулившись, сидела Джованна Сансеверо. Не сказать, чтобы она была весела и довольна жизнью, но и помирать сию минуту вроде бы не собиралась. Между женщинами на тряпице лежал порезанный сыр, стояла миска с сушеными фигами и большая глиняная кружка с чистой водой.

— Ого! Где взяли? — спросил Йеспер, водружая свой узелок рядом с миской. — А я-то спешил…

Он вытащил из миски фигу, подул на нее и сунул в рот.

— У джиори Сансеверо остались деньги, — пояснила Франческа. — Немного, но завтрак Рико раздобыл.

— А сам он где?

— Ушел размять ноги.

Франческа легким движением выпустила из рукава кинжал и принялась бережно нарезать хлеб, с явным наслаждением вдыхая теплый сытный аромат.

Некоторое время все молча ели: Франческа, расслабленно и очень аккуратно, Йеспер задумчиво, а Джованна медленно, словно через силу заставляя себя глотать.

Наблюдая за ней, Йеспер отвлекся от своих невеселых мыслей и решил задать вопрос, который давно его занимал.

— Джиори Джованна, а все же, что там стряслось, на мосту?

— Не знаю, — отрезала Джованна. — Память отшибло.

— Как так? — поразился Йеспер. — Совсем?

— Напрочь, — сварливым голосом подтвердила женщина.

Йеспер открыл было рот, чтобы попытаться снова, но Франческа легонько дернула его за рукав, призывая умолкнуть. Словно желая отделаться от расспросов, Джованна встала и поковыляла подальше на корму, где и остановилась в одиночестве: тощая, словно жердь, в грязной рабочей робе.

— Платье бы какое, — заметил Йеспер. — Женщина в мужской одежде вызывает вопросы. Если она, конечно, не Эрмелинда Гвардари. Неужто она и впрямь ничего не помнит?

— Сомневаюсь, — сказала Франческа. — Скорее не доверяет. Она крепкий орешек. Танкреди предупреждал.

— Вот пусть Танкреди и раскалывает, — решил Йеспер. — Одной левой.

Он хохотнул, довольный невольной остротой. Франческа даже не улыбнулась.

— И не стыдно тебе, — произнесла она с неожиданной серьезностью. — Бросил своего господина одного, со сломанной рукой, да еще и веселишься на его счет.

Йеспер опешил.

— Фран, да что ты? Я не бросил… он сам отпустил. Ты же знаешь: он же, словно Блудный лис. У него десять жизней — девять и одна запасная…

Щеки Франчески вспыхнули.

— Не смей так говорить, — с неожиданной злой горечью произнесла она. — Ни у кого нет десяти жизней, Йеспер. Когда же ты это поймешь?

Она поднесла к губам кружку и сделала глоток, словно надеясь, что вода остудит ее гнев.

— Ну вот, — расстроенно протянул Йеспер. — Я тебя обидел. И сам не понял, чем именно. Я дурак, да?

— Ты не дурак. Ты пятнадцатилетний подросток, который никак не поймет, что давно стал взрослым. Рико считает, что Танкреди тебя разбаловал.

— А ты? Тоже так думаешь?

Франческа вздохнула и ничего не ответила. Наступило долгое молчание. Наконец Йеспер покусал губу, поскреб пальцем скамейку и негромко проговорил:

— Фран, послушай… Я все собирался спросить… ты когда-нибудь встречала кого-то такого… ну… такого, как ты?

— Такого, как я? Что ты имеешь в виду?

— Ну… ты понимаешь…

Франческа поморщилась, скользнув взглядом по платку.

— Да. Однажды встречала. Давно.

— И… как?

— Если вкратце: меня попытались убить.

— И что?

— Как видишь, я жива. Почему ты спрашиваешь?

Йеспер поерзал на скамье.

— Понимаешь, я, кажется, встретил кого-то, подобного мне. Не совсем такого, но я прямо чую, что это то самое. Только много сильнее. Много-много силы, много-много боли. Очень страшно.