Марина не была бойцом. Её мир состоял из книг, формул и бабушкиных рецептов. Единственное правило, вбитое в голову с детства, звенело сейчас набатом: «Если напали — отдай всё. Вещи — наживное. Главное — остаться в живых».

— В… в сумке, — прошептала она, едва шевеля губами, и кивнула в сторону своего баула. Пытаясь загнать обратно предательский комок слёз, подступавший к горлу, она сжала губы так сильно, что они побелели.

— Командир, глянь-ка, мясо! — оживился жилистый, поднимая тяжёлый свёрток. Он взвесил его на руке, словно оценивая. — Свининка, хороший кусок. Можно, я его возьму себе?

Тот, кого назвали «командиром», даже не взглянул. Его руки уже выуживали из сумки главное — потрёпанную тетрадь в кожаном переплёте и несколько старых книг. Именно за этим его и послали. Но нельзя было вызывать лишних вопросов у подручных.

— Бери, — буркнул он, продолжая свой методичный поиск. — Всё, что захочешь.

— О-хо-хо! Да тут и серебро есть! — залихватски свистнул жилистый, вскрыв маленький мешочек. Монеты весело звякнули у него на ладони. — Не зря, выходит, потрудились! И сумка добротная, — добавил он, с силой вытряхивая её содержимое на пыльную дорогу.

Из сумки на землю покатились два румяных яблока, ярким пятном выделяясь на серой земле. Одно из них бандит ловко подхватил.

— Свежие яблочки, весной…

— Подождите… — сорвался у Марины молящий шёпот. — Это… это детям… Оставьте им хотя бы яблоки…

Негодяй, не сводя взгляда с Марины, с хрустом вонзил в сочную мякоть свои жёлтые зубы, даже не потрудившись вытереть фрукт от пыли.

— Лакомство! — грабитель лишь усмехнулся, и слюна брызнула из уголков его рта. — Не реви, — бросил он, прожёвывая. — Потроха и кости мы тебе оставим. На похлёбку хватит! — мужик громко, по-хамски заржал, и этот звук резанул слух больнее, чем любой окрик.

— Кончай базар! Уходим! — резко оборвал его третий, тот, что всё это время молча стоял рядом с Мариной, не спуская глаз с дороги. — Телега показалась!

«Командир», уже засунувший тетрадь за пазуху, коротко кивнул. Жилистый, наспех запихав обратно в сумку свою добычу: а там было практически всё, что купила Марина, подмигнул девушке.

— Хороша, — бросил он на прощание и кинулся бежать за подельниками в лес.

— Гады… — выдохнула Марина, когда их фигуры скрылись в густой чаще леса. Слёзы, наконец, хлынули из её глаз, но это были не слёзы страха, а слёзы горькой, бессильной ярости и боли. Боль сжала грудь стальным обручем. Всё, что осталось у её ног, — это жалкая кучка вещей: потроха, кости, пустая теперь сумка и её скромный узелок с городской одеждой. И огрызок яблока, нелепо валяющийся в пыли.

— Марина, что случилось?

Голос прозвучал резко, почти жёстко, но в нём слышалась тревога. С притормозившей телеги, не дожидаясь полной остановки, спрыгнул Егор. Его движения были стремительными и собранными, как у хищника, уловившего запах крови.

— Ограбили, — прошептала Марина, поднимаясь с корточек. Голос дрожал, а когда она подняла на него полные слёз глаза, что-то в груди у Егора сжалось с незнакомой, почти болезненной силой.

Тихий, беспомощный стон сорвался с пухлых девичьих губ, и этот звук пронзил Егора острее любого клинка. Он замер, поражённый двойным ударом. Первым порывом была — знакомая, холодная ярость, требовавшая немедленно броситься в погоню, настичь и покарать. Мускулы напряглись сами собой, готовые к рывку.

Но был и другой порыв, новый и тревожный. Он не мог оторвать взгляда от её бледного, залитого слезами лица. От этих огромных глаз, в которых плескался испуг и обида. Впервые в его жизни чьи-то слёзы вызывали не раздражение или растерянность, а жгучую, физическую потребность защитить, укрыть, стереть эту боль с её щёк. Ему вдруг до мурашек захотелось прижать её к себе, чтобы дрожь её плеч утихла, чтобы она почувствовала себя в безопасности.

Это было странное, оглушающее чувство, в котором гнев за Марину смешивался с щемящей нежностью к ней. Егор ещё не понимал, что это за новое чувство, оно было слишком огромным и безымянным. Просто было, жаркое и властное, заставлявшее сердце биться в непривычном ритме. И в этот миг месть отступила на второй план, уступив место чему-то гораздо более важному — ей…

— Жди здесь! — голос Егора дрогнул не от слабости, а от сдерживаемой ярости. Он метнул в её сторону короткий, обжигающий взгляд — стремительный и полный обещания расправы — и ринулся в чащу. Ещё с дороги Егор успел отметить направление, куда скрылись три мужских силуэта. Для него, привыкшего выслеживать куда более хитрых зверей, не составляло труда пойти по следу грабителей.

Единственное, о чём с досадой думал Егор, продираясь сквозь колючий подлесок, что с ним не было лука. Стрела настигла бы подлецов куда быстрее. Но его кулаков и верного кинжала, висевшего на поясе, тоже хватит, чтобы разобраться с этой шайкой.

Марина, оставшись одна, сделала глубокий вдох. Воздух, пахнущий хвоей и свежей землёй, немного протрезвил её. Она собрала разбросанные вещи и беспомощно опустилась на обочину. Телега, на которой ехал Егор, давно скрылась из виду — возница не пожелал ввязываться в чужие проблемы.

Через время из леса, бесшумно, как тень, вышел Егор. Костяшки на его сжатых кулаках были сбиты в кровь, на рубахе и жилетке проступали яркие капли крови.

Марина, заслышав шаги, вздрогнула и вскочила.

— Егор! Ты цел? Не ранен? — она подбежала к охотнику и, не спрашивая разрешения, принялась с тревогой ощупывать его плечи, руки, ища раны.

Егор дёрнулся от девичьих прикосновений, отшатнувшись на полшага.

— Со мной всё в порядке. Это не моя кровь, — смутился молодой человек, отводя взгляд. Суровое лицо охотника было напряжённым. — Вот, — Егор протянул Марине сумку. — Извини, книги и тетрадь порвались… Один из разбойников почему-то сильно боролся за вещи. Но серебро всё тут, — видя, что Марина зажала рот и побледнела, Егор тут же поспешил пояснить. — Они были живы, когда я их оставил. — Побиты, да. Но живы. Двоих я оглушил, пока они не опомнились, а с третьим… с третьим пришлось повозиться.

Марина расплакалась и, обняв Егора, уткнулась лицом в его плечо.

— Я же… я… деньги свахе… думала всё пропало… и придётся или за старика…. или за пьяницу идти… — невнятно и еле слышно шептала Марина.

Егор остолбенел. Его рука непроизвольно поднялась, чтобы погладить расстроенную девушку по спине, но замерла в воздухе.

— Для чего тебе серебро? — голос его прозвучал хрипло. — Свахе? Но зачем? Выкуп должен платить мужчина…

— Я хочу сама! — выдохнула она, отстраняясь и аккуратно вытирая слёзы рукавом. — Хочу выйти за того, кто мне нравится! А у него… у него нет денег на выкуп…

Сердце Егора сжалось. Сначала недоумение, а потом — тёмная, едкая волна гнева, внезапная и необъяснимая горьким комком подкатила к горлу. Кто этот никчёмный мужлан, который позволил ей одной идти в город, рисковать, копить на свой же выкуп?

— И кто же этот счастливчик, — его голос прозвучал обжигающе-холодно, — за которого ты готова сама платить?

Марина подняла на него свои огромные, полные слёз глаза, и в них не было ни капли сомнения.

— Ты!

Это короткое слово, состоящее из двух букв, прозвучало как выстрел. Егор отшатнулся, будто получив физический удар. Весь его гнев, всё недоумение развеялись в мгновение ока, оставив после себя лишь оглушительный, звенящий вакуум. Он смотрел на неё, не в силах вымолвить ни слова, пытаясь осмыслить услышанное.

— Кто? — наконец, выдавил он, и собственный голос показался ему глупым и чужим.

Егор долго смотрел на Марину отсутствующим взглядом, будто пытаясь прочитать в её чертах ответ на вопрос, который сам себе ещё не сформулировал. Под этим тяжёлым, задумчивым взглядом она опомнилась и поняла, что от шока и нахлынувших чувств выпалила сокровенное не подумав.

— Я не хотела так прямо в лоб, — опустив взгляд, промямлила девушка. И набрав полную грудь воздуха, подумав «сгорел сарай, гори и хата», добавила: — Егор! Ты мне понравился с первого взгляда. Ты самый симпатичный мужчина в деревне. Ничего, что у тебя нет денег на выкуп. Ой, не то. Возможно, я тебе хоть немного нравлюсь? — Марина, признаваясь, краснела и боялась поднять взгляд. Но ей нужно было расставить все точки над «и», пока Егор молчал, иначе она никогда не решится повторить. — Я работящая, красивая, умная, умею читать и писать. Со мной не пропадёшь. Ёма-ё… Опять не то. То есть, у меня много идей мы сможем жить хорошо… Егор, извини, — совсем тихо добавила она, поймав себя на том, что говорит, как на сельском торге, расхваливая товар. — Я волнуюсь и несу ерунду. Понимаю, что как мужчине тебе трудно принять от женщины деньги на выкуп… Но ты мне нравишься, и я не хочу идти замуж за старика…