Макс.
— Так, Макс! — рычит он. — Мы здесь. Мы нашли её. И она жива! Успокойся и не суетись!
Я сжимаю зубы, пытаясь подняться из кресла. Всё плывёт перед глазами.
— Вези его, — командует Чернов. — Санитарная машина ждёт. А я сам за Викой. Привезу ее тут же, Макс.
Но я хватаю его за броню.
— Я сам… — шепчу. — Я иду… Не обсуждается! — рявкаю.
Он хочет оттолкнуть, но видит в моих глазах: не остановлюсь.
— Хорошо. Тогда вместе. Только не тормози. — Чернов кивает бойцам. — Периметр прочищен. Вперёд!
Я опираюсь на плечо одного из бойцов и двигаюсь. Раненый. Но идущий. Потому что они там. Мои девочки.
Даже если я рухну, я должен увидеть её. Должен сказать, что пришёл. Что всё позади.
Мы входим в коридор. Шаг за шагом. Впереди — дверь. За ней — всё, ради чего стоило жить.
Мы врываемся в помещение. Пахнет потом, кровью и болью. Вика лежит на матрасе, под ней — тряпки, скомканные простыни. Она тихо стонет, рядом Елена помогает. Один из медиков, что двигался следом за нами, уже рядом, забирает новорожденную девочку. Мельком вижу темные глазенки и носик пуговкой… светлые волосики…
Сердце удар пропускает, Господи, если бы я не успел…
— Всё хорошо, — шепчет он. — Жива. Обе живы.
Я падаю на колени рядом с Викой, беру её за руку. Она открывает глаза. Видит меня. И улыбается.
— Ты пришёл… — еле слышно.
— Я здесь, — выдыхаю. — Всё хорошо. Я с тобой. — Я нашёл тебя, Вика. Я тебя люблю. Очень. Слышишь?
Она кивает. На её губах кровь и улыбка. Я прижимаюсь к её лбу, целую быстро, с жадностью.
— Сейчас поедем в больницу. С нашей девочкой всё будет хорошо, ты только держись.
Снимаю с себя бронежилет. И надеваю на неё. Поправляю на плечах и груди. Она слабо сопротивляется.
— Не надо… — шепчет.
— Надо. — твёрдо отвечаю. — Ты и наша девочка важнее. Со мной все хорошо.
— Я сама пойду, Максим. Сама. Так быстрее.
Голову на Елену перевожу – она кивает. И сама выходит из комнаты в сопровождении бойца.
Вика опирается на мою руку и встаёт с груды тряпок. По помещению эхом раскатываются шаги спецназовцев – они проверяют каждый угол. И я понимаю, что нам нужно отсюда как можно скорее выбираться.
Пару минут – и мы уже на свежем воздухе. Ещё несколько метров – и мы сядем в карету скорой помощи.
— Где Надя? —встревоженно восклицает Вика, озираясь по сторонам.
— Её на другой машине уже увезли в больницу, Викуш. Мы следом едем. Давай, Птичка, я тебя на руки возьму, ты еле стоишь на ногах.
— Нет, — твёрдо и упрямо отрезает, — у тебя бок в крови. Я сама пойду. Просто быстрее давай.
Я ищу взглядом Чернова, Дениса, Артёма. Хочу знать, кого задержали. Но их рядом нет. «Всё потом», — даю себе отмашку. Хрен кто куда денется от этих псов.
И тут — выстрел. Один. Точный. Тихий. Но смертельный.
Краем глаза вижу вспышку дульного пламени. Успеваю — бросаюсь вперёд, закрывая Вику собой. Пуля входит мне в спину. Боль такая, что глаза гаснут.
Кто-то орёт: «Стрелок! Стоять, блять!»
Спецназ реагирует мгновенно. Один из бойцов бросается к двери. Другой — к нам. Выстрелы. Вспышки.
— С крыши! С крыши стреляла! — кричит кто-то. — Женщина!
Я слышу, как поднимается гвалт. Кто-то орёт: «Задержать её!» Но я знаю — это была Маша. Последняя попытка.
— Макс! Макс, ты слышишь?! — голос Вики словно сквозь воду.
Я сжимаю её руку. Я не отпускаю.
— С тобой… всегда…
Тьма накрывает. Но я улыбаюсь. Потому что она в безопасности. Потому что я успел.
Глава 46.
Вика
Я разрываюсь на части. Мысли спутаны, тело ещё ломит, но я не замечаю эту боль, внутри — пустота и дикий, необузданный страх. Почему никто ничего не говорит?!
Знаю только, что его увезли. Сказали — экстренная операция. Тяжелое ранение в спину. И всё. Уже третий час абсолютного молчания.
— Вам нельзя вставать, — строго говорит медсестра, но я уже стою босиком на холодном полу. На мне халат, который едва могу застегнуть дрожащими пальцами нормально, чёрт с этими пуговицами!
— Я в туалет, можно?
Ну простите меня, не могу быть сейчас другой.
Я сбежала. Просто сняла капельницу, когда медсестра вышла. Нет, побежала если так можно назвать то, как я ползу вдоль стеночки пустого коридора.
Я здесь уже. Возле операционной. Сжимаю руки до боли, ногти впиваются в ладони.
Надя в надёжных руках, в детском отделении, под присмотром. У нее я тоже была, девочка моя в кювезе спит сладко. А я — здесь. Потому что не могу иначе.
Потому что он… закрыл меня собой. Потому что он спас. Потому что я даже не успела сказать, что люблю его. Что простила. Что мне страшно. Что я не вынесу, если…
Я столько много не сказала ему…
Дверь операционной закрыта. Свет над ней не гаснет. Я смотрю на него, как на окно в портал, где ангелы борются за жизнь моего самого родного и любимого…
Каждый звук в коридоре, как удар по нервам. Кто-то идёт — сердце подпрыгивает. Но мимо. Мимо. Мимо…
Я глажу холодную кафельную стену ладонью, как будто могу выцарапать через неё его руку. Чтоб не смел! Чтоб боролся! Я же за него борюсь, молюсь и… боюсь… жутко.
И вдруг…
— Мам!
Я вздрагиваю. Оборачиваюсь. Ромка. Бледный, как мел. Взъерошенный, глаза безумные страхом заполнены. Он бросается ко мне, хватает за плечи.
— Я только узнал! И сразу сюда. Мам…. а ты? Мам…
— Надя в детском отделении, Ром. С ней все хорошо. А папа…
Дальше продолжить не могу совсем, слезы не дают говорить. Просто качаю головой. Я не знаю, что сказать. Ромка сжимает губы, смотрит на дверь.
— Мам, да ты что. Он сильный! Он выкарабкается, — бормочет. — Давай ты в палату, а как только что-то станет известно, я сразу к тебе. Обещаю.
— Нет. Не уйду, — перебиваю. — Не смей меня уводить. Пока он там — я здесь. Это ты лучше сходи на сестру посмотри. Вы с ней так… похожи… — слезы глотаю.
Ромка когда родился, глазенки открыл, а там… серо-синяя бездна Максова. Вот и Надя такая же.
А что если? А что…
Ой нет. Не могу я!
На плечо ложится тяжелая мужская рука. Глаза поднимаю – Чернов.
— Сколько ещё будет длиться эта операция?! Почему так долго?! — шелестит мой голос. — Сколько, Леша?
Чернов сжимает губы. Молчит.
Я опускаюсь на скамейку. Обнимаю себя руками. Я дрожу. Мне страшно, как никогда. Но я не уйду. Я дождусь. Хоть всю жизнь. Лишь бы он выжил. Лишь бы открыл глаза и снова сказал мне:
«Я с тобой. Всегда».
Потому что если он не выйдет… я не знаю, как жить дальше.
Пальцы дрожат. Пульс скачет. Голова кружится. Опять на Лешку глаза поднимаю. И только сейчас замечаю, что Чернов в крови и повязка на плече.
— Вика, операция будет идти еще долго. Нужно в палату идти. У вас семья героев: то один с дырявым боком не слушается, то вторая у дверей сутками сидеть готова. Быстро вставай и пошли в палату. Макс очнется, не одобрит твоих подвигов.
— Мам, пойдем, вдруг там Надюшка плачет?
Уговаривают меня оба. А я все равно сопротивляюсь.
— Быстро в палату! — рычит Лешка. — Вот телефон, — протягивает мне гаджет, — Как только операция закончится, я сразу наберу.
Глава 47.
Вика.
— Мама, она такая маленькая и смешная… милая, — Ромка держит Надюшку на руках, прижимая к груди с каким-то неловким благоговением. Его голос дрожит, но в нём столько нежности, что сердце у меня трескается.
Я смотрю на них и не могу оторваться. Моя девочка — бусинка с розовыми щёчками, сморщенным носиком и крохотными пальчиками. И Рома… взрослый, сильный, высокий. Между ними двадцать лет, целая пропасть, целая жизнь, но в этот момент - они одно. Брат и сестра. Кровь моя. Любовь моя. Наша с Максом конечно же.
