— Этот отведет, — проворчал себе под нос капитан Джакомо и, дождавшись, пока «светлости» удалятся на некоторое расстояние, добавил: — Вы джиор, того, в оба смотрите. Малый с придурью, а пес евонный — вообще убойца! Остерегайтесь!

Капитан Крамер натянул на руки перчатки и поправил пояс с чикветтой.

— Благодарю, джиор. — процедил он сквозь зубы. — Уж я присмотрю.

Если вокруг озера и существовали тропы, то Эрме не заметила ни одной. На ее городской взгляд, они двигались по совершенно дикой местности, лишенной всякого признака человеческого присутствия. Ни памятного камня-указателя, ни вырубки, ни даже старого кострища. Они оказались в той части тиммеринского побережья, где не было селений.

Фратер Бруно забился в порядочную глушь, но на то он и отшельник.

Фратер Бруно (в миру Николо Барка из Барраса) был сыном зажиточного владельца ткацкой мануфактуры и намеревался пойти той же добропорядочной и полезной стезей. И пошел, и даже начал добиваться известности на поприще заколачивания прибыли… Но в один прекрасный день в канцелярию герцога Виорентийского пришло письмо, в котором означенный Николо Барка из Барраса нижайше уведомлял его светлость (в отличном деловом стиле и с изумительно правильной грамматикой), что в ближайший месяц в местности, именуемой Кампейя, пройдут обильные дожди, отчего неизбежно выйдет из берегов река Тавора, обрушится старая плотина и будут затоплены три деревни, две помещичьи усадьбы, пять мельниц и вода остановится лишь в пьеде от собачьей будки, что за пристанской караулкой (сама караулка не уцелеет, как и пристань). Однако ежели прямо сейчас принять меры, то разрушения ограничатся одной деревней и двумя мельницами, а местный люд и вовсе избегнет смерти.

К письму прилагалось обоснование на три листа с подробными пояснениями, основанными преимущественно на движении облаков над баррасской кампанилой и траекторией полета ястреба-перепелятника, свившего гнездо на старом кедре за крепостной стеной.

Письмоводитель герцогской канцелярии сначала вдоволь посмеялся, а после сильно озадачился. Отправлять явный бред безумца на стол герцогу — значило риск навлечь на себе неудовольствие начальства, но, с другой стороны, после опустошительного Великого землетрясения правитель с особым вниманием выслушивал все вести о разгуле стихии.

После совещания с главой канцелярии и личным герцогским секретарем письмо все же попало в заветную папку (на всякий случай регистрационный номер ставить не стали, чтобы не портить учетную книгу). Каково же было удивление всей канцелярии, когда письмо вернулось с резолюцией, предписывающей ведомству, следящему за состоянием мостов, плотин и дорог, обревизовать и, буде окажется нужда, надлежаще укрепить дамбу.

Дожди и впрямь случились. Дамба, требовавшая изрядного ремонта и отчасти его получившая, дала течи, но в целом устояла, и поток воды получился менее разрушительным, чем можно было ожидать. Деревенька на склоне все же поплыла вниз по течению, но жители успели удачно разбежаться. Пристань, караулка и собачья будка не пострадали.

Случай этот произвел большое впечатление на жаждущие всего необычного умы. В Баррас потянулись желающие поглазеть на новоявленного предсказателя. Старшины города ткачей остались весьма недовольны наводнившей до того степенный и деловой город странной публикой. Сам Николо тоже был не в восторге: он запер перед неофитами ворота своей мануфактуры и дома, а для особо непонятливого люда его слуги и работники заготовили крепкие дубинки.

Где-то через год странная история повторилась. На сей раз написанной безупречным и жестким деловым стилем письмо сообщало о лесном пожаре, который вскорости опустошит склоны горы Макесса и уничтожит пасущиеся там овечьи стада. Поделать с сим бедствием ничего нельзя, возможно лишь предостеречь пастырей да пустить воду по заброшенному каналу, чтобы остановить бушующее пламя и не дать пожару спуститься в долину.

Письмо легло на стол герцога без промедления. Канал начали чистить, а овчаров, несмотря на недовольство, попросту в тычки согнали с горы в низину. Где-то через неделю, во время грозы молния ударила в сухое дерево…

Но все затмил третий случай. На сей раз в письме из Барраса было всего три слова: «Завтра проснется Раньош». Когда секретарь герцога впервые увидел это послание, он бежал от канцелярии в палаццо со скоростью вспугнутого оленя.

Катаклизм не касался непосредственно Виоренцы, нет, он произошел за сотни миль от нее, но в то же время он затронул сердца многих подданных герцога и в первую очередь саму семью Гвардари.

На острове Истиара ожил спавший столетия вулкан Раньош. Раскаленная лава снесла с лица земли столицу острова город Айферру, где располагался крупный аддирский гарнизон. Поднявшаяся великая волна полностью уничтожила вражескую флотилию, которая после захвата острова держала в страхе всю Эклейду. Уцелели немногие. Остров скинул с себя аддиров, словно собака — грязь, налипшую на шерсть.

Вспоминали, что когда вести, подтверждающие правдивость пророчества, дошли до Виоренцы, колокола на Корабельной отмели звонили не смолкая весь день, и огромный колокол Храма Истины Крылатой на площади перед палаццо Гвардари отвечал им своим глубоким тягучим голосом. Алтари Трех Непреклонных были завалены поминальными цветами черного ириса и пряным смолистым розмарином.

Люди вновь и вновь говорили о Черном Сердце Эклейды, которое не позволяет удержаться на Истиаре чужакам. Вновь и вновь вспоминали уничтоженную Таркону и Тьяго Эскалату, погибшего брата герцогини, проклявшего аддиров и пообещавшего им отмщение кровью и огнем. И даже, когда стало известно, что Истиара, залитая лавой и засыпанная пеплом, отныне непригодна для жизни, ибо вулкан так и не заснул окончательно, и теперь даже пираты боятся приближаться к курящемуся серным дымом острову, это было воспринято как воля богов.

Баррас сделался объектом паломничества. Мануфактура встала, обозленный предсказатель показывал нос из окна, лишь чтобы обложить толпу бранью и спрятаться обратно. В Виоренцу же тогдашнему фламину Храма Истины Крылатой пришло письмо из Лунного города, в котором глава Черного Трилистника недвусмысленно интересовался, кто таков этот Николо Барка, и на каком фундаменте он строит свои прозрения, ибо ни в одном из Девяти Свитков не содержалось возможности подобного толкования воли богов. А что не от богов и не в природе людской, то сами знаете откуда…

После этого герцог пожелал лично увидеться с предсказателем. Николо прибыл в Виоренцу ночью и под конвоем. Разговор правителя и пророка вышел долгим, содержание его осталось тайной, но доподлинно известно, что после сей беседы Николо передал все права на владение мануфактурой родне, прямо в дворцовой капелле принял бронзовое кольцо нищенствующего брата, после чего отбыл в неизвестном направлении.

Истерия вокруг Барраса за отсутствием предмета поклонения постепенно сошла на нет. Интерес служителей Черного Трилистника тоже подозрительно быстро увял. А после на побережье Тормары саранчой обрушились аддиры, и всем стало не до капризов погоды. Николо словно растворился в осеннем тормарском тумане. Для всего мира, но не для Гвардари.

Эрме была в числе немногих знающих, куда подевался Николо Барка, но даже для нее оставалось загадкой, отчего было избрано именно это место. Вскоре после того, как она стала Саламандрой, дед соизволил поставить ее в известность, что фратер Бруно давно и безвылазно поселился на Тиммерине, в таком диком месте, куда протоптать народную тропу было практически невозможно. Способности свои окружающему люду он не выказывал, и к тому времени, когда Тадео обосновался в замке тиммеринского наместника, отщельник уже считался просто частью местного пейзажа.

Сама Эрме видела его один-единственный раз, несколько лет назад, во время своего путешествия с юным герцогом (Джез тогда только-только стал полноправным правителем и с энтузиазмом обозревал свое государство). Ради такого случая фратер покинул свое убежище и пешком, по лесным тропам, добрался до Тиммори, где был удостоен краткой приватной встречи.