В голове есть несколько идей по идеям и задумкам по новым книгам. Чернов?.. Или Ромка? Эти ребята сложные достаточно. И там и там история про бывших. И скорее всего первым на очереди будет Чернов, в августе думаю.

Но без новинок вас оставлять не буду. И уже 29 июня… что-то новенькое и свеженькое! Ждете? Следите за блогами на моей странице.

Вика.

Я не знаю, как выразить эту тревогу. Она стучит где-то в затылке, ломит в висках, а в груди тяжелеет до тошноты. Надя спит, Оля укладывает её после кормления, и в доме наконец тишина. Но я не могу просто сидеть. Я жду. Я почти киплю внутри. И когда в дверь наконец звонят — я бросаюсь открывать, даже не заглядывая в глазок. Хотя, ну кто звонит, когда у нас охраны толпа?

Вежливый бандит. Такое бывает? Видимо,да.

Чернов. Уставший, в темной футболке, с короткой щетиной и сумрачным взглядом. Заходит в прихожую, скидывает обувь без лишних слов. Мы в гостиной. Он присаживается, но я не сажусь. Стою перед ним. Руки дрожат. Я вся словно нерв оголенный. Тронь - убью.

— Ну? Рассказывай, — говорю. — Всё. Я хочу знать.

Он вздыхает и смотрит в сторону, как будто я его раздражаю заранее.

— Вика, тебе сейчас надо думать о Максе, о ребёнке, а не копаться в этом дерьме. Всё под контролем.

— Под контролем? — я поднимаю брови. — Да ты издеваешься? Я перерыла весь интернет, нигде ни слова про законопроект! Отозван ли он вообще? И кто были те, кто нас похитили? Где они? Что с ними?!

Чернов медленно выдыхает, как будто считает до десяти. Потом хрипло отвечает:

— Законопроект отозван. Утром того же дня, когда всё началось. Макс сам дал отмашку.

Я чувствую, как подкатывает ком. Горло сжимает.

— Значит, всё это было не просто так… Значит, они и правда охотились за ним?

— За вами, Вика, — поправляет он. — За всей семьёй.

— Кто?!

Он смотрит на меня долго. Потом устало трет лоб.

— Почти всех взяли. Кто был на объектах, кто занимался транспортировкой, кто контролировал запись и распространение. Одного ещё ищем. Скользкий ублюдок, но найдём. А Маша... — он цедит сквозь зубы, — даёт показания. И все остальные тоже.

— Маша… — я сжимаю кулаки. — Психичка эта?! Маньячка?! Я хочу с ней поговорить. В глаза ей посмотреть. Мне нужно это. Я должна! Мне в морду ей плюнуть хочется и растерзать ее своими руками! Маша, Алиса… Даша… я сама скоро с ума сойду. Где вторая дурная голова?

— Не еби мне мозги, — выдыхает Чернов. — Макс проснётся и нам с тобой обоим по шее настучит, если узнает.

— Пусть! — я почти кричу. — Он не был там! Он не видел, как она смотрела, когда я рожала! Он не слышал, как она смеялась! Эта тварь хотела, чтобы я умерла, чтобы моя дочь умерла!

— Там говна, Вика, — отвечает он резко. — Там полный подвал говна. Но хочешь? Хорошо. Будет тебе встреча. Только один раз. Один. Я договорюсь. Но нужно тебе оно, нырять в этот ад еще раз. Истерики эти ваши женские…

— Истерики?! — усмехаюсь я горько. — Ты серьёзно?Не тебе говорить про такое! Понял?

Он хмурится, но кивает. На правду не обижаются…

— Сказал — значит будет. Я своё слово держу. А теперь ещё одно: Алиса. Ты же про нее? – киваю, — Она в психушке. Как и была. Они её не трогали. Она им не нужна была. Ни она, ни Маша. Это были просто... ключи. Способ добраться до вашей семьи. Макс им как кость в горле. Слишком много мог. Вот и решили надавить туда, где больнее всего. На тебя. На ребёнка.

Я сажусь. Голова кружится.

— Господи...

Чернов молчит. Просто смотрит. И я понимаю, он всё это время жил на грани. Тащил нас на себе. Дрался за нас. Без сна, без права на ошибку. Он не говорит. Но я вижу.

— Спасибо, — говорю тихо. — За всё.

Он хмыкает.

— Поблагодаришь, когда Макс на ноги встанет.

А потом уходит. Я сижу в тишине. И думаю, сколько ещё боли в этой истории. Сколько ещё невыговоренного, неузнанного. Но я узнаю всё. Я докопаюсь до каждой детали. Потому что только так смогу отпустить.

И когда Макс проснётся — я скажу ему всё. От начала и до конца. И мы переживём это. Вместе.

Вика

— Ты с ума сошла! — Оля стоит на пороге кухни, с полотенцем через плечо, глаза сверкают. — Вика, скажи мне, что это бред, и ты не поехала встречаться с этой психопаткой.

Господи, как я благодарна вселенной и судьбе за такую подругу. Сама только после перелома, хромыляет, но рядом со мной.

Сажусь за стол и кружку чая беру, будто могу ею прикрыться. Не отвечаю. Только смотрю в окно, на тени от деревьев. Чернов оперативно мне встречу организовал. Ольке соврала и поехала. а так бы она меня из дома не выпустила! А сейчас… смысла скрывать нет. и мне катастрофически “срочно надо” поделиться с кем-то, хоть с одной живой душой тем, что во мне сейчас намешано.

— Вика! Дура ты такая! — Оля срывается. — Ты недавно родила, ты всё ещё приходишь в себя, ты и так вся на грани, а ты едешь встречаться с ней?! С этой... сукой?! Решила со срывом в больничку опять загреметь? И так молоко пропало.

Я вздыхаю. Медленно. На груди будто камень лежит и я никак не могу его спихнуть. .

— Мне нужно было, Оль. Мне нужно было посмотреть ей в глаза. Услышать. Понять.

— Что понять?! — она садится рядом, шумно опускаясь на стул. — Что она больная?! Мы это и так знали. А теперь ты ещё и с её бредом на сердце останешься. Что нового тебе эта гнида могла рассказать?

Я поворачиваюсь к ней. Вижу — она злится. Но под злостью страх и паника. Настоящие. Мы как одна семья, настолько близки, особенно сейчас.

— Она сказала... — начинаю тихо. — Сказала, что я заняла место Даши. Что не должна была счастливо жить с чужим мужчиной. Что если бы Алиса делала всё, что она говорила, Макс бы спал с ней. И жил бы с ней. Меня бы вышвырнул.

Оля молчит. Я вижу, как сжимается её челюсть.

— Я спросила — знал ли об этом Макс. Она рассмеялась и сказала: «Конечно знал. Не поделился с тобой? Значит, хотел, чтобы ты страдала. Потому что он всё ещё любит Дашку, сука такая».

Я не выдерживаю. Пальцы дрожат, губы подрагивают.

— Врёт она всё. Она больная. Она... — Оля вдруг обрывается, смотрит на меня. — Вика, ну ты же знаешь. Ты же знаешь, что Макс никогда бы...

Я киваю. Слёзы подступают. Горят в глазах.

— Знаю... Но всё равно болит. Даже если знаешь. Даже если веришь. Болит.

Оля берёт мою руку, сжимает крепко.

— Ты как струна, натянутая. Всё время. Сколько можно?! Поплачь. Выпусти из себя хоть что-то. Ты ж сама не святая, ты живая!

Я не отвечаю. Только слёзы сами катятся по щекам. И я плачу. Тихо. С горечью, что сидит где-то внутри уже давно. Плачу за всё. За то, что было. За то, что могло не случиться. За то, чего боюсь. И такая горькая правда, глупая и пагубная… она же жизнь мою разрушила. Семью мою. Сын мой от женщин бежит. Муж мой вбольнице и каким он будет завтра, я боюсь думать. Хотя очень жду когда он откроет свои глаза и… молюсь, чтобы меня узнал.

Ведь, если бы Маша не рассказала мне все, то… я уже знала, давно, что простила Макса. Что для меня не важно, что было тогда. Важно то, что сейчас. И то, что без него я жить не смогу… не будет красок и цветов. Не будет моего тыла, моего дома. Души.

— Я просто хочу, чтобы он проснулся... — шепчу. — Чтобы всё было как раньше. Чтобы я могла снова дышать...

Оля гладит меня по голове, как ребёнка. И ничего не говорит. Только молчит рядом. Рядом с моей болью. И этого — достаточно.

— Перемелится- мука будет. Спи. За Надей я присмотрю. Завтра важный день. Волк твой проснется.

Девочки, история Волковых практически подошла к завершению. Осталось буквально пара глав.

И я спешу Вас пригласить в мою новинку, в соавторстве с Яной Мосар. Вдруг кто не увидел оповещение? Кстати, история частично основана на реальных событиях. Ссылка на книгу: