Да что б ты вовек никого не поймал, мысленно посулила Эрме.

— А не возвращает ли он деньги в случае отмены боя? — уточнила она.

— Разумеется, нет, монерленги. Копьеносцы — служители Девяти. С богами не торгуются.

О да, эту истину служители Черного Трилистника чтили ревностно.

— Ну а если вы потерпите неудачу? — сделала она еще одну безнадежную попытку.

— Я сделаю все возможное. Но даже если предположить… будет возвращена лишь девятая часть суммы. Остальное — компенсация за смертельный риск. Вы ведь знаете, мы сейчас идем туманной дорогой.

Разумеется, она знала. Как говорили, подготовка к путешествию за Занавесь начиналась задолго до того, как ловчий и его люди оказывались у Язвы. Каждый раз, когда отряд покидал Лунный город, и предводитель поднимал над головой украшенный альмеронами жезл, он вверял себя и свой отряд незримой воле, которую не способна преодолеть слабая людская решимость.

Эти люди принадлежат двум мирам. И с каждым путешествием за Занавесь один мир перевешивает.

— Когда он сделал заказ? — спросила Эрме.

— Еще в начале зимы. Такие вещи решаются заранее.

Это послужило слабым утешением. Глупый мальчишка не мог тогда знать о великой жаре и суши, грозящей голодом. Но то, что он скрыл свое решение, и она узнала о готовящемся бое лишь по случайности, ложилось на душу тяжелым булыжником.

У мальчишки и раньше были секреты. Так, мелкие бестолковые тайны, как у любого юноши. Связался с распутной девчонкой, загулял, напился чрезмерно. Опомнился, покаялся, поклялся, что больше ни в жизнь…

Но эти секреты никогда раньше не касались дел государства.

— Вы бы желали оспорить это задание, монерленги? — спросил Висконти.

О да, желала бы, но что толку, если деньги не вернуть? А еще она желала бы от души надрать щенку уши. Подожди, Джез, вот доберется она до столицы…

— Ну что вы, джиор Висконти, — улыбнулась Эрме. — Герцог сам принимает решения. Это его воля и не должно ей перечить. А теперь не могли бы вы указать место нашего ночлега?

Сквозь плотную стену ржаволиста вела единственная узкая тропка. Как видно, пользовались ей редко: ветки разрослись настолько, что сплелись друг с другом в подобие живой арки, ощетинившейся во все стороны острейшими шипами. Путь не обошелся без потерь: Эрме порвала рукав и с досадой вспоминала, найдется ли в ее скарбе запасная сорочка, третья по счету. Оставалось надеяться на запасливость Терезы. Крамер лишился фазаньего пера с берета. Тадео и вовсе разодрал щеку, неуклюже дернувшись от гибкого побега, вздумавшего распрямиться прямо у его лица.

Один Висконти остался цел и невредим: несмотря на свой высокий рост он до странности легко сгибался, пробираясь под навесом ветвей и ловко уклонялся от шипов, что целились в тело. Сейчас ловчий не казался таким уж каменным истуканом.

Тропа вертелась, неуклонно забирая вверх, пока не выпустила на поляну, скрытую в плотном, точно крепостная стена, кольце ржаволиста. Слева виднелся выступ скалы, окруженный высоченной рыжей травой, то ли мертвой от зноя, то ли оставшейся с прошлого года. Под скалой открывался черный зев пещеры.

— Что, еще один тайный грот? — шепотом спросила Эрме у Тадео. Тот, прижимая к исцарапанной щеке платок, только поморщился.

Эрме и сама быстро поняла, что лесная пещера не имеет ничего общего с найденным на территории замка гротом. Свод ее был довольно широк, но низок — в половину обычного человеческого роста. Из темноты тянуло сыростью, грибной плесенью и тем затхлым, тяжелым духом, который бывает в давно не чищеных погребах, подземельях и тюрьмах.

— Вы всерьез предлагаете заночевать здесь? — усомнилась в разумности ловчего Эрме.

— Вполне, — ответил Висконти. — Это Малое Убежище. Есть еще Большое, но до него почти сутки пути по скалам. Место не слишком уютное, но зато спокойное. Здешние его знают.

Последние слова подтверждались следами кострищ у порога. Эрме задумчиво ковырнула слежавшийся пепел, обнажив обугленные осколки костей какой-то мелкой живности.

— Если так, отчего не пришли сюда сами?

— Как понимаю, они оставили его для джиора наместника, как наиболее безопасное. Сами же выбрали нижнюю террасу. Ваши стражи явно обладают чувством долга.

Тадео скривился: такая забота его явно не радовала. Не полезу я туда, решила про себя Эрме. А если и полезу, то не ночью. Там точно есть мокрицы. И мыши. И слизни. И боги знают, что еще.

— Курт, проверьте.

Капитан взял у Висконти просмоленный факел и принялся высекать огонь. Судя по лицу, он вовсе не жаждал становиться барсуком или лисой.

Наконец трут затлел. Крамер поднес его к факелу, дождался, пока пакля разгорится, как следует, вытащил чикветту и, согнувшись в три погибели, полез вниз.

Эрме прислушивалась. Сначала ясно послышалось грубое ругательство на греардском (Крамер давно заблуждался, думая, что она не понимает значения заковыристого старинного выражения). После раздались приглушенные шаги, постепенно замирающие, снова ругательство — на сей раз резкое и краткое, затем шаги вернулись, и в отверстии показалась голова Крамера. Ко лбу капитана прилипли клочья паутины.

— Я бы сказал: все чисто, — угрюмо сообщил он, — да язык не повернется. Опасности нет, но я б сто раз подумал, монерленги, прежде чем туда соваться. Грязища, вонища…И еще эти руки…

— Какие руки⁈

— Вот такие, — Крамер выставил ладонь вперед. — То ли намалеваны, то ли высечены. Жутковато.

Что еще за история? На Тиммерине и без того оказалось достаточно жути. Что-то в лице и голосе Крамера заставило Эрме решиться.

— Лови меня, я спускаюсь, — велела она. — Тадео, ты идешь?

— Куда ж я денусь, — проворчал Тадео, только что удобно устроившийся на траве. — Да здравствуют подвалы и подземелья! Видел я уже эти руки… видел…

Массимо Висконти остался снаружи: он не слишком заинтересовался словами капитана.

За свою жизнь Эрме видела и пышные палаццо, и нищие деревенские хижины. Заносила ее судьба и в подземелья — чаще, разумеется, в рукотворные, как в Аранте.

Так что Убежище вряд ли могло ее поразить. Это, по сути, была простая нора в скале. Сначала пришлось путешествовать вниз почти ползком, затем — держась за локоть Крамера. Впрочем, пол вскоре выровнялся, Эрме отпустила капитана и принялась осматриваться, благо Крамер поднял факел под самый потолок.

Зрелище было так себе. Весь пол пещеры был устлан сплошным ковром из прелой листвы (сырой даже сейчас, когда снаружи стояла несусветная жара), гнилой травы, связки которой валялись то здесь, то там, мышиного помета и мелких, разрозненных костей и перьев. Вероятно, в те дни, когда сюда не заглядывали люди, пещера служила обиталищем мелким лесным хищникам.

Воняло неистребимо и сложно, аж комок встал в горле. Заночевать в таком месте мог только очень небрезгливый человек. Однако, судя по кучам угля и пепла, таковые бывали.

Крамер завернул за поворот и остановился.

— Вот оно.

На закопченной, блестящей от сырости и дорожек слизней стене виднелись темные пятна. Сначала они показались просто разрозненными мазками краски, но стоило Эрме приблизиться, как она осознала ошибку.

Вся стена от низкого потолка до пола была усеяна отпечатками ладоней. Большей частью они были едва заметны за слоем грязи и копоти, но кое-где различались вполне отчетливо. Эрме коснулась стены пальцем, чувствуя стылую, почти невероятную в окружающей жаре, каменную сырость. Кажется, не краска, как решил Крамер. Поверхность казалась шершавой, но никакого следа рукотворной работы стена не несла. Что же получается?

Отпечатки ладоней — узкие, с непомерно длинными пальцами, чьи суставы раздулись, будто у больного ревматизмом, проступали сквозь тяжелый красный камень. Проступали настолько отчетливо, что Эрме могла различить на некоторых, особенно ярких, петли, дуги и линии, по которым гадатели читают о судьбе.

Чем дальше она смотрела, тем тревожнее становилось на душе. Что-то глубоко неправильное, чуждое таилось в самом строении рисунка и в расположении его на стене…